70 — события (500-525 из 1629)
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
, расценив информацию как пропоганду.Тотальный геноцид евреев, находившихся на контролируемых Германией территориях, должен был, по замыслу нацистского руководства, осуществляться в глубокой тайне. Прежде всего чтобы не вспугнуть до времени потенциальных жертв, не вызвать паники, попыток бегства или сопротивления. Во-вторых, чтобы не всполошить общественность зарубежных государств, не дать поводов для протестов и антигерманской пропаганды. В-третьих, чтобы не вызвать -нежелательной реакции- среди немецкого населения. Наконец, секретность диктовалась стремлением организаторов и исполнителей избежать личной ответственности.В целях предотвращения УТЕЧЕК была разработана и проведена в жизнь особая система мер, в значительной степени доказавшая свою эффективность.Евреи долго не представляли себе всей трагичности ситуации, в которой они оказались, не понимали, что речь идет не о преследованиях и погромах, как уже не раз бывало в истории, а о чем-то неизмеримо худшем. Так, например, Норберт Вальхайм, один из руководителей молодежных организации Германии, рассказывал в 1979 году Лакёру, что о существовании лагерей смерти он не слышал вплоть до того дня, когда в марте 1943 года вместе со своей семьей был выгружен с поезда в Освенциме. В теплушках по дороге в лагеря смерти немецкие евреи продолжали цепляться за официальную версию -переселения на Восток- с целью -трудового использования (Arbeitseinsatz)-.Неосведомленность жертв подчас поражала самих палачей. Так, в оперативной сводке шефа полиции безопасности от 5 января 1942 года указывалось, что прибывшие из рейха в гетто Минска, Риги и Лодзи люди -находились в заблуждении относительно своего будущего и рассматривали себя как пионеров, которые должны быть полезными при колонизации Востока-. Они верили в обещания о том, что после войны вернутся в свои дома. Отправляясь в душегубки, немецкие евреи надевали выходные костюмы и пропускали женщин вперед.Французские евреи в пересыльном лагере в Дранси не представляли себе судьбы депортируемых. Голландские евреи не слышали о лагерях смерти. В ПРИВИЛЕГИРОВАННОМ гетто Терезина почти никто не знал о происходившем в Освенциме, куда периодически отправляли транспорты. Так же обстояло дело с польскими и советскими евреями. В одном из донесений айнзатцгрупп (оперативные соединения СД и полиции безопасности) от 3 ноября 1941 года отмечалось: -Собранные 30 тыс. евреев вплоть до самой экзекуции… верили в предстоящее переселение-.Конечно, со временем отрывочная информация о том, что происходит в действительности, становилась достоянием все большего числа людей. Но слышать о чем-то и верить услышанному – разные вещи. Евреи, обреченные на смерть в газовых камерах, долго не хотели верить доходившей до них информации. Не верили передачам Би-би-си (их считали антигерманской пропагандой типа рассказов о ЗВЕРСТВАХ ВРАГА, которые распространяли обе воюющие стороны во время первой мировой войны). Не верили предупреждениям друзей-неевреев, рассказам беженцев из других стран. Не верили подчас даже людям, чудом спасшимся из расстрельных рвов или лагерей. В лучшем случае их рассказы считали чудовищными преувеличениями, фантазиями душевно травмированных от пережитого людей. Зачастую их обвиняли в дезинформации и паникерстве.Евреи Германии и Австрии допускали, что немцы способны на любую жестокость по отношению к евреям ВОСТОЧНЫМ – русским и польским, но вряд ли по отношению к -людям своего культурного круга-. Французские, бельгийские, голландские евреи были убеждены, что нацисты ненавидят главным образом собственных, немецких евреев и совсем не обязательно питают такие же чувства к евреям других стран, с которыми до тех пор непосредственно не сталкивались. Польские евреи надеялись, что массовые убийства будут ограничены территорией СССР, где гитлеровцы сводят счеты с ЕВРЕЙСКИМ БОЛЬШЕВИЗМОМ. Когда аналогичные акции начали проводиться в Польше, они предпочитали думать, что речь идет о самоуправных действиях местных комендантов. И даже после того, как почти все МАЛЫЕ гетто были ликвидированы, преобладало мнение, что уничтожить сотни тысяч людей в Варшаве не решатся. В итоге, когда большинство европейских евреев были уже мертвы, надежда, что произошедшее ТАМ, в других местах, здесь, У НАС, не случится, все еще одерживала верх. Отторжение реальности, не укладывающейся в привычную картину мира – особенно если речь идет о фактах, вселяющих ужас и таящих в себе непосредственную угрозу, стремление бежать от нее коренится, видимо, в самой природе человека (Ларошфуко писал: -Человек не может пристально смотреть в лицо ни солнцу, ни смерти-). Это – нормальная защитная реакция психики.Колебания потенциальных жертв между незнанием, знанием и нежеланием верить иллюстрирует следующий случай. Еврейка из Штутгарта обратилась к адвокату (тоже еврею), выполнявшему функции посредника между еврейской общиной и гестапо, с просьбой составить для нее прошение о возвращении из Освенцима ее престарелой матери. Адвокат, будучи, видимо, лучше информирован, ответил: -Ходатайство вы, конечно, можете подать, но мать вашу вы никогда больше не увидите. Освенцим – это лагерь уничтожения-. И все же, когда пару месяцев спустя пришло стандартное уведомление о смерти ее матери -от флегмоны и сепсиса-, дочь сочла указанные причины ВОЗМОЖНЫМИ. -Что такое Освенцим и как погибла наша мать, мы узнали лишь после 1945 года-.Возникает естественный вопрос: что было бы, если бы потенциальные жертвы лучше представляли себе уготованную им судьбу? Любой ответ имеет, конечно, гипотетический характер. Лакёр полагает, что в этом случае бoльшее число людей были бы склонны к сопротивлению, бегству, уходу в подполье. И хотя большинство наверняка погибло бы, но в целом жертв было бы меньше. Важно и другое: еврейское движение Сопротивления могло быть более эффективным, и нацистам был бы нанесен больший ущерб.Что касается международной общественности, реакции которой опасались нацисты, то и она долгое время не принимала информацию, поступавшую из оккупированной Европы. Это относилось, увы, и к правительствам стран антигитлеровской коалиции. Конечно, их позиция объяснялась в первую голову политико-стратегическими соображениями – нежеланием отвлекаться на ВТОРОСТЕПЕННЫЕ для хода и результатов войны вопросы и лить воду на мельницу нацистской пропаганды, утверждавшей, что война ведется союзниками -в интересах евреев- (последнее диктовалось и оглядкой на распространенные в собственных тылах, особенно в Соединенных Штатах Америки, антиеврейские настроения). Но нельзя не учитывать и то, что сообщения о тотальном геноциде не укладывались в привычные для западного человека представления о ведении войны. Информация не соответствовала и распространенному представлению о немцах как народе ЦИВИЛИЗОВАННОМ и КУЛЬТУРНОМ. Поэтому, например, в английских правительственных кругах долгое время не хотели верить поступавшим из Польши (от командования подпольной Армии Крайовой и делегатуры польского эмигрантского правительства в Лондоне) сообщениям об истреблении евреев в газовых камерах. В Министерстве иностранных дел, Министерстве информации, спецслужбах считали информацию ненадежной, преувеличенной, -пропагандой со стороны страдающего народа-. По указанной причине польское эмигрантское правительство с середины 1942 года стало даже занижать данные о числе жертв, поступавшие к нему от представителей подполья.И в американских правительственных кругах (Госдепартаменте, Министерстве обороны и пр.) расценивали сообщения о массовом уничтожении евреев в Европе как ПРЕУВЕЛИЧЕННЫЕ и ПРОДУКТЫ ФАНТАЗИИ. Главный обвинитель от США на Нюрнбергском процессе Р.Х. Джексон в 1946 году признал: -Я был одним из тех, кто в течение этой войны подозрительно и скептически выслушивал большинство рассказов о самых ужасающих зверствах-.Эта реакция вполне совпадала с умонастроением ЧЕЛОВЕКА С УЛИЦЫ. По данным опроса общественного мнения, проведенного в начале 1943 года, более половины американцев не верило, что немцы умышленно умерщвляют евреев. Другой опрос, через полтора с лишним года, показал: большинство американцев считают, что убито не более 100 тыс. человек.О чем говорить, если и после войны многие американцы не хотели верить рассказам вернувшихся из Европы солдат и офицеров о том, что те видели в освобожденных ими немецких лагерях. Так же было и в Англии – сотрудники Министерства иностранных дел, например, не поверили руководителю Комитета британских спецслужб лорду Кавендишу-Бентинку, когда тот, выступая перед ними в конце 1945 года, сообщил, что в нацистских лагерях убиты миллионы людей.Не составляли исключения и еврейские организации и учреждения. Их руководители долгое время отказывались верить информации о происходившем на территориях Польши и Советского Союза даже от собственных представителей. Они считали ее -неоправданно пессимистичной- и вредной, порождающей уныние и отчаяние. Характерный пример: когда в июне 1944 года секретарь сальвадорского консульства в Берне Жорж Мантелло (Георг Мандель) представил собранию швейцарских раввинов показания четырех беглецов из Освенцима и отчет о судьбе депортированных венгерских евреев, документы вызвали не только шок, но и, по крайней мере на первых порах, нежелание верить.Руководство Еврейского агентства для Палестины, в том числе Бен-Гурион и председатель Комитета по спасению евреев Европы Ицхак Гринбаум, тоже сомневалось в правдивости сообщений о массовых убийствах (-какие-то несчастья, вероятно, имели место, но число жертв преувеличено безмерно-). Еврейская пресса в Эрец Исроэл выступала против -распространителей слухов-, упрекая информационные агентства и корреспондентов в том, что те -соревнуются в передаче ужасающих историй и леденящих сердце подробностей-. Даже печатая -тревожные сообщения-, редакторы газет дистанцировались от них. Только после прибытия в ноябре 1942 года группы репатриантов из 78 человек, в том числе 69 жителей Эрец Исроэл, настроение изменилось. Рассказы очевидцев убедили наконец руководство ишува в реальности геноцида, однако и после этого оно сомневалось в возможности убедить в этом американское еврейство.Подчас отказывались верить и немецкие евреи-эмигранты, еле успевшие унести ноги от нацистов и, казалось, не имевшие на их счет никаких иллюзий. Так, например, Ханна Арендт вспоминала: -Мой муж и я, собственно, всегда считали, что эта банда способна на все. Однако в такое (т. е. в тотальный геноцид) мы не верили, в том числе и потому, что это противоречило всем военным надобностям и потребностям… Да, это был шок… как будто перед нами открылась бездна… Тут произошло нечто, к чему мы не были готовы-.И, наконец, о реакции населения рейха. Большинство немцев, как известно, одобрительно или равнодушно отнеслись к вытеснению евреев из немецкого общества, тем более что многие получили за их счет личные выгоды. Безучастно наблюдали они и за депортацией, не интересуясь дальнейшей судьбой этих людей – в годы войны у каждого хватало своих забот, тревог и горестей. Многие полагали, что на Востоке депортированные пребывают в трудовых лагерях – в условиях, конечно, худших, нежели в Германии, но зато, по крайней мере, не страдая от бомбежек.Постепенно, однако, стали просачиваться слухи о массовых расстрелах – их свидетелями, а то и участниками становились многие военнослужащие. Но полное уничтожение, осуществляемое индустриальными методами в специально созданных лагерях, оставалось пока тайной за семью печатями почти для всех, кроме непосредственно в нем задействованных. Причем, что следует подчеркнуть, независимо от взглядов, которых тот или иной немец придерживался. Психолог Михаэль Мюллер-Клаудиус осенью 1942 года в косвенной форме прозондировал отношение 61 старого члена НСДАП к ЕВРЕЙСКОМУ ВОПРОСУ (-что же нам все-таки делать с ним-). Две трети собеседников (42 человека) не пожелали говорить на эту тему, 13 высказались за создание для евреев собственного государства, 3 открыто поддержали право на уничтожение -чуждых рас-, 3, напротив, осудили политику режима. Но – -в осуществление на деле права на расово мотивированное уничтожение, которое уже идет, очевидным образом не верил ни один из опрошенных-.Даже люди антинацистски настроенные отказывались, например, верить в существование газовых камер. Журналистка Урсула фон Кардорф, которая с конца 1942 года заносила в дневник слухи об ИСТРЕБЛЕНИИ евреев, прочитав в декабре 1944 года в одной из швейцарских газет описание этих камер и крематориев, воскликнула: -Этого просто не может быть; столь зверски не могут действовать самые жестокие фанатики-.Во многих случаях немцы не желали верить даже свидетельствам очевидцев. Адольф Диамант из Франкфурта-на-Майне недавно вспомнил в газете Юдише Альгемайне: когда в мае 1945 года, после пребывание в лодзинском гетто и Освенциме, он вернулся в родной Хемниц и обратился за медпомощью в местную больницу, его рассказ о пережитом был встречен там с явным недоверием. Врач осведомился, не был ли он когда-либо засыпан развалинами и не имел ли каких-то иных травм головы. -Я понял, что они считают меня сумасшедшим-.Особенно невыносимо было связывать такую информацию с судьбой родных, друзей, знакомых. Известная антифашистка Рут Андреас-Фридрих занесла в дневник: -Могли ли бы мы жить дальше, если бы осознали, что наша мать или наш брат, наша подруга или возлюбленный далеко от нас в невыносимых страданиях были замучены до смерти?- Люди хотели жить, и не только существовать физически, но жить полной жизнью со всеми ее радостями: смеяться, влюбляться, слушать музыку, писать стихи. А все это было бы невозможно, если не отвлекаться мысленно от того, что происходило вокруг.Если даже порядочные, не лишенные моральных ориентиров немцы временами испытывали желание не видеть и не слышать, гнали от себя мысль о непоправимой вовлеченности своего народа в нечто чудовищное, что уж говорить о тех – а их было гораздо больше – кому это помогало избавиться от чувства ответственности за злодеяния режима, который они активно или пассивно поддерживали.Подводя итоги, повторим: да, представить себе в полном объеме масштабы и способы геноцида было действительно трудно. Ибо он был во всех отношениях явлением неслыханным, беспрецедентным. Известный нидерландский историк Луис де Ионг пишет: -Холокост... превосходил возможности воображения большинства людей… Что… тысячи, миллионы мужчин, женщин, детей, старых и молодых, здоровых и немощных могут быть убиты… индустриально, так сказать, истреблены как вредные насекомые – такое представление выходило за рамки постижимого для человека. Происшедшее было настолько ужасающим, что инстинктивная и вполне естественная реакция большинства людей выражалась словами: Этого не может быть! Патриарх современной немецкой историографии Ганс Моммзен, со своей стороны, добавляет: -Возможно, что -нормальная- реакция на столь неслыханно ужасное… и состоит в вытеснении, в нежелании допустить возможность такого… А профессор Вольфганг Бенц, руководитель берлинского Центра по изучению антисемитизма, считает, что -невероятность сообщений о массовом умерщвлении евреев представляла собой, возможно, даже большее препятствие их распространению, нежели официально предписанное сохранение тайны-. Что касается применявшихся нацистами методов целенаправленной дезинформации, то они, как отмечает Лакёр, сами по себе, без описанных психологических предпосылок, не могли бы привести к такой дезориентации жертв, собственного населения и противника.Нацисты знали и учитывали эту особенность человеческой психики. В одном из докладов, представленных министру по делам оккупированных восточных территорий Розенбергу в 1943 году и сообщавшем об уничтожении 5 тыс. евреев, говорилось: -Представим себе, что случится, если эти события станут известны и будут использованы другой стороной. Скорее всего, распространение информации не имело бы никаких последствий. Люди, услышавшие и прочитавшие про это, просто были бы не готовы во все это поверить-. По свидетельству узников Освенцима, эсэсовские палачи, развлекаясь, бросали своим жертвам: даже если кто-то из вас уцелеет и захочет рассказать об испытанном, никто вам не поверит. Известная фраза чеховского персонажа – этого не может быть, потому что этого не может быть никогда – стала формулой самоуверенного невежества. Со временем, однако, она приобрела и иной оттенок – наивного, чтобы не сказать сильнее, оптимизма. ХХ век – ВЕК-ВОЛКОДАВ – доказал, что все может быть – и всегда. http://www.lechaim.ru/ARHIV/182/mad.htm июнь 2007