Поэт — события (25-50 из 67)
«Начнём с начала, если это для кого-нибудь интересно. История моего рода, до моего появления на свет – область очень мало известная для меня. Подозреваю, что мой прадед или прапрадед был еврей. Деда и отца помню очень мало. Слышал только, что отец мой, надворный советник Яков Семенович Надсон, очень любил пение и музыку, это и я от него унаследовал. Иногда мне кажется, что, сложись иначе обстоятельства моего детства, я был бы музыкантом. Но в целом история моего детства – грустная и темная». Так начиналась автобиография одного из самых известных поэтов России второй половины XIX века Семёна Яковлевича Надсона. Поэта русского, но неизменно включенного во все еврейские энциклопедии.
Он и сам считал себя русским, рос в нееврейском окружении. Более того, находился под опекой юдофобской родни, открыто разжигавшей антисемитскую истерию того времени. Из-за всего этого начало автобиографии выглядит логичным – никакого видимого интереса к своим корням. Тем не менее через год после этой автобиографии Надсон напишет свой поэтический шедевр «Я рос тебе чужим, отверженный народ», навсегда связавший его с еврейством. Позже историк русской и русскоязычной еврейской литературы Василий Львов-Рогачевский называл Надсона «ассимилированным бардом», который «был заражен болью еврейского народа». После стихотворения о евреях Надсон стал писать еженедельные фельетоны с презрением к тем, кто эту боль причиняет. И это окончательно заострит на нем взоры российских антисемитов. В ответ на фельетоны Надсона последовал, по словам того же Львова-Рогачевского, «закамуфлированный журналистский погром, учиненный авторами-юдофобами». Результатом этого погрома стала смерть поэта. Несмотря на то, что Надсон долго болел, ни у кого из современников не вызывал сомнения тот факт, что «добили» Надсона именно скандальные очерки в его адрес. Он умер в 24 года, за восемь дней до 50-й годовщины гибели Александра Сергеевича Пушкина, после чего «дуэльная» метафора канонизировала жизнь и смерть Семена Надсона в литературе.
Будущий поэт родился в Петербурге 26 декабря 1862 года в семье надворного советника Якова Семёновича Надсона и Антонины Степановны Мамонтовой. Год спустя семья переехала в Киев, где отец Семена умер. Мальчику на тот момент едва исполнилось два года. Проведя несколько лет в Киеве и сменив несколько пристанищ, мать, содержавшая двоих детей, привезла их в Петербург, где ее старшие братья пристроили Семена в приготовительный класс первой классической гимназии. После того как мать повторно вышла замуж, семья вновь возвратилась в Киев. Здесь новый супруг матери Надсона в припадке умопомешательства повесился, и семья вновь осталась без средств к существованию. Последовал очередной переезд в Петербург, где Семена отдали на обучение в военную гимназию. После же смерти матери от чахотки каждого из детей взял на свое попечение один из братьев покойной. О том, как проходило воспитание сироты, можно прочесть в его дневниках. Конечно, не все было очень уж плохо, но дядя и тетя не раз и не два напоминали Семену о его еврействе, не сильно стесняя себя в выражениях. «Когда во мне, ребенке, страдало оскорбленное чувство справедливости, – записал он в дневнике в 1880 году, – и я, один, беззащитный в чужой семье, горько и беспомощно плакал, мне говорили: “Опять начинается жидовская комедия”, – c нечеловеческой жестокостью оскорбляя во мне память отца». Оба брака его матери родственники считали «неудачными», а первый из них, «с каким-то жидовским выкрестом», даже позорным. Они же убеждали Надсона, что «позорное пятно еврейства он сможет смыть только военной службой, что это для него единственный выход...»
Не смея противиться воле своего опекуна, по завершении гимназического курса в 1879 году Надсон поступил в Павловское военное училище, отразив в дневнике: «Мне ненавистны так называемые военные науки». А что касается «позорного пятна», навешенного на него родственниками, то все их старания ожидаемого результата не принесли. После того как по империи прокатилась волна погромов, Надсон не постеснялся признаться в своем еврействе пред лицом завзятого юдофоба, армейского офицера и литератора Ивана Леонтьева-Щеглова. Вот как последний вспоминал об этом: «Услышав от меня антисемитские высказывания, Семен Яковлевич привстал с постели – в то время его уже начинала одолевать чахотка. Бледный, как мертвец, и с лихорадочно горящими глазами он произнес сдавленным голосом: “Вы хотели знать тайну моей жизни? Извольте, я еврей”». После развернувшейся через несколько лет травли поэта Леонтьев-Щеглов неоднократно будет вспоминать этот эпизод. Тогда же шел 1882 год. Год этот ознаменовался важным событием в литературной судьбе Надсона. Писать он начал еще в гимназии и с девяти лет относил свои стихотворения в небольшие издания. Но в 1882-м его пригласили в лучший демократический журнал того времени – «Отечественные записки». В этом журнале Надсон дебютировал «Тремя стихотворениями». Они сразу же привлекли к себе внимание любителей поэзии, а имя молодого поэта с каждой новой публикацией приобретало все большую известность.
На следующий год Надсон, окончив училище, был выпущен подпоручиком в Каспийский полк, стоявший в Кронштадте. Желавший полностью посвятить себя литературной деятельности, Семен добивался освобождения от военной службы. Ему это удалось, правда, причины были весьма печальными: у него открылась туберкулёзная фистула – явление, весьма часто предшествующее самому туберкулёзу. Надсон продолжал печататься в журналах, но состояние здоровья с каждым месяцем лишь ухудшалось. С 1884-го по 1886-й годы он находился в постоянных разъездах между лечебными учреждениями в России и за границей, перенес две операции, был объектом многих врачебных консилиумов. И тем временем выпустил в марте 1885 года свой первый и единственный прижизненный сборник стихотворений, тут же принесший ему шумную славу. Через год за этот сборник Надсон будет удостоен Пушкинской премии.
Тогда же в 1886 году, устроившись в редакцию киевской «Зари», Надсон стал писать критические фельетоны, касавшиеся литературы и журналистики. Особое внимание уделял он порицанию антисемитских высказываний разных поэтов, писателей и журналистов. Последние же стали называть его «иудейским органом печати» – особенно после опубликованного Семеном в 1885 году стихотворения:
Я рос тебе чужим, отверженный народ, И не тебе я пел в минуты вдохновенья. Твоих преданий мир, твоей печали гнёт Мне чужд, как и твои ученья.
И если б ты, как встарь, был счастлив и силён, И если б не был ты унижен целым светом – Иным стремлением согрет и увлечён, Я б не пришёл к тебе с приветом.
Но в наши дни, когда под бременем скорбей Ты гнёшь чело своё и тщетно ждёшь спасенья, В те дни, когда одно название «еврей» В устах толпы звучит как символ отверженья,
Когда твои враги, как стая жадных псов, На части рвут тебя, ругаясь над тобою, – Дай скромно встать и мне в ряды твоих бойцов, Народ, обиженный судьбою.
Одним из самых рьяных представителей «стаи жадных псов» оказался сотрудник газеты «Новое время», поэт-сатирик, публицист и критик Виктор Буренин, начавший травлю тяжелобольного поэта. Хотя Буренин был вовсе не одинок. Так, к примеру, малоизвестный киевский поэт Бердяев, печатавшийся под псевдонимом Аспид, написал антисемитский пародийный эпос «Надсониада», в котором высмеивал Надсона и редакцию «Зари», где он печатался:
Раз в неделю киевлянам Преподносит он статейки, Где в «идеи» раздувает С помпой чахлые «идейки»… Оживить редактор хочет Иудейский орган этим; Но, увы! Мы кроме скуки, Ничего в нем не заметим.
А после выраженного редакцией «Зари» возмущения поэма и вовсе была растиражирована отдельной брошюрой, на первой странице которой было написано: «…появилась на столбцах “Зари” площадная брань по поводу “Надсониады”: радуемся, что сумели задеть за живое беззастенчивых наемников киевского жидовского кагала…» Но все же первым выстрелом словесной дуэли принято считать публикации Буренина – в одной из первых статей, посвященных Надсону, он обозвал его «мнимо недугующим паразитом, представляющимся больным, умирающим, чтобы жить на счет частной благотворительности». Буренин намекал на то, что Надсон занял в Литфонде 500 рублей, чтобы оплатить расходы на поездку в Европу в 1884 и 1885 годах. Но, во-первых, Надсон не симулировал болезнь, а во-вторых, полностью вернул долг из своих гонораров, полученных от продажи многочисленных изданий единственного сборника стихотворений. Надсон даже завещал Литфонду авторские права на этот сборник, что позже станет крупнейшим источником доходов этой организации. Затем Буренин на примере Надсона охарактеризовал «стихотворцев-евреев» как «поставщиков рифмованной риторики», которые «смело воображают, что они крупные поэты, и считают своим долгом представиться перед взором читателей со всякими пустяками, которые выходят из-под их плодовитых перьев». В следующей статье, продолжая свою теорию о еврейских поэтах опять же на примере Надсона, он объявил Семена «наиболее выразительным представителем» «куриного пессимизма»: «Маленький поэтик, сидящий на насесте в маленьком курятнике, вдруг проникается фантазией, что этот курятник представляет “весь мир”». В последней из статей против Надсона бесстыдство Буренина и вовсе не знало границ. Объектом нападок стала бескорыстно ухаживавшая за Семеном в послеоперационный период Мария Валентиновна Ватсон, редактор почти всех его работ. Заботу «миссис Ватсон» Буренин назвал «лживым прикрытием истерической похоти». В этой его сатире Надсон был выведен под видом «еврейского рифмоплета Чижика, чью животную страсть удовлетворяет грубая перезрелая матрона». Друзья советовали Надсону перестать читать все эти фельетоны, после каждого из которых ему становилось только хуже. Писать в ответ он был уже не в состоянии: руку охватил паралич. Но вдруг, находясь в Ялте, засобирался в Петербург. Он жаждал встретиться с клеветником и сразиться с ним на дуэли. Его еле отговорили.
Врач Надсона уже после смерти поэта написал открытое письмо, в котором утверждал, что смертельный удар по нервной системе Надсона был нанесен статьей Буренина от 12 декабря 1886 года, после которой «…он впал в необычайное раздражение, страшно волновался, говорил: “это уж слишком гнусно, этого оставить так нельзя”, и хотел тотчас же ехать в Петербург… Я уверен, что умерший безвременно Надсон, несмотря на безнадежность болезни, мог бы прожить, по меньшей мере, до весны или даже осени, если бы вышеупомянутый фельетон г. Буренина не был напечатан».По словам врача, «Надсон испытал «туберкулезное воспаление мозга»: «Самая тяжелая, самая мучительная форма смерти. И несчастному поэту пришлось испить чашу страданий до дна. В бессознательном состоянии, в беспокойном бреду умиравший делал рукой угрожающие движения, и с уст его иногда срывалась фамилия обидчика». Семен Яковлевич Надсон умер в муках 19 января 1887 года. После его смерти споры о связи гибели Пушкина на дуэли и смерти Надсона от злых языков не утихали еще десятилетия. Да, одного убила пуля, второй скончался от болезни, но в смерти обоих клевета и оскорбления играли важную роль. Известнейшие русские писатели говорили о метафорической дуэли Надсона со своими обидчиками. Буренин же то старался реабилитироваться, то насмехался над обвинениями общественности, что это он «добил» поэта. источник
Метки:
Метки:
- поэт (по другим сведениям он родился 9 января).Хаим-Нахман Бялик (1873 -1934 гг.) Замечательный еврейский поэт, прозаик и публицист, один из первых еврейских авторов новой эпохи, создававших свои произведения на иврите, Хаим-Нахман Бялик родился 9 ноября 1873 года (1 кислева 5634-го - по еврейскому календарю) в местечке Рады Волынской губернии, неподалеку от Житомира (ныне здесь нет жилых домов, вместо них сиротливо стоит сторожка железнодорожного полустанка). Безрадостным было детство Хаима-Нахмана. Его отец, корчмарь, не имел удачи в делах - семья бедствовала. Не выдержав жизненных тягот, в 1880 году он скончался. Мать, овдовев, отдала семилетнего сына на воспитание деду - Яакову-Мойше. Позднее о своем детстве Хаим-Нахман напишет: Я рос одиноко, и в детстве безлюдном Любил притаиться, уйти в тишину; В душе моей жажда о светлом и чудном Шумела, бродила, подобно вину... Друзей было много: и пташка, и мошка, И куст, и березка, и кучка грибов, Луна, что стыдливо сияет в окошко... (перевод В. Жаботинского) В доме деда Хаим-Нахман прожил без малого десять лет. В семье Яакова-Мойше соблюдали законы еврейской традиции. Сам Яаков слыл в округе талмудистом и сумел привить внуку любовь к Торе. Учился Хаим-Нахман в знаменитой Воложинской иешиве. С годами, в юношеском возрасте, Бялик увлекся просветительскими идеями и в результате отдалился от соблюдения заповедей. Это стало трагедией всей его жизни. Будучи зрелым человеком, в одном из своих писем он написал: Я понимал, что, уходя от Торы, теряю будущий мир, но не понимал тогда, что теряю также и мир настоящий. Литературные способности проявились в нем еще в раннем возрасте, и в 17 лет он писал вполне профессиональные стихи. Его юношеские устремления не вмещаются в тесный мир малороссийской провинции. В 19 лет он едет в Одессу - город, который в конце 19-го века по праву считался достаточно крупным центром еврейской культуры. Здесь ему везет на знакомства, появляются друзья и наставники. Здесь, в Одессе, формируются его взгляды на жизнь и литературу. Он приобретает известность как знаток иврита (годы обучения в иешиве, влияние деда не прошли даром) и как поэт - опубликовано одно из его стихотворений (Эл а-ципор - К птице). Удача сопутствует Хаиму-Нахману, перед ним открываются заманчивые перспективы. Но его восхождение внезапно прерывается известием о смерти деда, к которому он испытывал чувство глубокой привязанности. Хаим-Нахман едет в родные края и возвращается в Одессу лишь через четыре года. Но теперь жизнь, будущее видятся ему иначе - он повзрослел, приобрел жизненный опыт. Постепенно Бялик становится заметной фигурой в движении еврейского литературного возрождения. В 1902 году выходит в свет первый сборник его стихов. В 1903 году евреи Кишинева становятся жертвами невероятного по своей жестокости погрома. Бялик выезжает на место скорбных событий. Ощущения, которые он испытал, увидев страшные картины гибели соплеменников, он передал во впечатляющих по эмоциональному накалу и документальной точности произведениях. Сначала им написано стихотворение Аль а-шехита (О резне), позднее - Сказание о погроме. Эти стихи облетели всю Россию… В 1908 году выходит полное собрание его произведений, в котором он выступает и как поэт-лирик (поэма Сияние, 1901; поэтическая зарисовка Пруд, 1904 и т.д.) и как поэт-публицист. Его поэтическая публицистика наполнена горечью. Бялик скорбит о духовной деградации своего народа, выразительно описывает его страдания, гневно обличает рабскую психологию и пассивность евреев, смирившихся со своим положением, надеется на духовное возрождение. Многие литературные произведения Хаима-Нахмана Бялика связаны с сионистским движением. Он полон сил и творческой энергии. Пишет статьи и рассказы, работает над составлением сборника еврейских народных легенд, переводит на иврит Дон-Кихота Сервантеса и произведения Шиллера, вместе с единомышленниками создает в Одессе еврейское учебно-педагогическое издательство Мория. Но наступает момент, когда Бялик осознает, что у ивритской культуры в советской стране нет будущего. Им овладевает стремление уехать на историческую родину. Это стремление проявлялось и в его раннем творчестве. В его юношеских произведениях звучал мотив, роднящий еврейского поэта 20-го столетия с его великим средневековым предшественником Иегудой а-Леви. В нем, как и в а-Леви, сначала непроизвольно, потом осмысленно пробуждается ностальгическая тоска по Эрец Исраэль. В начале своего поэтического пути он писал: Как нищий, стою перед нивой, могучей, веселой, богатой, И мучусь своей нищетою, и сердце так шепчет упорно: Не я вас, колосья, взлелеял, не я в вашем поле оратай, Не я эти зерна посеял, не мне и собрать ваши зерна. И все ж я люблю тебя, нива, и в сердце, тобою согретом, Мне вспомнились пахари-братья на нивах моей Палестины. Быть может, вот в это мгновенье они отвечают приветом На мой молчаливый, но страстный привет из далекой чужбины. (перевод В. Жаботинского) Теперь, в зрелом возрасте, эта тоска обретает реальные очертания… В 1921 году Бялик, вместе с несколькими другими еврейскими писателями одесского литературного кружка, в порядке исключения получает разрешение на выезд из советского государства. Он уезжает в Берлин, а в 1924 году перебирается в так называемую Палестину и поселяется в Тель-Авиве. Здесь он принимает активнейшее участие в жизни нового ишува - сионистского населения страны, присоединившись к сообществу, сформировавшемуся вокруг рава Кука, в тот период - главного раввина общины Израиля, который, также как Хаим-Нахман Бялик в свое время учился в Воложинской иешиве. В 1926 году в США Бялику присуждают почетную степень Еврейского института религии. В Израиле Хаим-Нахман Бялик стал одним из первых поэтов, писавших на иврите. По его глубокому убеждению, изучение и возрождение литературы на иврите было неотъемлемой частью сионистского движения. Он мечтал о создании современной, но вместе с тем - связанной с еврейской традицией, культуры на иврите. Воспроизведем отрывок из речи, которую он произнес на церемонии открытия Еврейского университета в Иерусалиме: Эти молодые люди умеют возвысить простой и тяжелый физический труд до уровня веры, до уровня святыни. Наш долг - зажечь и поддерживать священное пламя в стенах здания, которое открывается сегодня на горе Цофим. Пусть молодые люди воздвигнут небесный Иерусалим, всемирный Иерусалим! Всегда, в течение всей своей жизни, Бялик выступал против ассимиляции евреев в чуждом еврейству обществе. В предисловии к книге о художнике Л.Пастернаке (Берлин, 1924) он написал: Душа их была отрезана от своего народа... Единственная дань, которую они отдали своему народу, это - несколько капель крови при обрезании, после рождения, и холодный труп - в могиле на еврейском кладбище после смерти. Все остальное, все, что - между этим: свет их жизни, мощь молодости, избыток духа и изобилие силы, крик души и биения сердца - все сокровенное и дорогое, накопившееся в их крови силой поколений и заслугами предков, все это они добровольно принесли в жертву чужим богам. Хаим-Нахман Бялик умер 4 июля 1934 года (21-го тамуза 5694-го - по еврейскому летоисчислению), во время своей поездки из Эрец Исраэль в Австрию
Метки:
(19 ава 5635) Родился Шаул Черниховский - ивритский поэт.Подробнее о людях августа см. Блог рубрика "Имена".
Метки:
Метки:
Метки:
(3 Кислева 5642) В Сербии родился Яков Фишман - израильский ивристкий поэт, перводчик, редактор журнала для молодёжи "Родина". Умер 18 мая 1958 года.Подробнее о людях ноября см. Блог рубрика "Имена".
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
(15 Тишри 5649) Родилась Элишева (Елизавета Ивановна Жиркова) - ивритская поэтесса. Происходила из Рязани, семьи священника. В гимназии благодаря подруге - еврейке познакомилась сначала с языком идиш потом с ивритом. В 1921 вышла замуж за сиониста С. Быховского. Будучи издателем, он и издавал стихи жены.В 1925 семья переехала В Эрец-Исраэль. Елизавета Ивановна, принявшая имя Элишева, но не ставшая еврейкой и не поменявшая веру, писала стихи, выступала на литературных вечерах, пользовалась известностью. Но в 1932 году умер муж, экономическое положение вдовы пошатнулось, она должна была выплачивать многочисленные долги, переехала с дочерью в беднейший район Тель-Авива, всеми забытая, зарабатывала прачкой. Умерла в 1949 году.Подробнее о людях cентября см. Блог рубрика "Имена".
Метки:
(27 Кислева 5649) Родился Х. Лейвик (настоящее имя Лейвик Хальперн) - поэт и драматург. Писал на идиш.Подробнее о людях декабря см. Блог рубрика "Имена".
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
(10 Кислева 5658) Родился Шмуэль Галкин - поэт на идиш. В 1949 г. был арестован, как и другие деятели еврейской культуры, но вследствие инфаркта попал в тюремную больницу и таким образом избежал расстрела. Был освобожден в 1955 г., а затем реабилитирован. Галкину принадлежат переводы на идиш стихов Пушкина, Есенина, Блока, Маяковского, трагедии Шекспира. Наиболее полный сборник его произведений в переводе на русский язык «Стихи. Баллады. Драмы» издан в 1958 г.Подробнее о людях декабря см. Блог рубрика "Имена".
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
- израильская поэтесса. Умерла 18 сентября 1950 года в кибуце Гват.родилась в 1908 году в городе Щучин, расположенном на территории современной Гродненской области Белоруссии. Отец Фани был учителем иврита, он сам обучил дочь этому языку. С раннего детства она читала на иврите – повести Переца Смоленскина и Мордехая Файерберга, стихи Йегуды-Лейба Гордона и Хаима-Нахмана Бялика. С началом Первой мировой войны семья Бергштейн перебралась из прифронтовой зоны на восток – в Донбасс, в город Славянск. Там Фаня пошла в русскую школу и вскоре начала читать книги по-русски. Из Славянска семья Бергштейн перебралась в Сумы, где их и застала Октябрьская революция. В России началась гражданская война, по городам и местечкам бывшей черты оседлости прокатилась волна жестоких погромов. Родители Фани решили вернуться во вновь обретшую независимость Польшу. Они поселились в городе Августов.
Там Фаня окончила гимназию и присоединилась к сионистскому движению «Ха-Халуц». Ей было 18 лет, она была полна сил и мечтала о скором переезде в кибуц в Эрец-Исраэль. Но год спустя выяснилось, что Фаня страдает от сердечной недостаточности. Врачи запретили ей заниматься активной физической деятельностью, и это едва не поставило крест на мечте девушке о жизни в кибуце. Тем не менее от своего решения перебраться в Эрец-Исраэль она не отказалась. Фаня была уверена в том, что работа в кибуце для нее найдется в любом случае. Кроме того, она уже начала писать стихи и надеялась, что это тоже поможет ей заработать на хлеб. Свой первый гонорар юная поэтесса получила в 1926 году – за стихотворение «Моя мечта», опубликованное в варшавской газете «Хайнт». После этого ее стихи и статьи стали охотно печатать в еженедельнике «Ха-Халуц» – издании движения, к которому она принадлежала.
В 1930 году Фаня со своим спутником Аароном Вайнером, впоследствии изменившим фамилию на Исраэли, приехала в Палестину. Молодая пара поселились к кибуце Гват на севере страны. Врачи считали, что Фане не стоит иметь детей, так как роды при ее заболевании означали серьезный риск. Но желание иметь ребенка пересилило все опасения. В 1934 году у Фани и Аарона родился сын Гершон. После этого болезнь Фани обострилась. Она была вынуждена все время находилась в кибуце, практически никуда не выходя из дома. Фаня писала стихи, а на жизнь для своей семьи зарабатывала, будучи портнихой, – примерно так она и представляла свое будущее в Эрец-Исраэль.
Первая книга Фани Бергштейн вышла в свет только через 15 лет после ее приезда в Палестину. Это был рассказ «Золотые утки Дани». В том же 1945 году был напечатан и ее первых стихотворный сборник. Книги принесли Бергштейн успех и популярность. С 1947 по 1949 год ее новые сборники выходили в свет ежегодно. В 1950 году Фаня Бергштейн скончалась от сердечной недостаточности. Ей было всего 42 года. Одной из ее последних работ стал перевод стихотворения поэта Самуила Маршака «Почтальон». В отличие от уже существовавшей версии этого стихотворения на иврите Бергштейн сумела сохранить ритм строк «Это он, это он, ленинградский почтальон» и была этим очень горда. «Почтальон» в переводе Фани Бергштейн вышел в свет уже после ее смерти. источник