1896 — события (0-23 из 23)
Метки:
Метки:
Метки:
- советский учёный-историк. Умер 5 апреля 1991 годаУ Бабеля есть рассказ КАРЛ-ЯНКЕЛЬ. Один из персонажей этого рассказа, Семен Брутман ушел, в возглавляемую Примаковым дивизию червонного казачества. Там он стал командиром полка. И, как пишет Бабель: - С него и еще с нескольких местечковых юношей началась эта неожиданная порода еврейских рубак, наездников и партизан-. Историк, Исаак Израилевич Минц, академик, Герой Соц. труда, лауреат двух Сталинских и Ленинской премии, и прочее, прочее; из их числа. Некоторые представители исторической науки независимой Украины относятся к этой метаморфозе более чем насторожено. Дивизию червонного казачества именуют интернациональной бандой. И возмущенно вопрошают. Мол, что это за казаки такие? Если -начальником штаба у этих КАЗАКОВ был С. Туровский, оперативную часть штаба возглавлял А. Шильман, комиссаром 2-й дивизии был Гринберг, редактором дивизионной газеты - С. Дэвидсон…-. В числе, так сказать, посягнувших на высокое звание, и незаконно его присвоивших, назван и начальник политотдела корпуса Исаак Минц. Представляя Минца гостям, академик Тарле как-то пошутил: - А это наш академик Минц, бывший гусар. При этом, как говорят, Минц криво улыбнулся. То ли уловил насмешку. То ли упоминания о кавалерийском прошлом Минцу изрядно надоели. Не вязались с его нынешним академическим имиджем. Не укладывались в него. Исаак Израилевич Минц родился в селе Кринички, тогдашней Екатеринославской губернии. Его отец был служащим. Так написано в справочных изданиях. Что стоит за обтекаемой формулировкой, сказать трудно. В те годы это определяло общественный статус человека, его происхождение - ИЗ СЛУЖАЩИХ. Учился в хедере. Затем, в городских училищах Верхнеднепровска и Екатеринослава. По одной из версий Минц окончил Верхнеднепровскую мужскую гимназию. Во время учебы увлекся политикой. Участвовал в работе каких-то социал-демократических кружков. В апреле 1917 года Минц окончательно определился в выборе революционного пути. Вступил в РСДРП (б). В 1919 году молодого перспективного партийца направили в армию. Его назначили начальником политотдела 1-го конного корпуса червонного казачества. С 1920 по 1922 год Минц неуклонно проводил партийную линию в войсках. Следил за тем, чтобы казаки не сошли, точнее не съехали, с правильной дороги. Трудно сказать, что повлияло. Ленинская ли директива - учиться, учиться, учиться. Или неистребимая еврейская тяга к высшему образованию. Но в 1923 году красный казак Исаак Минц поступил в Институт красной же профессуры. Учился Минц без отрыва от службы. На время учебы его пересадили с кавалерийского седла в кабину самолета. На Минца возложили многотрудные и крайне ответственные, в пору раздиравшей молодое советское государство подковерной борьбы, обязанности комиссара Военно-воздушной академии РККА. Минцу повезло с учителями. Во главе Института красной профессуры стоял, крупный русский историк Михаил Николаевич Покровский. Автор Русской истории с древнейших времен (т. 1-5, 1910-13), Русской истории в самом сжатом очерке (ч. 1-2, 1920) и др. Покровский обратил внимание на многообещающего студента. По завершению учебы в 1926 году по рекомендации Покровского Минца назначили заместителем заведующего историческим отделом института. Ещё он возглавил кафедру ленинизма Международной ленинской школы. В 1949 году, когда Минца обвинили в многочисленных извращениях исторической науки. Их, в части своей, связали с тлетворным влиянием его учителя академика Покровского. Очевидно, после смерти Покровского в 1932 году, его тоже в чем-то уличили. Что, в свою очередь, бросало тень на его учеников и последователей. Довольно быстро Минц взошел на вершину преподавательской орбиты. В 1932-49 гг. он заведовал кафедрами истории СССР МИФЛИ, МГУ, ВПШ при ЦК ВКП (б). Карьерному росту, помимо несомненной одаренности и доблестного кавалерийского прошлого, способствовала направленность научных изысканий Минца. Минц входил в авторский коллектив ИСТОРИИ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ. Был ответственным секретарем, а позднее главным редактором этого издания. Замысел принадлежал Горькому. Но Горький, пытался свести все к военным делам. Битвам и сражениям. Сталин же полагал, что главное внимание следует уделить политической составляющей. С нужными, выгодными для него акцентами. Речь шла о том, чтобы переписать историю. И бывший кавалерист с этой задачей неплохо справился. Ещё Минц принимал участие в подготовке Краткого курса истории ВКП (б), Написал по заданию Сталина капитальный труд АРМИЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА. Этот труд предназначался для иностранных читателей. И был опубликован на английском и нескольких других европейских языках. В своих работах Минц энергично разоблачал мировой империализм и внутреннюю контрреволюцию - меньшевиков и эсеров. Интервентов, так сказать, и их активных пособников. Виновников, как было принято считать, в разжигания гражданской войны в России. И в других бедах тоже. Ещё Минц подчеркивал роль Сталина в победах молодого советского государства над его многочисленными врагами. Всячески выпячивал её, несмотря на очевидные исторические факты противоположного содержания. К Минцу, как к общепризнанному знатоку, перипетий гражданской войны и её живописных подробностей, обратился Алексей Толстой, во время работы над трилогией ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ. Минц, то ли с военной, то ли политической, миссией был в штабе Махно во время очередного перемирия с батькой. И он поделился с писателем увиденным. Бог весть, что Минц говорил Толстому. То, что он видел на самом деле или то, что должен был увидеть. Но Махно у Толстого патологический тип, маньяк и изувер. Впрочем, Толстой пользовался и другими источниками. Публикациями определенного толка, и хорошо отредактированными воспоминаниями очевидцев. Как-то Минцу пришлось сидеть рядом с известным антиклерикалом Емельяном Ярославским. Шла XVIII партийная конференция. И Минц сказал: - Какое великое время мы переживаем, Емельян Михайлович! Я ведь каждый день подробно описываю в дневнике, чтобы для потомков сохранились даже мельчайшие детали нашей замечательной эпохи-. Многоопытный Ярославский осадил Минца: - Этот дневник будет главным вещественным доказательством на вашем процессе. Напуганный Минц закопал свой дневник на даче. Потом, когда времена изменились, он выкопал его. Длительное время государство ценило Минца. Ему вручили сначала одну Сталинскую премию. Затем, в 1946 году - другую. В этом же году Минц стал академиком АН СССР. В период борьбы с космополитизмом Минц, неожиданно для себя очутился в ряду тех, с кем восхваляемое им государство рабочих и крестьян и коммунистическая партия, тоже многократно воспетая, начало воевать, что называется, не на жизнь, а на смерть. На завершившимся 16 марта 1949 года объединенном заседании кафедр истории СССР, всеобщей истории и истории международных отношений Академии общественных наук при ЦК КПСС; Минц и ещё несколько историков с подачи представителя ЦК, некоего Ф. Говенченко, выступившего на общем партийном собрании Академии общественных наук с докладом -О задачах борьбы против космополитизма на идеологическом фронте- были названы кучкой безродных космополитов, пытавшейся вести вредную работу на научно-историческом участке идеологического фронта. Минца обвинили - в сколачивании группы историков-евреев, которые принижали роль русского народа и его авангарда - рабочего класса в истории. Многие из зачисленных в эту группу были уволены. Сталин любил бросать в огонь очередной разоблачительной кампании старых, преданных ему приверженцев. На поверженного и уличенного во всех смертных грехах главного советского историографа можно было свалить какие-то перегибы, бросающееся в глаза славословие, неуместные оттенки. Всё то, что нуждалось, если не в переоценке, то в каком-то обновлении и коррекции. Дело было ещё и в том, что Сталин, подминавший под себя историю Гражданской войны, со временем, в значительной степени, потерял к ней интерес. Шла другая война. Были впечатляющие победы. И победы эти, сами по себе, давали Сталину возможность чувствовать себя великим полководцем. Как никак, верховный главнокомандующий В отличие от Гражданской войны, где были другие главнокомандующие. Другие полководцы. Ликвидированные, в большинстве своём. И, тем не менее. Свою лепту внесли коллеги историки. В течение многих лет Минц был, что называется, главным в ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛАВКЕ. От его слова если не всё, то многое зависело. И это, естественно не нравилось. Вызывало разнообразные формы протеста. Национальный, в том числе. Получив команду РАСПНИ ЕГО, недовольные историки бросились выполнять её с неподдельным энтузиазмом. Писатель Юрий Трифонов был дружен с дочерью Минца Леной. В знаменитой повести Ю. Трифонова ДОМ НА НАБЕРЕЖНОЙ, и в одноименном спектакле Ю. Любимова в театре НА ТАГАНКЕ фигурирует профессор Ганчук. В профессоре Ганчуке и его дочери Соне угадываются Исаак Минц и Лена. В отличие от Ганчука, Минц, хоть и был изрядно потрепан, но вышел из переделки относительно благополучно. Минца просто понизили в должности. Назначили заведующим кафедрой истории СССР, куда менее престижного Московского городского педагогического института. За Минцем оставили академическое звание и дачу тоже академическую. В Мозженке. Не вывели из авторского коллектива -Истории гражданской войны-. Это была хорошо приплаченная синекура. Новые тома не выходили. Что не мешало сотрудникам в течение многих лет получать достаточно высокую зарплату. Сталин потерял интерес к изданию. А напомнить ему. Сказать, мол, пора бы прекратить это обременительное для бюджета страны безобразие, естественно, не решались. Какое-то время Минц находился в тени. Не будь событий зимы 1953 года, он остался бы в памяти как фальсификатор истории. Сталинский холуй, по определению непримиримо настроенных к нему оппонентов. И одна из жертв сталинских репрессий. Одна ипостась Минца, разумеется, не снимала другую. Но как-то уравновешивала. Деваться некуда. Но многие видные жертвы режима, прежде чем попасть под каток сталинских чисток, занимались делами далеко не праведными. В январе 1953 года на страницах ПРАВДЫ должно было появиться письмо -Ко всем евреям Советского Союза- за подписью 59 человек - представителей, науки, искусства, литературы, видных военных и известных врачей. В письме говорилось, что -зловещая тень убийц в белых халатах легла на всё еврейское население СССР-. И смыть это -позорное и тяжкое пятно- евреи могут лишь честным и самоотверженным путем, осваивая просторы Восточной Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера. Письмо и содержавшееся в нём обращение предполагалось включить в комплекс мер, на заключительном этапе ДЕЛА ВРАЧЕЙ. Публичной казни фигурантов на центральных площадях Москвы, Ленинграда и ещё нескольких крупных городов Советского Союза. Взрыве, направленного на евреев, народного возмущения. И депортации евреев, как акте государственного милосердия. Академик Минц наряду с другими принимал какое-то участие то ли в написании письма, то ли в его редактировании. Ещё он работал с подписантами. Кому-то объяснял. Кого-то уговаривал. - Они приехали ко мне домой, - вспоминал Эренбург, - академик Минц, бывший генеральный директор ТАСС Хавинсон и ещё один человек. Вопрос о выселении евреев из Москвы и других городов уже решен был Сталиным. Вот тогда Минц и Хавинсон и обратились ко мне. Не знаю, была ли это их инициатива, или им посоветовали НАВЕРХУ так поступить. Они приехали с проектом письма на имя -великого и мудрого вождя товарища Сталина-. Об этом же в воспоминаниях профессора А.С. Иерусалимского, историка, профессора МГУ: - С просьбой подписать письмо на имя Сталина, ко мне явились академик Минц, бывший генеральный директор ТАСС Хавинсон и ещё двое таких же перепуганных людей. Я их выгнал… Минц действительно был перепуган до чрезвычайности. Одно дело фальсифицировать историю. И совсем другое, как-то влиять на её ход. В силу целого ряда, до конца не выясненных причин, письмо не появилось в печати, в намеченные сроки. Ну, а после смерти Сталина в марте 1953 года, осело в одном из секретных архивов. Участие в подготовке письма отразилось на репутации Минца. И без того небезупречной. Карьера же Минца, напротив, пошла в гору. С 1956 по 1986 год Минц работает на кафедре истории АОН при ЦК КПСС. Многие годы сотрудничает с Институтом истории АН СССР. Председательствует, вплоть до 1989 года в Научном совете АН СССР по комплексной проблеме -История Великой Октябрьской социалистической революции-. И, наконец, становится членом авторского коллектив ИСТОРИИ КПСС под редакцией Понамарева. Энергично работает над новой антисталинской версией истории партии. Позднее, когда появились другие веяния, Минц, исподволь, пытался в чем-то реабилитировать Сталина. И преуспел в этом. Так или иначе, Минцу удалось восстановить свои позиции, утерянные в 1949 годы. Он вернул себе пост верховного руководителя советской историографии в Академии наук. И с академических высот влиял и, соответственно, определял направление всех изысканий в этой области. Труды Минца, и в этом была их идейная первооснова, соответствовали -требованиям партийности-. Когда же, на протяжении его многолетней научной карьеры, эти требования менялись, Минц тут же изменял подход и оценочные критерии. Говорят, что от Минца пошла, вошедшая в анекдоты, фраза, о взглядах, которые колебались вместе с генеральной линией. Партия и правительство высоко ценили своего историографа. В 1974 году Минцу была присуждена Ленинская премия за трехтомную -Историю Великого Октября-. В 1976 году, очевидно в связи с 80-летием, Минц стал Героем социалистического труда. Минц отвечал партии и правительству взаимностью. Участвовал во всех спущенных сверху кампаниях. В -антисионистской кампании-, в том числе. Сионистам здорово досталось от Минца в 1973 году. В свет вышла книга -Сионизм: теория и практика-. Минц был руководителем авторского коллектива и главным редактором этой книги. Минц дожил до последнего генсека СССР Горбачева. Он умер в Москве 5 апреля 1991 года, в возрасте 95 лет. Но отреагировать на новые веяния, и соответственно прогнуться, уже не смог. Помешали возрастные изменения психики. Маразм, как утверждает один научный сотрудник, решивший было получить от Минца, какие-то сведения касавшиеся старого знакомого Минца академика Тарле. - Лет шесть-семь назад я позвонил ему по пустяшному делу, представился, и мне показалось, что он так и не вспомнил, кто такой Тарле. Маразм был в каждом его слове и телефонном вздохе, я повесил трубку, не договорив, ибо понял, что мне не преодолеть этот маразм. Поразило ли Минца старческое слабоумие, или он притворялся, валял дурака. Бог весть. Во всяком случае, вплоть до 1989 года Минц числился за целым рядом научных учреждений. И даже председательствовал в Научном совете АН СССР по комплексной проблеме -История Великой Октябрьской социалистической революции-.О Минце в эпоху гласности пишут плохо. Другой академик Минц, Александр, известный физик, на вопрос, не родственник ли ему Исаак Минц, презрительно заметил:- Даже не однофамилец! Не захотел, так сказать, быть однофамильцем столь одиозной личности. Один из оппонентов, в числе прочих нелестных характеристик, обозвал Минца старым алкоголиком. Спивались многие. Алкоголизмом страдали и Фаддеев, и Твардовский и Шолохов. Считалось, что водкой они заливали образовавшуюся в душе пропасть. Ужасное несоответствие между тем, что они делали, и тем, что думали о происходящем в действительности. Алкоголизм вещь разрушительная. И едва ли, будь Минц алкоголиком на самом деле, он дожил бы до столь преклонного возраста. Хотя ощущение двойственности своего положение у Минца, несомненно,присутствовало, и старый кавалерист мог бы прибегнуть к испытанному способу. Должность главного историографа страны было и многотрудной и опасной. В силу известных тенденций события прошлых лет находились в постоянном движении. Чего не должно было быть, по определению. Менялась оценка событий. Менялись действующие лица. Вчерашние герои превращались во врагов. И главный историограф страны, как и сапер на минном поле, не имел права на ошибку. В принципе, от главного историографа страны не так уж и много зависело. Должность лишала маневра. Не давала привносить что-то свое. Не в оттенках, разумеется, а в главном. И, будь на месте Минца другой человек, он, как и Минц, не смог бы выйти из круга декларируемых сверху указующих постановлений и основополагающих рекомендаций. Занимался бы с большим или меньшим успехом, тем же. Разумеется, Минц мог бы заняться каким-то другим, не столь политизированным и находящимся под неусыпным контролем властей предержащих, отрезком истории. Рассказывают, что какой-то средневековый историк, дойдя в своем труде до современных ему лет, оставил незаполненными несколько десятков страниц. И на каждой из них многозначительно написал: ВО ИЗБЕЖАНИЕ. Минц не сделал этого. Не смог, или не захотел. И в конечном итоге, поплатился. Его многотомные писания превратились в груду никому не интересного бумажного хлама. Ну, а Минца, как водится, сделали главным ответственным за всё те безобразия, которые творились в отечественной историографии. Разумеется, тем же занималось превеликое множество историков от ученых разного ранга до скромных преподавателей истории в школах. Но Минц как никто другой подходил на роль козла отпущения. Владимир Войнович писал: Деградацией личности и таланта платили за благодеяния советской власти все признанные ею корифеи… К академику Исааку Израилевичу Минцу это относится в полной мере. Валентин Домиль ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ №9 (70) Сентябрь 2006 года www.berkovich-zametki.com
Метки:
Метки:
ТЕОДОР ГЕРЦЛЬ. ЕВРЕЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО. ВСТУПЛЕНИЕ. Политико-экономический взгляд людей, стоящих в центре практической жизни, часто нам мало понятен, и только таким образом можно объяснить, почему евреи верят в свою неспособность и слепо повторяют за антисемитами: «мы же… живем благодаря нашим соседям-земледельцам; если бы их около нас не было, нам пришлось бы голодать». Это один из тех несчастных пунктов, на который указывает наше ослабленное самосознание при своих несправедливых жалобах. как же в самом деле обстоит дело с этими соседями? Насколько указывает старая физиократическая ограниченность, оно покоится на том детском заблуждении, что в деревенской жизни подобные вещи встречаются сплошь и рядом. Мы не так далеки от жизни, чтобы не знать, что мир постоянно меняется благодаря непрекращающимся завоеванием в области знаний и техники. В наше удивительное время всевозможных технических успехов, и духовно неразвитый, умственный бедняк уже может вокруг себя наблюдать своими закрытыми глазами новые владение – плоды предприимчивого духа. Работа без предприимчивости – работа стационарная, работа старая, типическим примером которой является земледелие, остающееся в том же положении, в каком оно находилось много тысячелетий тому назад при наших дедах. Во многих случаях материальное благополучие было осуществлено единственно благодаря предприимчивости. Теперь же чуть ли не стыдятся сознаться в такой банальной истине, но если бы мы все были исключительно предпринимателями, нам не нужно было бы совершенно земледельцев. Нам не указан ряд постоянных владений и мы с каждым днем завоевываем все новые и новые. У нас появились рабы, обладающие сверхъестественной силой, вызвавшие своим появлением в культурном мире смертельную конкуренцию ручному труду, – я говорю о машинах. Правда, нам нужны и работники, чтобы приводить машины в движение, но для этих потребностей у нас достаточно рук, даже слишком много. Только тот осмелится утверждать, что евреи не способны к ручному труду, или не желают им заниматься, кто незнаком с положением их во многих местностях Восточной Европы. Я не хочу в этом сочинении предпринять какую-нибудь защиту евреев, ибо все благоразумное, равно как и все сантиментальное по этому вопросу уже высказано. Теперь недостаточно иметь верные доводы для ума и сердца; слушатель должен быть способен прежде всего понимать сказанное, иначе это будет гласом, вопиющим в пустыне, но если слушатели уже очень далеко ушли вперед, то вся проповедь напрасна. Я верю, что люди могут в жизни успевать, достигая высших ступеней, но думаю, что это удастся только после медленной и отчаянной борьбы. Если бы мы захотели ждать, пока средний класс облагородится, о чем мечтал Лессинг, когда писал своего «Натана Мудрого», то не хватило бы ни нашей жизни, ни жизни наших детей, внуков и правнуков, но тут совсем с другой стороны нам приходит на помощь дух времени. Последнее столетие принесло нам массу ценных открытий, при помощи технических данных, приобретенных трудом, и этот сказочный успех еще не утратил своего значения для человечества. Хотя отдаленность расстояний на земной поверхности уже устранена, однако мы еще страдаем от неудобств, вызываемых теснотой. Не смотря на то, что найдены теперь способы быстро и безопасно плыть на гигантских пароходах по незнакомым дотоле морям и строить надежные железные дороги, привозящие нас к вершине горы, которой мы раньше едва ли могли достигнуть при сильной усталости в ногах; не смотря на то, что нам в настоящее время известно все, что происходило в странах, которые еще не были открыты, когда Европа держала евреев, заключенными в «гетто», и просвещенное время наступило еще столетие тому назад, мы все-таки страдаем и терпим, не находя средств к разрешению еврейского вопроса. Не есть ли это анахронизм? Итак, я думаю, что электрический свет был найден не для того, чтобы повсюду освещать некоторые украшение пышных комнат, а чтобы при его свете могли разрешаться мировые вопросы человечества, из которых одним, и далеко немаловажным, является еврейский. Разрешая его, мы делаем благое дело не только для себя самих, но в для многих других тружеников, обремененных невзгодами жизни. Еврейский вопрос существует, и было бы безумием его не признавать. Это несчастное наследие средних веков, с которым культурным народностям едва удается теперь справиться при всем своем великодушном желании, обнаружившемся в том, что они дали нам эмансипацию, но она не была в состоянии устранить существующего порядка вещей, и еврейский вопрос неминуемо возникает там, где только мы скопляемся в значительном количестве, где же его нет, туда привозят его эмигрирующие евреи. Мы, конечно, стремимся туда, где нас не преследуют, но с нашим появлением наступают и приследования. Это будет продолжаться даже в таких высокопросвещенных странах, как Франция, до тех пор, пока еврейский вопрос не будет политически разрешен. Несчастные евреи ввозят теперь антисемитизм в Англию, как они ввезли его в Америку. Я хотел бы разобрать и уяснить себе антисемитизм, который оказывается слишком запутанным явлением, в рассматриваю его как еврей, но без всякой тени ненависти или страха. Я хотел бы понять, что в антисемитизме – голая насмешка, общая зависть, врожденное предубеждение, религиозная нетерпимость, и что – мнимо-необходимая оборона; считая вместе с тем еврейский вопрос – вопросом социальным и вопросом религиозным, насколько в нем есть мотивы на подобное название, я, чтобы разрешить этот национальный вопрос, нахожу необходимым и предлагаю сделать его мировым вопросом с политическим оттенком, и тогда пусть разрешат его культурные народы. Мы народ своеобразный, народ особый. Мы повсюду вполне честно пытались вступить в сношения с окружающими нас народами, сохраняя только религию наших предков, но нам этого не позволили. Напрасно мы верны и готовы на все, а в некоторых странах даже чрезмерные патриоты; напрасно жертвуем мы им своею кровью и достоянием, подобно нашим согражданам; напрасно трудимся мы, стремясь прославить наши отечества успехами в области изящных искусств и знаний; напрасно трудимся мы, стремясь увеличить их богатства развитием торговли и промышленности, все напрасно. В наших отечествах, в которых мы живем столетия, на нас смотрят, как на чужестранцев, очень часто даже те, родоначальники которых еще не думали о той стране, в которой уже слышались стоны наших предков и за которую проливали свою кровь. Кого считать скорее чужими в стране, может, конечно, решить большинство. Подобный вопрос вообще решает сила, как все вопросы, возникающие при массовых народных сношениях. Я же ни во что не ставлю наше доброе насиженное право, когда я все это должен высказать, как личность, стоящая вне закона. В настоящее время и насколько можно видеть в будущем, сила господствует над правом. Мы, значит, напрасно повсюду стараемся быть ревностными патриотами, какими были Гугеноты, которых принуждали выселяться. Если бы нас оставили в покое… Но я уверен, что нас не оставят в покое. Нас не хотят оставить в покое, а притеснениями и приследованиями нас нельзя истребить. Ни один народ в истории не перенес столько мучений и страданий, сколько мы. Лица, насмехавшиеся над евреями, избирали, конечно, наши слабости мишенью для своих насмешек, и евреи с твердой волей напрасно возвращались к своему корню, к своему стволу, когда возникали приследования, что можно было наблюдать сейчас же непосредственно за эмансипацией, ибо евреи, стоящие духовно и материально значительно выше, представляли себе эмансипацию совсем иначе. При некотором продолжительном, политически благоприятном, положении мы, вероятно, все ассимилировались бы повсюду, но я думаю, что это было бы непохвально. Гражданин, желающий для блага своей нации уменьшение еврейской расы, должен прежде всего подумать о продолжительности нашего политически благоприятного положения, ибо только в таком случае может произойти ассимиляция, в противном же случае никакие государственные узаконения не в силах этого изменить: так глубоко засели в народе старые причины и неудовольствие против нас. Кто хочет об этом подумать, кто хочет в этом убедиться, тот пусть только поближе познакомится с духом народа, у которого все сказки и пословицы пропитаны антисемитизмом. Правда, народ прежде всего большое дитя, которое, конечно, можно перевоспитать, но на это перевоспитание, в лучшем случае, потребуется довольно продолжительного времени, так что мы, как я уже сказал, другим образом значительно скорее сможем найти помощь. Ассимиляция, под которой я разумею не только внешние изменения, например, платья, языка или привычек и манер жизни, но и уравнение в мыслях, в чувствах, в понимании искусств, может произойти при смешении, что может быть допущено большинством только как необходимость Ни в коем случае нельзя привить подобную меру путем предписаний, циркулярно. И тут же налицо примеры. Венгерские либералы, поступившие недавно таким образом, находятся теперь в очень интересном заблуждении, достойном внимания; предполагаемое же смешение может, опять-таки, быть иллюстрировано первым попавшимся случаем: крещенный еврей женится на еврейке. Борьба, которая велась в последнее время относительно браков, значительно обострила отношение между христианами и евреями в Венгрии, так что она скорее повредила, чем принесла пользу смешению рас. Кто на самом деле желает уничтожение евреев, тот может видеть возможность этого в кровосмешении, но чтобы евреи могли так поступать, они должны приобрести столько экономических сил, чтобы этим победить старый общественный предрассудок. Примером является аристократия, где смешение наблюдается наичаще в известной пропорции. Старое дворянство зопотит свои гербы, постаревшие от времени, еврейским золотом, и при этом еврейские фамилии уничтожаются, но каким представляется это явление в средних классах, где главным образом сосредоточивается еврейский вопрос, так как евреи народ с преобладающим средним эпементом? Здесь необходимое достижение власти, равносильное имущественному цензу евреев, уже находится в ложном положении, а если теперешняя власть евреев уже вызывает такие крики опасности и ярости со стороны антисемитов, то каких выходок надо ждать с их стороны при дальнейшем росте этой власти. Уступок в данном спучае нельзя ждать, ибо это было бы порабощением большинства меньшинством, которого недавно еще ставили ни во что, и которое никакого значения не имеет ни в административном, ни в военном ведомствах. Итак, я думаю, что поглощение евреев невероятно даже при большом успехе со стороны остальных граждан. В этом со мной тот час согласятся там, где господствует антисемитизм, там же, где евреи в настоящую минуту чувствуют себя относительно хорошо, там, вероятно, будут жестоко нападать и оспаривать, не соглашаясь с моими предположениями. Они только тогда им поверят, когда их снова посетят насмешки и притеснение и, чем дольше антисемитизм заставит себя ждать, тем он проявится более суровым. Скопление эмигрирующих евреев, которых протягивает очевидная безопасность, равно как и движение, возникающее среди местных евреев, купно подействуют тогда, вызывая бурную реакцию. и ничего нет проще подобного закпючение. Но что я не желаю кого-либо огорчать, говорю только на основании известных, обоснованных данных, да позволено мне будет объяснить ниже, коснувшись предварительно тех возражений и той вражды, которые могут возникнуть ко мне среди евреев, живущих в данную минуту при благоприятных условиях. Насколько это, конечно, касается частных интересов, представители которых чувствуют себя удрученными, исключительно, вследствие ограниченности своего ума или трусости; то мимо них можно пройти только с презрительной насмешкой, ибо интересы бедных и притесненных значительно важнее. Но я постараюсь разъяснить каждому подробно его правоспособность и выгоду, желая предотвратить возможность какого-нибудь ложного представление, из-за которого, например, евреи пользующиеся теперь всеми благами и преимуществами хорошей жизни, могли бы потерпеть некоторый вред, если мой план будет приведен в исполнение. Серьезные будут возражение, что я препятствую ассимиляции евреев там, где хотят привести ее в исполнение и врежу дальнейшей ассемиляции там, где она уже совершилась, настолько, насколько я, как единичный писатель, в силах изменить или ослабить ее. Это возражение возникнет главным образом во Франции, хотя я жду его и в других местах, но я хочу прежде всего ответить именно французским евреям, так как они представляют собой самый наглядный пример. Как сильно я ни прекпоняюсь пред индивидуальностью, которая создает выдающихся граждан: художников, фипософов, изобретатепей или полководцев, равно как и общую историческую группу людей, которую мы называем народом, как сильно, повторяю я, я ни прекпоняюсь пред индивидуальностью, я все-таки не противлюсь и не оплакиваю ее исчезновение. Кто может, хочет или должен погибнуть, тот пусть погибает, но индивидуальность евреев не может, не хочет и не должна погибнуть. Она не может погибнуть потому, что внешние враги ей препятствуют, не хочет погибнуть, – что она доказала в течении 2000 лет, в целом ряде притеснений и, наконец, не должна погибнуть, что я попытаюсь доказать в этом сочинении многим евреям, потерявшим, повидимому, уже всякую надежду. Целые ветви еврейства могут отпасть или умереть, но само дерево останется жить. Если таким образом некоторые ипи все французские евреи будут протестовать против только что сказанного, так как они уже ассимилировапись, то я им очень просто отвечу, что это дело их мало интересует. Вы – французские «израэлиты», превосходно, а дело, которое я предлагаю, касается исключительно евреев. Таким образом, вновь образующееся движение в пользу основание еврейского государства, о котором я говорю, так же мало повредит французским «израэлитам», как и ассимилированным евреям других стран. Напротив, все мною предложенное принесет им только пользу, да, только одну пользу, ибо им больше не станут мешать в их «хроматической функции», выражаясь словами Дарвина. Они могут смело ассимилироваться, ибо теперешний антисемитизм навсегда умолкнет. Им даже поверят, что они ассимилировапись до глубины своей души, если они, когда на самом деле образуется новое еврейское государство с его лучшим управлением, все-таки останутся там, где они теперь живут. Эти ассимилированные евреи извлекут еще большую пользу, чем христиане, от ухода евреев, верных своему началу, своему корню, ибо они будут тогда освобождены от безпокойной и неизбежной конкуренции еврейского пролетариата, который вследствие политических притеснений и имущественной нужды принужден был перекочевывать из страны в страну, с места на место. Этот блуждающий пролетариат, наконец, прочно усядется, и христианские общественные деятели, известные больше под именем антисемитов, смогут успокоиться насчет поселения иностранных евреев. Еврейские же общественные деятели, horribile dictu, этого сделать не могут, несмотря на то, что они поставлены в гораздо худшие условия. Стремясь уменьшить домашнее зло, ассимилированные евреи только импонируют антисемитизму или даже обостряют уже существующий, ибо, подыскивая различные средства, они останавливаются на «благодетельных» предприятиях и учреждают эмиграционные комитеты для приезжающих евреев. Казалось бы, что это явление ясно противоречит моим словам, и было бы странно, если бы граждане не заботились о нуждающихся и притесненных собратьях. Но дело то в том, что некоторые из этих вспомогательных обществ действуют совсем не в пользу гонимых евреев. Заботясь якобы о них, они на самом деле думают о том, как бы как можно быстрее и как можно дальше удалить бедных и несчастных скитальцев. Таким образом, при более внимательном обсуждении данного вопроса, выясняется, что иной очевидный друг я благодетель еврейства есть не больше, как замаскированный антисемит. Что же касается колонизации как таковой, то, будучи сама по себе очень интересным и удобным опытом разрешения еврейского вопроса, она до сих пор велась очень странно. Я не хочу и не могу допустить, чтобы тот или другой еврейский деятель смотрел на занятие колонизацией, как на приятное времяпрепровождение, что тот или другой деятель и благодетель, давая евреям возможность странствовать и переселяться, смотрит на это как на спорт какой-нибудь, где лошадям, например, дают возможность прыгать и скакать. Ведь дело очень серьезное и, к несчастью, очень печальное. Если же я назвал эти опыты интересными и удобными, то я имел в виду это постольку, поскольку они и в больших размерах представляют собой практического предвестника идеи еврейского государства; и постольку они полезны для нас, поскольку мы, воспользовавшись ошибками, происшедшими при колонизации, сможем избегнуть их при разрешении нашей идеи в больших размерах. Распространение антисемитизма в новых странах, являясь необходимым следствием искусственного скопление евреев, кажется мне самым ничтожным злом; значительно хуже по моему мнению то, что результаты у эмигрировавших явно неудовлетворительны, ибо они таким образом вызывают сомнение или даже убеждение в непригодности еврейских масс. Это сомнение при разъяснении можно, положим, уничтожить целым рядом совершенно простых, следующих друг за другом аргументаций в роде, например, того, что безцельное или неисполнимое в «малом» еще не гарантирует такого же результата и в «большом», что маленькое предприятие при известных условиях может причинить убытки, в то время как большое предприятие при тех же условиях приносит доходы, что челнок, плывший не раз в ручье, тонет в реках, где плывут железные гиганты, что никто не богат и не силен настолько, чтобы переселить народ с одного места в другое, что подобное переселение может произойти только во имя идеи. Но важно то, чтобы существовала идея, чтобы идея учреждение государства имела свою обаятельную силу, свое значение, а это имеется. с того самого момента, как закатилось солнце для евреев, они в течении всей ночи своей истории не переставали и не перестают мечтать о государстве. «В будущем году в Иерусалиме!» Это старое, но вечно живое желание, не оставляющее еврея ни на одну минуту дня и ночи. Теперь кажется ясно, как из мечты может осуществиться светлая мысль. Нужно только всем вычеркнуть из своей памяти различные старые предубеждения, сбивчивые, недальновидные представления, иначе ограниченные умы могут легко подумать, что переселение будет совершаться из культурной страны в некультурную, невежественную. Напротив, наше переселение именно стремится к культуре, поднимаясь все выше и выше по ступеням развития, а не возвращаясь к прежним ступеням. Наши эмигранты перейдут на жительство не в мазанки, а в прекрасные дома, построенные по всем современным требованиям; они не потеряют своего благоприобретенного имущества, но только, превращая его в капитал, сменяют хорошее положение на лучшее, они не разлучатся с своим облюбованным местожительством, пока не найдут его снова, не оставят старого дома, пока новый не будет готов, наконец. В новую страну отправятся только те, кто вполне убежден, что благодаря этому его положение улучшится. Сначала, значит, отправятся уже отчаявшиеся, затем бедные, затем средний класс, а там уже и богатые люди, и таким образом, первые мало по малу достигнут обеспеченного положения и сравняются с теми, кто придет впоследствии. Переселение en masse всегда можно сравнить с течениеми, где все попавшее, увлекаясь, уносится вперед. Этим уходящим евреям не угрожают никакие сельскохозяйственные или имущественные кризисы или неприятности, напротив, их ждет период благополучие; а для оставшихся граждан-христиан наступит период переселения в места, оставленные евреями. Таким образом этот могущественный отток больших масс произойдет без всякого сотрясения, и его начало уже есть конец антисемитизма. Евреи уйдут, как уважаемые друзья, и, если впоследствии единичные личности вернулись бы обратно, их в цивилизованных странах, вероятно, примут так же хорошо, как и других иностранцев. Это переселение не будет каким-нибудь бегством, а, напротив, вполне организованным переходом под контролем общественного мнения. Но подобное движение не может быть приведено в исполнение одними только частными средствами, а требует для своего осуществления дружественного соучастия теперешних правительств, которые от этого получат только существенную пользу. Что же касается идейной чистоты дела в средств для его выполнение, то их можно найти в обществах, образующих собой так называемый «моральную» или «юридическую» особь; и вот эти-то оба понятие, которые в юридическом смысле очень часто смешиваются, я хочу разъединить. Моральную особь я хочу видеть в Еврейском Союзе, который будет заведывать всеми сторонами дела, а рядом с ним я поставлю Еврейское Общество, которое будет заведывать исключительно торговлей в промышленностью страны. Что же касается тех единичных личностей, которые показывают вид, что намерены были-бы предпринять подобное исполинское дело, то они могут быть или неблагонамеренными, или ограниченными людьми. Таким образом, моральная особь нашей идеи слагается из характера деетельности ее членов, достаточность же средств юридической особи обрисовывается ее капиталами. Итак, при помощи вышеизложенного я хотел в очень кратких словах предотвратить ту массу возражений, которая будет вызвана уже одним словом «еврейское государство», а там я с большим спокойствием постараюсь ответить на другие возражения, а кое-что, уже обваруживавшееся, изложу подробнее, остановившись на нем подольше, даже в том случае, если это будет не в интересах сочинение, мысль которого должна развиваться, по возможности, быстрее и, главным образом, кратко. Но если я на старом фундаменте хочу строить новый дом, то прежде всего я должен попробовать его, а затем уже строить. Признавая подобный порядок вещей вполне разумным и справедливым, я буду придерживаться его, и сначала в общей части разъясню идею, устранив при этом старые и нелепые понятие, изложу план и твердо установлю политико-экономические и национальные условия. Затем, в специальной части, распадающейся на три главных отдела: Еврейский Союз, образование новых поселений и Еврейское Общество, я поговорю о способах выполнения нашей идеи, и, наконец, в заключении я скажу еще несколько слов об остальных вероятных возражениях. Мои еврейские читатели могут сохранить терпение и прочесть это сочинение до конца, и чье сомнение будет благоразумно побеждено, тот пусть поближе станет к нашему делу. Затем я обращаюсь исключительно к разуму, хотя отлично сознаю, что этот последний сам по себе недостаточен. Старые заключенные ведь неохотно оставляют места своего заключения. Мы узнаем, наконец, подросла ли юность, в которой мы так нуждаемся, юность, идущая рука об руку со старостью, юность, твердо выступающая, юность, умозаключение которой превращаются в воодушевленную решимость. План.Всякий план в своем основном виде прежде всего должен быть прост, иначе он не будет удобопонятным всякому, знакомящемуся с ним. Наш план в сущности таков: если бы нам дали достаточную территорию на началах сюзеренства для нашей справедливой необходимости, предоставив обо всем остальном позаботиться уже нам самим, то все создалось бы само собой. Возникновение нового сюзеренства не смешно и не невозможно; ведь на наших же глазах создавалось подобное, мы это переживали и наблюдали даже у народов, менее зажиточных, менее образованных, и к тому же значительно слабее. Этим вопросом могли бы заняться правительства тех стран, которые свободны от антисемитизма. Чтобы исполнить эту задачу, очень простую в принципе, необходимо создать два общества: Союз из евреев и Еврейское Общество. Союз должен быть органом созидательным, а Общество – органом исполнительным. Общество могло бы заведывать ликвидацией дел лиц, эмигрирующих из каких-нибудь стран, а с другой стороны оно могло бы организовать на местах нового поселения необходимый движимый и недвижимый инвентарь, не допуская однако эмиграции евреев быть сплошной и быстрой. Нет! эмиграция должна совершаться медленно и продолжаться десятки лет, имея своими пионерами сначала самых бедных, строящих по заранее обдуманному плану города, улицы, мосты, железные дороги, телеграфы, регулирующих пути и, наконец, заботящихся о собственных домах в городах, которые они избрали бы своим постоянным местом пребывания, обрабатывая эту страну. Их работа создала бы спрос и предложение, эти вызвали бы к жизни рынки, а последние привлекли бы новых поселенцев, причем каждый являлся бы туда добровольно, на собственный риск и издержки. Труд, который тратился бы на обработку земли, поднимал бы ценность страны. Евреи быстро поняли бы, что для их предприимчивости, которую до сих пор так ненавидят и позорят, открылась бы новая сфера деятельности, открылись бы новые владения. Но если хотят создать государство, то переселять необходимо не en masse, что веками и тысячелетиями считалось единственно возможным. Странно и неразумно возвращаться к старой культуре, о чем мечтают некоторые сионисты. Если бы нам, например, пришлось очистить страну, в которой кишат дикие звери. разве мы поступали бы так, как поступал европеец в пятом столетии. Мы не вышли бы на медведя в одиночку с одним копьем и мечом. но, устроивши правильную облаву, чтобы загнать зверя в одно место, послали бы ему мелинитовую бомбу. Или, если бы мы захотели что-нибудь построить, разве мы делали бы так, как делали раньше? Мы строили бы смелее и изящнее, чем это делали раньше, так как у нас имеются все средства, о которых в пятом, примерно, столетии даже и не мечтали. Когда все таким образом, благодаря нашему бедному классу, было бы готово, средний более зажиточный и имущественный класс, пошел бы на смену во главе с средним интеллигентом, имеющимся у нас в большом избытке. Итак пусть вопрос о переселении евреев будет поставлен на очередь и пусть каждый выскажется, но это ничуть не значит, что должно произойти разногласие, так как в этом случае все дело может погибнуть. Кто не согласен, тот может остаться, равно как и безразличны возражения отдельных личностей; кто же согласен, тот пусть станет под наше знамя, содействуя успеху дела словом и делом. Евреи, согласившиеся и присоединившиеся к нашей идее о государстве, составят Еврейский Союз, который получит уполномочие и первенство в правлении и сможет говорить и действовать от имени евреев. Он составит как бы зерно государства и тем самым государство уже будет основано, а раз остальные государства окажутся настолько подготовленными, чтобы отдать евреям в сюзеренство какую-нибудь нейтральную страну, то о принятии этой страны и ее устройстве опять таки позаботился бы Союз. На мысль в данном случае приходят две территории, достойные внимания, Аргентина и Палестина, на которых остановились еще раньше колонизационные попытки, но так как при колонизации господствовал принцип выбора поселенцев, при котором немедленно обнаруживался ряд притеснений, ужасавший многих эмигрантов и отклонявший их от переселения, останавливая таким образом дальнейший приток евреев, – то и попытки эти всегда кончались неудачно. Только в том случае эмиграции имеет и будет иметь свой raison d'etre, когда в основе будет надежная верховная власть. А тем временем, пока устав для этого Еврейского Союза будет вырабатываться нашими теперешними государственными властями и пока эти последние уяснят себе суть дела, Союз сможет находиться под покровительством европейских государств. Мы могли бы поручиться нынешним правительствам за огромные выгоды, мы могли бы взять на себя часть их государственных долгов, заключить торговые договоры, которые нам самим также очень нужны и т. п. От возникновения такого государства соседи могли бы только выиграть, ибо как в большом, так в в малом государстве, культура всегда увеличивает значение сношений.
Метки:
Льву Толстому: "Сегодня мне дaли читaть книжку Анны Серон. В глaве: "Крещение еврея" есть обо мне много непрaвды. Глaвнaя непрaвдa это то, будто я принял прaвослaвие с целью избaвиться от воинской повинности. Думaю, что в этом случaе не мне, a Вaм бы хорошо было нaписaть возрaжение" (Аннa Сейрон, родом из Бaденa, жилa в 1882-1888 годах в кaчестве гувернaнтки в семействе Толстых; aвтор книги "Graf Leo Tolstoi", Берлин, 1875 (в русском переводе - "Шесть лет в доме грaфa Л. Н. Толстого", перевод с немецкого А. Сергиевского, СПб. 1895). (см. 5 марта 1896 года)Имя Исаака Борисовича Файнермана сейчас мало кому известно. Отметим, что нет однозначного мнения даже об его имени. В отдельных источниках, даже таких солидных, как "Еврейская энциклопедия" (в 16 томах, издание Брокгауза-Ефрона, 1908-1913 гг.), он фигурирует как Т. Файнерман.
Файнерман был толстовцем. Приверженность к взглядам Толстого привела его в Ясную Поляну в 1885 г. Он принимал активное участи в яснополянской жизни: косил и пахал, ухаживал за больными во время эпидемии, учил детей. Для того, чтобы преподавать в яснополянской школе, принял православие. "Еврейская энциклопедия" называет Л. Толстого крестным отцом Файнермана. Однако сам Толстой в письме жене указывал, что крестными были его дочь Татьяна и помещик Бибиков. В течение ряда лет Файнерман много общался с писателем - в философских дискуссиях, по переписке и в быту.
Несмотря на принятие православия, Файнерман много писал о евреях, стремясь в своих работах показать Толстого юдофилом. И. Тенеромо выпустил несколько книг и статей о лояльном отношении Толстого к евреям: «Л. Н. Толстой о юдофобстве» («Одесские новости», 1907), «Л. Н. Толстой о евреях» (СПб., 1908; 3-е дополнительное издание, 1910), «Живые речи Л. Н. Толстого» (Одесса, 1908).
Эссе "Что такое еврей?", на самом деле написанное неким Г. Гутманом на идиш и опубликованное аж в 1871 году в в «Еврейской библиотеке» (СПб., 1871, т. 1) вполне соответствует общему настрою этих работ. Эти обстоятельства и позволяют предположить участие автора многих публикаций по теме Толстой - евреи в присвоении ничего об этом не знавшему Толстому эффектной чужой публикации, "заклеймившей" Толстого сторонником евреев источник
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
.место хранения пришедших в негодность свитков, книг (Библии, Талмуда, молитвенников и прочих), их фрагментов, содержащих имена или эпитеты Бога и в обиходе именуемых шемот (`имена`), а также предметов ритуала, уничтожение которых запрещено еврейскими религиозными нормами. Слово гениза встречается впервые в талмудической и мидрашистской литературе (Шаб. 115а; Мег. 26б; Лев. Р. 21:12 и во многих других источниках) как название действия по изъятию из употребления и захоронению обветшалых священных книг и предметов культа, а также произведений, которые раввинистические авторитеты считали еретическими, но не заслуживающими сожжения. Самая известная из обследованных гениз, Каирская, помещалась на чердаке синагоги «Эзра» в Фостате (Старый Каир), построенной в 882 г. Сухой климат Египта и то, что эта гениза имела значение архива (в современном смысле слова), способствовали сохранности находившихся в ней книг и документов. Эта гениза стала известна на Западе благодаря сообщениям путешественников, получивших разрешение осмотреть (но не исследовать) часть ее материалов (в 1753 г. — Симон фон Гельдерн, 1720–88; в 1864 г. — Я. Сапир), а также по нескольким тайно извлеченным фрагментам, попавшим в руки караима А. Фирковича, русского архимандрита Антонина (1817–94), А. Я. Гаркави и других. В 1896 г. Ш. Шехтер в одном из таких фрагментов опознал отрывок утраченного ивритского текста книги Бен-Сиры (см. Бен-Сиры Премудрость). В том же году ему удалось приобрести для Кембриджского университета около ста тысяч манускриптов и их фрагментов из Каирской генизы. Другие ученые вскоре приобрели примерно столько же хранившихся в ней рукописей, которые ныне находятся в различных библиотеках мира. Начатая в 1891 г. Шехтером публикация материалов Каирской генизы была продолжена в 20 в. в изданиях: «Гинзей кедем» («Сокровищницы старины», в 4-х томах, 1922–30), «Гинзей Шехтер» («Сокровищницы Шехтера», в 3-х томах, 1928), «Рав Ниссим Гаон» (1965) Ш. Абрамсона, антологии «Ширим хадашим мин ха-гниза» («Новые стихи из генизы», 1966) Х. Ширмана и в ряде других. Систематическое изучение этих публикаций и еще не опубликованных материалов в начале 20 в. сделало достоянием науки много литературных сокровищ и исторических документов. Помимо почти полного текста книги Премудрости Бен-Сиры на языке оригинала, стали известны отрывки греческих переводов Библии, выполненных Аквилой (см. Онкелос и Аквила), древние палестинские, вавилонские и испанские пиюты, многочисленные документы по истории евреев в Палестине и Египте со времени мусульманских завоеваний и до 1-го крестового похода (то есть периода, о котором ранее не имелось сведений), богатый материал по истории караимизма, разнообразные источники по истории и культуре еврейских общин, в том числе ашкеназские литургические поэмы и переписка 13 в. и 15 в. на идиш. Наиболее древний датированный документ Каирской генизы относится к 750 г. Общее число текстов, документов и отрывков Каирской генизы оценивается учеными в 250 тыс., из них примерно пятидесяти тысяч относятся к областям библейской экзегезы, еврейского права, Талмуда и пиютов. Вместе с тем, большое число текстов и фрагментов Каирской генизы еще не каталогизированы. www.eleven.co.il
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Встреча, на которую Ротшильд согласился крайне неохотно и вопреки сопротивлению остальных членов семьи, не привела к взаимопониманию. Не оправдались и надежды Т. Герцля привлечь на сторону сионизма семью Ротшильд, что должно было, благодаря ее богатству и политическому влиянию, обеспечить половину успеха всего его дела. Когда Т. Герцль решительно потребовал от барона как еврея и еврейского патриота употребить все свое состояние на финансирование массовой еврейской эмиграции в Эрец-Исраэль и на получение у турецкого султана чартера (разрешения) на еврейское заселение страны Израиля, Ротшильд не счел нужным скрыть, что расценивает пламенные призывы Герцля как пустую риторику, которая, не считаясь с реальностью, вообще прекратит доступ евреев на их историческую родину. Несмотря на то, что Ротшильд не выполнил требования других членов семьи публично осудить сионизм, Т. Герцль до самой смерти в 1904 г. проводил в сионистском движении линию противостояния Ротшильду, утверждая, что его поселенческая деятельность бесполезна и даже вредна; а Ротшильд еще долго после смерти Т. Герцля отказывался от всякого сотрудничества с сионистами