69 — события (50-75 из 776)
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
- полковой комиссар, один из организаторов обороны Брестской крепости.В 1924 году воспитанник детского дома Ефим Фомин стал комсомольцем. В 1927 - 1929 годах он учится в Псковской окружной коммунистической партийно-советской школе II ступени. После ее окончания в 1930 году становится коммунистом, находится на профсоюзной, затем партийной работе. В 1932 году Фомин по партийной мобилизации был направлен на партийно-политическую работу в РККА, в сентябре 1939 года участвовал в освободительном походе Красной Армии в Западной Украине. В марте 1941 года прибыл на должность заместителя командира 84-го стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии по политической части. Полк располагался в южной части казармы Цитадели, по обе стороны от Холмских ворот. Войну Фомин встретил в расположении казармы и сразу оказался в гуще событий. Когда гитлеровцы, прорвавшись в Цитадель, овладели красноармейским клубом, а затем направили свои силы в сторону Холмских ворот, комиссар Фомин поднял бойцов в контратаку. Враг дрогнул, отступил. Эта победа окрылила воинов, подняла их боевой дух, вселила уверенность в свои силы. 24 июня Е. М. Фомин вошел в состав штаба обороны, став заместителем командира сводной группы капитана И. Н. Зубачева. В Приказе № 1 было записано, что создавшаяся обстановка требует организации единого руководства обороной крепости для дальнейшей борьбы с противником. С этого дня на плечи руководителей обороны легла большая ответственность за судьбу осажденной Цитадели, за судьбы воинов, женщин и детей. Комиссара Фомина всегда видели там, где было опасней. Он водил бойцов в атаки, подбадривал раненых, заботился о них. Его спокойствие, самоотверженность и храбрость поднимали боевой дух бойцов. Комиссар Фомин был расстрелян фашистами в крепости у Холмских ворот. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 января 1957 года Е. М. Фомин награжден орденом Ленина посмертно. На месте его гибели установлена мемориальная доска. Именем героя названы улицы в Бресте, Минске, Пскове, Лиозно, пионерские дружины.
Метки:
(настоящее имя Максимиллиан Адальберт Бэр ) - чемпион мира по боксу в тяжёлом весе.Это был талантливый боксер, красивый мужчина, снискавший за свою игровую манеру ведения боя прозвище "Неразгаданный клоун". Макс Бэр выступал с шестиконечной звездой на трусах. Выйдя на ринг, он обычно делал сальто. Мог в перерыве по-свойски покалякать с кем-либо из зрителей, любопытствуя, скажем, здоровьем тещи или урожаем на ферме. Давал самые экстравагантные интервью, репортеры валом валили на его пресс-конференции. Он имел живой характер и репутацию бабника и выпивохи, что не мешало ему быть отличным боксером. В 1933 году на одной из пресс-конференций он заявил, что разделается с двумя "нацистами". Макс имел ввиду бывшего чемпиона мира немца Макса Шмелинга и нынешнего чемпиона мира итальянца Примо Карнеру. Уже в июне 1933 года Бэр встретился с первым из них. Бой прошел в Нью-Йорке с подавляющим преимуществом Макса Бэра над своим именитым тезкой. Зрители кричали: "Бей! Нациста!", что Бэр с удовольствием и делал. В 10-ом раунде рефери остановил поединок и объявил Макса Бэра официальным претендентом на матч за чемпионский титул. Итак следующим соперником "клоуна ринга" должен был стать, обласканный Муссолини итальянец Примо Карнера. Весь год в период подготовки к матчу Макс в многочисленных интервью прессе всячески оскорблял соперника, а однажды во время съемок фильма, в котором они снимались вместе с Примо Карнерой, он подошел к итальянцу и сказал: дескать, это режиссер не позволил мне послать тебя на тот свет, но теперь поспеши выбрать себе местечко на кладбище. Поединок состоялся 6 июня 1934 года в нью-йоркском Мадисон Сквер Гарден. На протяжении всех одиннадцати раундов Макс избивал чемпиона и в каждом раунде тело любимца Италии оказывалось на полу. Трижды Карнера обращался к рефери с просьбой остановить бой, но рефери угрожал спортсмену пожизненной дисквалификацией и избиение продолжалось. Лишь в 11-ом раунде рефери остановил бой и объявил новым чемпионом мира Макса Бэра . Взяв высший титул, Макс Бэр изменил свой образ жизни. Он признался журналистам, что никогда не любил мордобой, другое дело - беззаботная светская жизнь. Спортивные репортеры были в отчаяньи, они не могли запечатлеть Макса в тренировочном зале, при боевых перчатках. Зато их коллеги из других изданий то и дело публиковали снимки, где чемпион нежился на пляже, снимался в Голливуде, тискал победительниц конкурсов красоты... Такой образ жизни не способствовал улучшению спортивной формы чемпиона мира и ровно через год он потерял этот титул в бою против малоизвестного потомка ирландских переселенцев Джеймса Бредока. Макс Бэр скоропостижно скончался 21 ноября 1959 года от сердечного приступа.
Метки:
Метки:
Метки:
- организатор восстания узников фашистского концлагеря "Собибур"На Западе о Собибуре написаны книги и сняты кинофильмы. Но в России о нем мало кто слышал. Гораздо больше известно восстание в Варшавском гетто в 1943 году. Но гетто – не концлагерь, и там хотя бы некоторые участники бунта были вооружены. А бунты в лагерях смерти – Заксенхаузене, Треблинке, Освенциме – неизменно заканчивались провалом. Лагерь Собибор был основан специально для истребления евреев в апреле 1942 года на территории Польши. Почти всех прибывавших сюда узников уничтожали в течение первых полутора-двух часов, и лишь небольшое число заключенных оставляли на время для подсобных работ. Лагерь был разделен на три сектора. В первый входили три мастерские (портняжная, сапожная и столярная), а также два барака для заключенных, которые обслуживали эсэсовцев и продолжали строительство лагеря. Во втором секторе принимали новых узников – отбирали одежду и прочее имущество и переводили в третий сектор, где были устроены газовые камеры, так называемые «бани». Всего за полтора года существования Собибора здесь было уничтожено около 250 тысяч евреев. Казалось, бежать из лагеря невозможно. Охрана состояла из 120-150 человек. В полутора километрах размещалась резервная охрана – еще 120 человек. Через каждые пятьдесят метров стояли вышки с пулеметами, между рядами колючей проволоки дежурили вооруженные часовые. Весь лагерь был опоясан тремя рядами проволочного заграждения высотой три метра. За третьим рядом проволоки – заминированная полоса шириной пятнадцать метров. Дальше – ров, заполненный водой, и еще один ряд заграждения. Восстание готовили всего две недели, надо было торопиться: ведь узников могли в любой момент отправить в газовые камеры и заменить другими. Один из участников восстания Томас Блатт так описывал настроение организаторов: «Мы знали свою судьбу… Мы знали, что находимся в лагере уничтожения и что наше будущее – смерть. Мы знали, что даже неожиданное окончание войны может спасти заключенных «обычных» концлагерей, но не нас. Только отчаянные действия могут прекратить наши страдания и, может быть, дадут нам шанс на спасение. И наша воля к сопротивлению росла и крепла. Мы не мечтали о свободе, мы хотели только уничтожить этот лагерь и предпочитали умереть лучше от пули, чем от газа. Мы не хотели облегчать немцам наше уничтожение». План побега разработал советский лейтенант Александр Печерский, но в самом восстании участвовали евреи из многих стран Европы. Среди помощников Александра была и восемнадцатилетняя голландская еврейка Люка (Гертруда Поперт), погибшая впоследствии при невыясненных обстоятельствах. «Она была моим вдохновением», – говорил о ней Печерский. Для прорыва Печерский выбрал участок, на котором можно было с наибольшей вероятностью преодолеть минную полосу. Он предложил, чтобы узники, бегущие на прорыв в первых рядах, бросали камни и доски на дорогу, подрывая мины. Он предусмотрел все детали побега: заранее были изготовлены ножи, которые раздали надежным людям, ножницы для разрезания проволочных заграждений. Кроме того, удалось вывести из строя двигатели автомашин, стоявших в гараже, и бронемашин у офицерского домика. Печерский организовал группы для нападения на склад с оружием, для обрыва электросети, линий связи… Но главное, он придумал, как избавиться от эсэсовских офицеров. Их решено было пригласить в мастерские будто бы для примерки одежды и получения мебели. При этом каждому назначили свое время. Пунктуальные немцы являлись каждый в свой срок. Доведенные до отчаяния узники, которые прежде никогда не убивали, зарубали их топорами. За час они расправились с большинством находившихся в лагере эсэсовцев. После этого колонна заключенных, построенных по сигналу якобы на вечернюю поверку, в считанные минуты вырвалась из лагеря в сторону леса. Всего бежало около 400 узников, из которых 80 погибли на минах и от пуль. 320 человек достигли леса. 170 из них были позже схвачены и казнены. Некоторых убили враждебно настроенные местные жители, но многие все же спаслись. Восемь евреев из числа бывших советских военнопленных Печерский привел в Белоруссию, где они влились в партизанские отряды. После восстания лагерь был уничтожен по приказу Гиммлера. Здания разрушили, а землю перепахали и засеяли. Сейчас на этом месте создан Польский национальный мемориал. После соединения партизанских отрядов с Красной армией всех партизан проверяли в Особом отделе и зачисляли в армию. Семь выживших собиборовцев дошли до самой Германии. А один, Семен Розенфельд, – до Берлина, где оставил на стене рейхстага надпись «Барановичи–Собибор–Берлин». Печерский был арестован и направлен в штурмовой стрелковый батальон – разновидность штрафбата, который формировался в Подмосковье. Командиром его был майор Андреев. Потрясенный рассказом Печерского о Собиборе, он помог штрафнику поехать в Москву, в Комиссию по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников. Андреев рисковал жизнью: он не имел права выпускать Печерского за территорию штрафбата. В комиссии Печерского выслушали писатели Павел Антокольский и Вениамин Каверин, которые на основе его рассказа опубликовали очерк «Восстание в Собиборе» в журнале «Знамя» (1945, №4). Потом очерк вошел во всемирно известный сборник «Черная книга» – одно из первых собраний свидетельств о Холокосте, подготовленное Ильей Эренбургом и Василием Гроссманом. Сборник был запрещен к изданию в СССР в 1947 году и до сих пор не издан в России. В штрафбате Печерский был тяжело ранен, но выжил. После войны он жил в Ростове, работал администратором в Театре музыкальной комедии, но после 1948 года, когда началась борьба с «безродными космополитами», пять лет не мог устроиться на работу. Он жил на иждивении жены Ольги, с которой познакомился в подмосковном госпитале. После смерти Сталина Печерский смог устроиться на машиностроительный завод. Человек он был удивительный, о своей жизни и подвиге вспоминал как-то очень просто и даже буднично: «Я родился в Кременчуге в 1909 году, но детство провел в Ростове. Музыка и театр были в мире самыми важными для меня вещами. Я руководил кружком драматического искусства для любителей, работал в администрации [Дома культуры]. В 1941 году, когда началась война, я был мобилизован в звании младшего лейтенанта. Немного позже, в начале боевых действий, получил звание лейтенанта. В октябре 1941 года попал в плен. Там заболел тифом, но приложил все усилия, чтобы выглядеть здоровым, и меня не убили. В мае 1942 года я с четырьмя другими заключенными пытался бежать. Но нас поймали и отослали в штрафной лагерь в Борисове, а оттуда – в Минск. В Минске во время медицинского осмотра было выявлено, что я еврей. Я был отправлен вместе с другими военнопленными-евреями в подвал, который называли «еврейский погреб». Мы пробыли там в полной темноте десять дней. Потом, в сентябре 1942 года, нас перевели в трудовой лагерь СС в Минске. Там я оставался до отправки в Собибор». В 1980 году уже упоминавшийся мной Томас Блат приехал к Печерскому в Ростов. Он спросил у товарища: – Ты возглавлял самое успешное восстание нацистских узников во время Второй мировой войны. Тебе обязаны жизнью много людей. Получил ли твой подвиг признание? Печерский ответил саркастически: – Да, после войны я получил награду. Я был арестован, меня считали предателем, потому что я попал в плен к немцам. Считали так, даже несмотря на то, что немцы взяли меня раненым. После того как обо мне стали спрашивать люди из-за границы, меня наконец выпустили… Умер Печерский в 1990 году. Его именем названа улица в израильском городе Цфат. В Ростове память о нем не увековечена. В. Жук "Забытый подвиг" "Совершенно секретно" № 11, 2008 год
Метки:
русского писателя А. Куприна своему давешнему приятелю Фёдору Дмитриевичу Батюшкову, профессору, историку литературы и критику.Поводом для написания письма послужил инцидент, случившийся в одном петербургском литературном обществе в феврале 1909 года. Писатель Шолом Аш читал пьесу. По прочтению пьесы, слово взял Евгений Николаевич Чириков, литератор, человек прогрессивных взглядов, ранее в юдофобстве не замеченный. Чириков начал с критики модной в ту пору концепции СМЕРТИ БЫТА. Затем он обратил внимание на наличие чуждых веяний в русской литературе. И указал на евреев, как на главных носителей этих веяний. Евреев, утверждал Чириков, в русской литературе развелось слишком много. И это дурно отражается на её национальном лице и вообще уводит в сторону. Чирикова поддержал некий Арабажин. Он тоже до сей поры, сносно относился к евреям и даже защищал их на страницах какого-то журнала. И, тем не менее, счёл нужным заметить, что в русской литературе евреев, действительно, больше, чем нужно. И это не идет литературе на пользу. Более того, вредит. Бог весть, что они говорили на самом деле. Литературное общество было не слишком представительным. Протоколы не велись. Но прошел слух. Мол, господа Чириков и Арабажин выступили против наплыва евреев в русскую литературу. Осудили, так сказать. Очевидно, эта мысль приходила в голову не только Чирикову и Арабажину. И развязалась оживленная полемика. Она захлестнула прессу. Каждый хотел высказаться. Осудить Чирикова. Или, напротив, поддержать его. В русском либеральном обществе, до сей поры, не принято было писать о евреях плохо. Не поощрялось. Считалось недемократичным. А тут прорвало. Куприн тоже решил поделиться наболевшим. Правда, с оговорками. В том смысле, что письмо это не для печати. И не для кого, кроме Батюшкова не предназначено. Судя по письму, Куприна уже просили подписать какое-то обращение в защиту Чирикова. Но он отказался ИЗ ЧИСТОПЛОТНОСТИ. И пояснил, не прибегая к камуфляжу. Как никак, частное, не предназначенное для печати письмо: Уж больно грязное и вонючее все это еврейское кодло. Если не зацикливаться на антиеврейских эпитетах и метафорах. Письмо изобилует ими. Не ставить в вину крупному русскому писателю тёмные стороны его большой души, то, в принципе, он горой за евреев. И даже готов защищать их. Но не всегда и не во всём - если еврей хочет полных гражданских прав, - пишет Куприн, - хочет свободы жительства, учения, профессии и исповедания веры, хочет неприкосновенности дома и личности, то не давать ему их - величайшая подлость. И всякое насилие над евреем - насилие надо мной, потому что всем сердцем я велю, чтобы этого насилия не было, велю во имя любви ко всему живущему. Более того, Куприн пеняет правительству за его антиеврейскую политику. И прозрачно намекает, что для правительства это может плохо кончиться. Нострадамус не Нострадамус. Но все же, какое-никакое понимание происходящего у Куприна имелось. Куприн считал, что для евреев должны быть открыты все сферы деятельности, предоставлены, несмотря ни на что, все возможности, кроме одной; кроме возможности заниматься литературой, претендовать на роль русского писателя, - Ради Бога, избранный народ, - пишет Куприн, - иди в генералы, инженеры ученые, доктора, адвокаты - куда хотите! Но не трогай нашего языка, который вам чужд и который даже от нас, им вскормленных, требует теперь самого нежного, самого бережного и любовного отношения. Евреи, как полагал Куприн, внесли и вносят в прелестный русский язык сотни немецких, французских, польских, торгово-условных, телеграфно-сокращенных нелепых и противных слов. Они создали ужасную к языку нелегальную литературу и социал-демократическую брошюрятину. Они внесли припадочную истеричность и пристрастность в критику и рецензию. И сделали это, Куприн уверен, НЕ СО ЗЛА, НЕ НАРОЧНО, А ИЗ ТЕХ ЖЕ ЕСТЕСТВЕННЫХ ГЛУБОКИХ СВОЙСТВ СВОЕЙ ПЛАМЕННОЙ ДУШИ - ПРЕЗРЕНИЯ, НЕБРЕЖНОСТИ, ТОРОПЛИВОСТИ. Сказанное выше, как бы постановляющая часть, вынесенного Куприным вердикта. Аргументация же сводится к, перечислению негативных свойств и качеств, которые, как полагает Куприн, присущи евреям - что бы ни надевал на себя еврей - пейсы и лапсердак или цилиндр и смокинг, крайне ненавистнический фанатизм, или атеизм, или ницшеанство, бесповоротную оскорбленную брезгливость к гойю (свинья, собака, гой, верблюд, осел, менструирующая женщина - вот нечистые по Талмуду), или ловкую философскую теорию о всечеловеке, всеблаге и вседуше - это все, - утверждает Куприн, - от ума и внешности, а не от сердца и души. В силу этого Куприн дистанцируется от евреев, отторгает их: И потому каждый еврей не связан со мной ни землей, которую я люблю, ни языком, ни природой, ни историей, ни типом, ни кровью, ни любовью, ни ненавистью, - провозглашает Куприн. - Даже ни ненавистью, потому что в еврейской крови ненависть зажигается только против врагов Израиля. Куприн уверен, что антиеврейски настроены буквально все русские литераторы. Но скрывают это, в части своей; то ли из боязни перед общественным мнением; то ли в силу недопонимания. То ли ещё почему-то. - Вот три честнейших человека: Короленко, Водовозов, Иорданский, - пишет Куприн, - скажи им о том, что я сейчас пишу, скажи даже в самой смягченной форме,- конечно же, они не согласятся и обо мне уронят несколько презрительных слов как о бывшем офицере, о человеке без широкого образования, о пьянице, ну в лучшем случае как о ... Но в душе им еврей более чужд, чем японец, чем негр, чем говорящая сознательная прогрессивная (представь себе такую!) собака. Можно, прямо или иносказательно ругать, кого угодно, - возмущается Куприн, - только не еврея. Стоит только заикнуться, как сразу же поднимется ВОПЛЬ И ВИЗГ. Мир полон неисчислимых страданий, но, о них как считает Куприн, пишут куда меньше, чем о том, что у какого-то ХАЙКИ МИНЬМАНА В ЛУЦКЕ ВЫПУСТИЛИ ПУХ ИЗ ПЕРИНЫ. Еврейские беды, еврейские страдания ничем не отличаются от страданий остального человечества, но - и это особенно злит Куприна, - евреи в силу ЕВРЕЙСКОГО галдёжа, еврейской истеричности, еврейской ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТИ выставляют свои беды и страдания на всеобщее обозрения, привлекают к ним намного больше внимания, чем они заслуживают; и, в силу этого, создают в обществе нестерпимую душную атмосферу - и слону и клопу одинаково больна боль, - полагает Куприн, - но раздавленный клоп громче воняет. Куприн вслед за Достоевским подчеркивает великое мировое загадочное предназначение России. Особые свойства русской христианской души. В том числе способность так великодушно, так скромно, так бескорыстно и искренне бросить свою жизнь псу под хвост во имя призрачной идеи о счастье будущего человечества. И настоятельно требует, чтобы евреи были изъяты из материнских забот горячо любимой Куприным страны. Куприн ополчается на всех более или менее известных еврейских писателей, противопоставляя им Чирикова. - Чириков и сам талантливее всех их евреев вместе - Аша, Волынского, Дымова, А. Федотова, Ашкинази и Шолом-Алейхема, - пишет Куприн, - потому что иногда от него пахнет и землей, и травами, а от них - всего лишь жидом. И заключает:- Эх, писали бы вы, паразиты, на своем говенном жаргоне и читали бы сами себе свои вопли и словесную блевотину и оставили бы совсем, совсем русскую литературу. А то ведь привязались к нашей литературе, не защищенной, искренней и раскрытой, отражающей истинно славянскую душу, как привяжется иногда к умному, щедрому, нежному душой, но мягкосердечному человеку старая, истеричная, припадочная блядь, найденная на улице Валентин Домиль ДВЕ ИПОСТАСИ АЛЕКСАНДРА КУПРИНА www.berkovich-zametki.com
Метки:
В 1906 г. было создано общество Ахуззат-Баит, ставившее целью основание «еврейского центра городского типа». Во главе общества стоял Акива А. Вайс (1868–1947). Тель-Авив, созданный в 1909 г. как зеленый пригород Яффы, назывался вначале по названию общества — Ахуззат-Баит. В 1910 г. было завершено строительство первых 60 жилых домов и гимназии «Герцлия» — первой гимназии в мире, в которой преподавание всех предметов велось на иврите. В том же году квартал был переименован в Тель-Авив («весенний курган») в соответствии с переводом на иврит Н. Соколовым названия книги Т. Герцля «Альтнойланд» (в русском переводе «Страна возрождения», 1902). Название Тель-Авив перекликается с названием города, упоминаемого в Библии (Иех. 3:15): так называлось еврейское поселение в Вавилонии. Тель-Авив времен основания делился на несколько кварталов: на востоке Нахалат-Биньямин и Мерказ Ба'алей-Мелаха, на севере — Хевра-Хадаша (ныне улица Алленби) и Геулла — первый квартал Тель-Авива, выходящий к морю. К 1914 г. площадь Тель-Авива превысила 100 га, а население — две тысячи человек; в городе было 112 одноэтажных и 70 двухэтажных домов (всего 1424 комнаты). 1-я мировая война прервала рост города. Иностранные подданные были высланы из страны, а оставшиеся жители подвергались преследованиям турецких властей. 28 марта 1917 г. почти все евреи Тель-Авива, как и евреи Яффы, были изгнаны из города. Многие поселились в сельской местности, некоторые выехали в Дамаск и в Египет. Немногие оставшиеся организовали Эмигрантский комитет, заботившийся об имуществе изгнанных. В ноябре 1917 г. английские войска заняли Тель-Авив—Яффу и вскоре изгнанные начали возвращаться. После 1919 г. многие репатрианты, прибывавшие с третьей алией, не найдя ни дома, ни работы, разбивали палатки на берегу моря и в других местах Тель-Авива. Из-за кровавых беспорядков, развязанных арабами в Яффе 1 мая 1921 г., многие евреи бежали оттуда в Тель-Авив, что увеличило число палаточных городков. В том же месяце Тель-Авив был временно отделен от Яффы; в 1922 г. к городу присоединили шесть кварталов Яффы, в том числе Неве-Цедек и Неве-Шалом. Население Тель-Авива достигло пятнадцати тысяч человек В 1921 г. был избран первый мэр города. Им стал М. Дизенгоф, представитель правых фракций (Ха-Гуш ха-эзрахи) в городском совете. В 1923 г. заместителем мэра был избран член руководства партии Ахдут ха-'авода Д. Блох-Блуменфельд. Вторым заместителем мэра в 1925 г. стал И. Роках (Ха-Гуш ха-эзрахи). В том же году М. Дизенгоф ушел в отставку из-за разногласий с представителями левых фракций по вопросам бюджета и образования. Обязанности мэра до следующих выборов исполнял Д. Блох-Блуменфельд. На выборах 1928 г. мэром вновь был избран М. Дизенгоф, остававшийся на этом посту до конца жизни. В 1924 г. началась четвертая алия, что привело к развитию мелкой промышленности в Тель-Авиве. В 1925 г. его население достигло тридцати четырех тысяч человек. Возникли театры «Хабима» и «Кумкум», опера, организатором и первым дирижером которой был М. Голинкин. Тель-Авив рос на юг и на север (на востоке и юго-востоке город был ограничен арабскими деревнями Сумейл, Саламе и другими, а также немецкой колонией Сарона). Развитие приостановил экономический кризис 1926–29 гг. Пятая алия вызвала новый расцвет города. В 1932 г. в Тель-Авиве состоялась первая Маккабиада. В 1934 г. неподалеку от реки Яркон была открыта Ярмарка Востока — специально оборудованный участок для проведения выставок и ярмарок. В 1936 г., в связи с нападениями арабов на еврейских репатриантов и блокированием ими грузовых поставок в Яффском порту, на севере города был открыт небольшой порт, предназначенный для приема лодок и других мелких судов, перевозивших грузы с судов, стоявших на якоре в открытом море (сейчас не действует). Был основан филармонический оркестр, заложен первый камень постоянного здания театра «Хабима». В архитектуре Тель-Авива в 1930-е гг. преобладал интернациональный стиль, который был местным вариантом модернистского направления в европейской архитектуре 1920–30-х гг.; ряд зданий построен с учетом концепций академии «Баухауз». В 1935 г. население города составляло сто двадцать тысяч человек, а к 1939 г. достигло ста шестидесяти тысяч человек, или 35,9% всего еврейского населения Эрец-Исраэль. Начавшаяся «нелегальная» иммиграция вызвала резкий конфликт с англичанами; первые суда («Тайгер хилл» и другие) бросали якорь вблизи берегов Тель-Авива. Тель-Авив — первый еврейский город в Эрец-Исраэль в новое время, то есть город, основанный евреями и с момента своего основания населенный почти исключительно евреями, — с конца 1920-х гг. стал общественно-политическим, экономическим и культурным центром ишува. Здесь находились центральные учреждения Хистадрута, политических партий, молодежных движений, штаб Хаганы, командование Эцела и Лехи, правления основных фирм и компаний, редакции газет, издательства, театры. В городе жили большинство писателей, художников и артистов страны. Деятельность муниципалитета, общественных и других учреждений и организаций, полиции, а также практически вся культурная жизнь в городе осуществлялась на иврите. Тель-Авив стал символом возрождения национальной жизни еврейского народа на его исторической родине. Во время 2-й мировой войны Тель-Авив дважды подвергался бомбардировкам военно-воздушных сил Италии (9 сентября 1940 г.; 117 убитых) и французского правительства Виши (11 июня 1941 г.; 20 убитых). Война приостановила строительство города, однако промышленность развивалась, некоторые предприятия стали поставщиками армий стран антигитлеровской коалиции. Улучшились пути сообщения; в 1942 г. в южном Тель-Авиве была открыта центральная автобусная станция. В 1943 г. верховный комиссар удвоил принадлежавшую Тель-Авиву площадь (с 630 га до 1260 га), включив в его пределы еще остававшиеся в составе Яффы еврейские кварталы на юге и пустующие земли на севере. К началу Войны за Независимость в Тель-Авиве жили двести десять тысяч человек. В первые месяцы войны яффские арабы обстреливали Тель-Авив. Положение изменилось после взятия Яффы еврейскими силами и ее капитуляции, подписанной в Тель-Авиве в штабе Хаганы 13 мая 1948 г. На следующий день в Тель-Авиве была провозглашена Декларация Независимости Израиля. В Тель Авиве до 13 декабря 1949 г. работало первое правительство Израиля (размещалось на территории бывшей немецкой колонии Сарона) и заседал Кнесет 1-го созыва (в здании кинотеатра «Кесем»). 24 апреля 1949 г. Тель-Авив и Яффа были объединены в один город. Покинутые арабами деревни на востоке и северо-востоке (Шейх-Мунис, Джамусин, Сумейл) были включены в Тель-Авив—Яффу, и площадь объединенного города достигла 4242,5 га. Яффа и другие новые районы требовали значительной реконструкции. В 1950-х гг. возникли новые пригороды к северу от реки Яркон (Яд-ха-Ма'авир, Цахала, Рамат-Авив и другие). Начиная с 1960-х гг. стали строиться многоэтажные и высотные дома; здание Мигдал Шалом Меир (свыше 30 этажей) долгое время было самым высоким на Ближнем Востоке. Центр общественной и коммерческой жизни постепенно сдвинулся на север и северо-восток города (улицы Бен-Иехуда, Дизенгоф пересекают площадь Зины Дизенгоф и Ибн Гвирол, где было построено новое здание городского совета). Вдоль берега моря возник ряд гостиниц. В конце 1960-х – начале 1970-х гг. началось строительство жилого района по проекту «Ламед» на песчаной почве, на территории от реки Яркон к северу до Герцлии. Между ним и морем находится аэродром Сде-Дов. Другие зоны жилищного строительства возникли на севере, востоке и юго-востоке (Тель-Каббир, Гив'ат-ха-Тмарим, Неве-Афека, Неве-Шарет и другие). Были созданы и две новые индустриальные зоны. К парку Ха-Яркон (на северном берегу Яркона) прибавились парки в районе проекта «Ламед» и парк Ха-Хистадрут на юге. В 1980-х гг. был открыт комплекс Лев-Дизенгоф (магазины, рестораны, кинотеатры) в центре города. Огромное семиэтажное здание новой центральной автобусной станции, вмещающее множество магазинов, кафе и т. п., было открыто в 1993 г. В 1990-е годы в разных районах Тель-Авива было построено значительное число высотных зданий (административно-деловых, жилых, отелей, торговых центров, в том числе знаменитые башни Азриэли). Скоростная автострада Нетивей-Аялон (проходящая вдоль русла потока Аялон, расширяется и благоустраивается. Параллельно автостраде идет железнодорожная линия (три остановки внутри города). Во время войны в Персидском заливе (начало 1991 г.) Тель-Авив и примыкающие к нему города подверглись обстрелу иракскими ракетами. Было повреждено много зданий, но пострадало сравнительно небольшое число людей. Тель-Авив—Яффа — экономический, коммерческий, финансовый и общественно-политический центр страны. Здесь сосредоточены центральные отделения и представительства основных промышленных, торговых и банковских учреждений Израиля, штаб-квартиры израильских политических партий и молодежных движений, национальных организаций и объединений (Дом Бней-Брит, Дом инженера, Дом земледельца, Дом учителя, Дом врача, Дом писателя имени Ш. Черниховского, Дом журналиста имени Н. Соколова, Дом «Маккаби», Дом Ха-По'эл ха-мизрахи и т. п.), профессиональных союзов, большинство периодических изданий, а также посольства и другие дипломатические представительства (в связи с отказом большинства государств признать Иерусалим столицей Государства Израиль). В правительственном городке (Ха-Кирья) располагается часть министерств. Тель-Авив—Яффа — центр культурной и научной жизни: здесь находится один из крупнейших университетов, большинство театров страны, в том числе «Хабима» и «Камери», «Гешер», «Израильский филармонический оркестр, Камерный оркестр, Израильская опера, многочисленные музеи: Музей искусства в Тель-Авиве, Музей Эрец-Исраэль (комплекс, в который входят Археологический музей в Яффе; Музей истории Тель-Авива—Яффы; павильоны стекла, монет, керамики, этнографическая экспозиция; постоянная выставка, посвященная развитию науки и техники; Музей алфавита; Бет-Нехуштан — экспозиция археологических находок из медных копей Тимны близ Красного моря); Музей диаспоры (Бет ха-тфуцот); Музей вооруженных сил Израиля (Бет ха-Хагана); Музей Иргун цваи леумми Музей журналистики имени А. Рембы и др.; художественные галереи; библиотеки и архивы: городская библиотека Ша'ар-Цион — Бет Ариэлла; Дом-музей Х. Н. Бялика — библиотека и архив поэта; Бет-Леванон — собрание еврейских периодических изданий со времени зарождения еврейской прессы; Институт П. Лавона — библиотека и архивы рабочего движения; Мецудат-Зеев — Музей В. Е. Жаботинского и архив движения сионистов-ревизионистов, Бетара, Херута, Эцела и Лехи; Бет Миха Иосеф — библиотека и архив писателя М. И. Бердичевского; спортивные залы и т. п. www.eleven.co.il
Метки:
основана организация Ха-шомер - предтеча Хаганы. Первые еврейские поселения Эрец-Исраэль были уязвимы не только малочисленностью и одиночеством, но и привлечением к охране арабов. В результате те получали над евреями власть и пользовались ею бесконтрольно. Осознание этой зависимости и привело к созданию Ха-Шомера, ставившего цель воспитания в Стране кадров еврейских сторожей.КФАР-ТАВОР, мошава в Нижней Галилее у подножия горы Тавор между Афулой и Тверией. Основана в 1901 г. семьями билуйцев из Зихрон-Яакова, Рош-Пинны и Шфеи при содействии Еврейского колонизационного общества. Первоначально Кфар-Тавор именовался Месха, по названию близлежащего арабского села.
Метки:
Метки:
Эдвин Герберт Лэнд родился 7 мая 1909 года в Бриджпорте (штат Коннектикут, США) в семье одессита, приехавшего в Америку в 1880 году и преуспевшего в сборе и утилизации металлического лома. В школьные годы Эдвин Лэнд увлекся оптикой, после школы поступил в Гарвардский университет. В процессе обучения Лэнд решил заняться изобретением поляризующих линз для автомобильных фар, которые бы освещали дорогу, не ослепляя встречные машины. Посвятив себя работе над созданием поляризационных фильтров, Лэнд бросил учебу и переехал в Нью-Йорк. В 1934 году Лэнд получил первый патент на поляризационные материалы, разработал способ изготовления как неослепляющих автомобильных фар, так и поляризационных светофильтров для фотоаппаратов, стекол для солнцезащитных очков. В 1937 году в Кембридже (штат Массачусетс) ученый основал компанию Polaroid Corporation, специализацией которой стала оптическая техника. Изобретения Лэнда пользовались большим спросом в годы Второй мировой войны. «Полароид» разрабатывал военную оптику: приборы ночного видения, перископы, бинокли. Лэнд также получил правительственный заказ на разработку системы управления снарядов, самонаводящихся на инфракрасное излучение. В 1946 году Лэнд занялся разработкой фотоаппарата, в котором были бы объединены процессы фотосъемки и обработки снимков. Уже в 1947 году изобретатель продемонстрировал фотоаппарат, в котором весь процесс создания фотографии занимал 60 секунд. В ноябре 1948 года в одном из универмагов Бостона появилась в продаже первая коммерческая модель Polaroid Land-95 по цене около 90 долларов. Первая партия была раскуплена за один день. В послевоенные годы Лэнд участвовал в американских космических проектах и в оснащении фотоаппаратурой разведывательных самолетов. Ученый стал членом Совета по перспективному военно-техническому планированию при президенте США. В 1963 году «Полароид» выпустил «мгновенный» фотоаппарат для цветной съемки. В 1972 году появилась первая полностью автоматизированная карманная камера Polaroid SX?70. В результате высоких объемов продаж камеры цена акций компании «Полароид» поднялась в 90 раз. Однако позиция Лэнда по руководству компанией (отказ от каких-либо слияний и банковских кредитов, монополия на техническую реализацию идей) не встречали поддержки остальных акционеров. В 1975 году Лэнд был лишен поста президента компании, в 1980 году – поста председателя Совета директоров. В 1982 году Лэнд ушел в отставку, продав свои акции «Полароид», и больше не проявлял интереса к деятельности компании. За свою жизнь ученый запатентовал более 500 изобретений. Эдвин Лэнд умер в Кембридже (штат Массачусетс) 1 марта 1991 года. Гарвардский университет удостоил Эдвина Лэнда почетного докторского звания. Лэнд также имел высшую гражданскую награду США - Медаль Свободы.
Метки:
Леонид Моисеевич Пятигорский (Л.М.) родился в семье Моисея Евсеевича Пятигорского и Марии Марковны Бродской. По причине, возможно, связанной с антисемитизмом местных жителей, в школу не ходил, занимался с домашней учительницей и родителями. В семье было четверо детей. Старшие, Роза и Яша, в детстве умерли от скарлатины. Остались двое – Лёня и Циля, которая была младше Лёни на пять или шесть лет. “Жизнь до десяти лет у меня была как в раю. Создателями его были папа и мама”, ? писал в своих записках Л.М. В 1914 году М.Е. Пятигорский ушел на фронт. Был демобилизован с Георгиевским крестом после ранения. “Наступил 1919 год. Кончилось мое золотое детство, и из рая я попал сразу в ад”, – писал Л.М. (Далее см. 25 мая 1919 г.) Дальше – два года беспризорной жизни и скитаний. С 1920 по 1925 год Л.М. жил в детдоме. Принимал активное участие в деятельности Юных Спартаковцев, первых пионеров Украины. Самостоятельно, под руководством профессора Николая Барабашова, готовился к поступлению в вуз. Поступил и в 1931 году окончил Харьковский физико-химико-математический институт (ныне ХГУ). В 1933 году, принимая участие в тушении пожара в деревне Пологи, где работал по направлению комсомола, выстрелом был ранен снова. Пулю из спины вынули только в 80-х годах. В 1931 году поступил в аспирантуру при УФТИ к Л.Д. Ландау. Одним из первых сдал ему теорминимум. Но все работы, в первую очередь практически законченную диссертацию, по личному указанию научного руководителя передал другому <Тиссе>, вводя его в курс дела и помогая советами». Лев Давидович приехал в Харьков из Ленинграда после конфликта с А.Ф. Иоффе, директором Ленинградского физтеха, где работал Ландау. На новом месте Пятигорский сразу стал его первым помощником и другом. Он боготворил Ландау, сразу понял, что Ландау – гений. В УФТИ Пятигорский работал в теоргруппе под руководством Ландау, а в ХГУ было формально наоборот. Пятигорский заведовал кафедрой теорфизики, хотя и не имел ученой степени (тогда это допускалось). Он взял к себе Ландау, и они вместе стали реформировать программу обучения студентов теорфизике. В отчетной записке, написанной в середине 1935 года от руки, Ландау писал: «Пятигорский Л. средними темпами двигал свою научную работу. Кроме сего, он со мной написал уйму всяких программ и является единственным человеком, заботящимся о Харьковском университете». Вскоре в ХГУ разгорелся конфликт между студентами и Ландау, его причины – отдельная тема (см книгу). Пятигорский в нем играл умиротворяющую роль, пытаясь умерить отрицательную реакцию ректората и партбюро ХГУ по отношению к Ландау. Однако одновременно с этим в 1935 году разгорелся конфликт в УФТИ, в котором Ландау и Пятигорский оказались по разные стороны баррикады. Институт раскололся на два лагеря из-за противоположного отношения к пакету заказов по оборонной тематике, выданной вышестоящим ведомством, Наркомтяжпромом (НКТП). Тогда УФТИ еще не был в ведении Академии наук Украинской ССР, он получил из НКТП задания по расчету радиолокационной антенны, разработке мощного магнетрона как источника радиолокационных импульсов, поиску новых видов горючего и масел для авиационных двигателей. Это сопровождалось введением в УФТИ режима: пропуска, ограда, вахтеры, увеличение зарплаты тем, кто занят на секретной тематике, планы уволить из УФТИ иностранцев, главным образом немцев, работавших по контрактам. Все это вызвало протесты и демонстрации со стороны Ландау и близких к нему физиков, в том числе нескольких немцев (Ф. Хоутерманса, М. и Б. Руэманнов). Ландау стал жаловаться в НКТП (Н.И. Бухарину и Г.Л. Пятакову), писал в газету «Известия» и стенгазету УФТИ, требуя сохранить прежнюю свободу творчества хотя бы для теоретиков. Он предложил разделить УФТИ на два института – закрытый институт для прикладной спецтематики и институт прежнего свободного типа по фундаментальным физическим проблемам: физике низких температур [работу возглавлял Л.В. Шубников (расстрелян в 1937-м)], кристаллофизике [работу возглавляли И.В. Обреимов (арестован в 1938-м) и В.С. Горский (убит в 1937)], теоретической физике [под руководством самого Л.Д. Ландау с участием его учеников: Л.В. Розенкевича (расстрелян в 1937-м), М.А. Кореца (арестован в 1935-м, затем в 1938-м), И.Я. Померанчука, Е.М. Лифшица, А.И. Ахиезера и А.С. Компанейца (к счастью, избежавших репрессий)]. Против линии Ландау выступала дирекция УФТИ во главе с недавно назначенным С.Д. Давидовичем (нефизиком, администратором, он был расстрелян в 1937 году). Ее поддерживали Украинский НКВД и партийное руководство. Л.М. Пятигорский сначала метался между Ландау и дирекцией. Но в конце концов он поступил так, как ему подсказывала совесть убежденного большевика, которого спасла Красная Армия и воспитал детский дом. Решающую роль сыграла и его оценка международного положения – ощущение надвигающейся войны с Германией. В связи с этим он считал, что долг ученых – отказаться от полной свободы творчества, исполнять задания правительства по развитию радиолокационной техники. Думаю, что пока не видно, в чем можно упрекнуть Л.М. Пятигорского. И тут роковую роль в дальнейшей судьбе УФТИ (репрессированных в 1937-1938 годах и расстрелянных его сотрудников), в том числе в судьбе Ландау и Пятигорского, сыграл молодой человек, внезапно появившийся на сцене – 27-летний Моисей Абрамович Корец. В начале 1935 года Ландау пригласил к себе в УФТИ из Уральского физтеха Мишу Кореца, своего друга еще по Ленинграду. И Корец с первых же дней включился в конфликт, разгоравшийся в УФТИ. Более того, он сразу стал главным «мушкетером» Ландау и взял на себя роль авангарда в битве с дирекцией (ситуация – крайне нетипичная, для только что пришедшего в институт сотрудника, не имеющего имени в науке, но это – отдельная тема). Пятигорский пытался «образумить» Ландау, он, естественно, возненавидел Кореца, считал того выскочкой, авантюристом и провокатором (это видно из писем Пятигорского, помещенных нами в книгу). Силы враждебных лагерей были примерно равны. Но вот в разгар сражения, летом 1935 года, Пятигорский совершает опрометчивый поступок, который окончательно предрешит его дальнейшую судьбу. Поступок, строго говоря, предосудительный, но он становится понятным, если учесть трагическое детское и юношеское прошлое Пятигорского, спасенного и воспитанного советской властью. Пятигорский пишет заявление в НКВД, в котором подробно характеризует ситуацию и роли в ней различных сотрудников УФТИ. Принципиальным является вопрос, не фальшивка ли это. Так, факт причастности отца к данному заявлению ставит под сомнение М. Пятигорская. Но если прочесть внимательно это заявление на нескольких страницах, то по стилю и деталям становится ясным: его автор – Л.М. А вот что сообщает о заявлении профессор Ю.Н. Ранюк, видный историк физики из Харьковского физтеха. В письме сыну Пятигорского, попросившего прислать ему ксерокопию заявления, он пишет: «У меня Х-копии никогда не было. Я был вынужден (это было еще советское время) переписывать текст вручную. Я даже не помню, как было написано письмо. Но, кажется, напечатано на машинке. Хочу предупредить, что сейчас снять Х-копию сложнее, чем в советское время, хотя дело теперь находится в областном архиве». А в своем письме Ю. Ранюк добавляет: «10 лет я не решался это опубликовать». Чуть далее я покажу, что это заявление на самом деле играет даже положительную роль в личной истории Пятигорского, доказывая то, что он не был агентом НКВД. Что же было в заявлении? Оно направлено прежде всего против Кореца как самого активного застрельщика конфликта. Но Ландау также затронут. Пятигорский пишет, что ранее он считал Ландау «коммунистом без партбилета», но теперь тот попал под влияние Кореца, и это приведет его к беде. Он оказался прав, через три года именно Корец принесет Ландау антисталинскую листовку, попросит ее одобрить и отредактировать, а через неделю они оба и Ю.Б. Румер будут арестованы за эту листовку. Но листовка – это апрель 1938 года, пик сталинско-ежовского террора. А пока местной администрации и НКВД удалось «всего лишь» отдать под суд самого Кореца, обвинив его в ложном заполнении своей анкеты при поступлении на работу в УФТИ. На суде выступали многие свидетели и рассказывали о борьбе Кореца против оборонной тематики. Выступил и Пятигорский. Когда его спросили, почему, как он считает, Корец выступал против этих работ, Пятигорский ответил: «По глупости». Кореца осудили на полтора года заключения общего режима. Ландау боролся за освобождение друга, написал письмо наркому внутренних дел Украины Балицкому, поручился за Кореца. Того через полгода, в 1936 году, освободили и оправдали «за отсутствием состава преступления». Но Ландау не простил Пятигорскому его свидетельства на суде и, главное, его заявления в НКВД, о котором он как-то узнал, хотя никогда никому не рассказывал, каким образом. С ноября 1935 года Ландау полностью разорвал отношения с Пятигорским. Тот был переведен в другой отдел УФТИ. Ландау продолжал иметь дело с Пятигорским только по недописанному 1-му тому Курса. Пятигорский передавал Ландау десяток-другой страниц, написанных единственной левой рукой. Ландау их читал, правил и молча возвращал. Так родился в муках этот первый том. Но от дальнейшей работы по Курсу Ландау Пятигорского отстранил. Для написания других томов Курса он привлек Евгения Лифшица. Ландау даже вычеркнул Пятигорского из списка сдавших ему все девять экзаменов теорминимума, а тем самым из числа своих учеников. Поясним. Этот неформальный минимум сыграл огромную роль в отборе и формировании сильнейшей в мире научной школы Ландау по теоретической физике. Всего в списке, составленном самим Ландау в конце 1961 года, значилось 43 физика. Почти все они – ученые мирового класса, примерно половина из них стали академиками и членкорами. Но есть два-три человека, полностью сдавших теорминимум, но в список Ландау не включенных, среди них под пятым номером должен был бы стоять Пятигорский. Однако Ландау был личностью абсолютистского типа, он сам говорил о таких людях: «Отлучен от церкви», и имена прОклятых еретиков было запрещено даже упоминать в присутствии главы этой церкви. Не вполне подчинились этому лишь академики А.И. Ахиезер и И.М. Лифшиц, они работали в Харькове и продолжали иметь дело с Пятигорским, вероятно, даже жалели его, а И.М. Лифшиц опубликовал с ним пару совместных статей. После того, как Л.Д. Ландау решил порвать отношения с Л.М. Пятигорским, он отобрал у него почти законченную тему кандидатской диссертации по теме: «Образование электрон-позитронных пар при бета-распаде». Он приказал другому своему ученику, венгру Ласло Тиса, принять эту тему и ее окончить. Поначалу Тисса сопротивлялся, но Ландау пригрозил выгнать Тиссу из УФТИ. Тисса обратился к Пятигорскому. Тот стал разъяснять Тиссе тонкости своих вычислений, вводя его в курс дела. Сам Пятигорский защитил диссертацию лишь 20 лет спустя, и по совершенно другой теме («Плазме в волноводах»). Почему не защищал так долго? Потому что Ландау дал знать физической общественности, что он лишил Пятигорского своего доверия, и считает его не заслуживающим ученой степени. Фактически это был запрет на защиту от имени лидера советских физиков-теоретиков. Запрет Ландау снял только в 1956 году. Тогда он был вызван в Генпрокуратуру СССР, как свидетель по реабилитационным делам сотрудников УФТИ, расстрелянных и репрессированных в 1937-1938 гг. Там ему подтвердили то, что он сам и так знал с 1938 г.: основаниями его ареста были: 1) листовка, 2) показания харьковских коллег Л.В. Шубникова и Л.В. Розенкевича об их совместных с Ландау «вредительских действиях, направленных на срыв важнейших научных работ института, предназначенных для нужд обороны страны» (так это сформулировано в «Деле Ландау»). Ни в самом аресте, ни в подготовке обвинительного заключения поведение Пятигорского, какое бы оно ни было, роли не сыграло. По-видимому, последнего Ландау не знал. Узнав, он снял запрет на защиту Пятигорским диссертации. Последнего известил о хорошем событии академик А.Ахиезер, ученик Ландау. В 1956 г. в НИИ физико-технических и радиотехнических измерений (ВНИИФТРИ, г. Зеленоград) Л.М. Пятигорский защитил кандидатскую диссертацию. В этом институте он основал и возглавил лабораторию теоретической физики, в которой проработал до 1982 г. Для истории советской физики небезынтересны те моменты процесса написания тома 1 «Механика» 10-томного Курса теоретической физики Ландау и Лифшица, из которых видно, в каких житейских, а не только творческих муках рождалась эта первая книга великого Курса. Первое издание тома 1 вышло в 1940 г., авторов было двое: Л.Д. Ландау и Л.М. Пятигорский. Когда в 1935 г. между этими соавторами произошел разрыв, том 1 еще не был окончен. Сам Пятигорский написал об этом так. «Идея написания курса и список томов принадлежали Л.Д. Ландау. Конспекта лекций Ландау по механике у меня не было. Были только краткие заметки по его лекциям в теоретической лаборатории. Несколько листочков. После того как я заканчивал написание очередного параграфа, я передавал его Ландау, и он окончательно редактировал его. Эта работа состояла в том, что он вычеркивал то, что считал лишним. Именно это сокращение (примерно 15–20%) придало книге тот вид, который она имеет». А в 1958 г. «Механика» была переиздана. Соавторов по-прежнему было двое, но на этот раз вторым был не Л.М. Пятигорский, а Е.М. Лифшиц. Физики, с которыми я разговаривал, утверждают, что приблизительно 70% текста 1-го издания мало отличается от 2-го издания, исправлены ошибки, добавлены пара глав и задачи. Сын Л.Д. Ландау Игорь Львович написал из Швейцарии: «Я как-то сравнил два варианта этой книги и могу утверждать, что разница между ними минимальна. Впоследствии Пятигорский совершил какой-то, по мнению моего отца, исключительно неэтичный поступок, и все отношения между ними были разорваны. А книга переписана уже в соавторстве с Лифшицем». Профессор МГУ-ИОФАН-ФИАН А.А. Рухадзе написал в Предисловии к моей книге «Круг Ландау»: «Л.М. Пятигорский письменно отказался от соавторства в последующих изданиях в пользу Е.М. Лифшица. Не уступил лишь математическое дополнение, по-видимому, из-за того, что он собирался написать многотомник «Математика для физиков». Об этом он сам говорил мне при встрече в пос. Менделеева (Московская обл.) в начале 1970-х гг. Правомерно ли было удаление Пятигорского, как соавтора из Курса? Думаю, что, хотя Ландау имел полное право отказаться от соавторства Пятигорского в последующих томах, еще не написанных, но вычеркивать Пятигорского из соавторов «Механики» при переизданиях он не имел ни морального, ни авторского права (с точки зрения общечеловеческой корректности). Почему же Е.М. Лифшиц согласился стать вторым соавтором «Механики»? Если ответить одной фразой - он был просто вынужден подчиниться воли более сильного. Неплохо зная Лифшица, могу утверждать, что у него не было радости (а тем более - злорадства) от замещений соавторства в томе 1. Я спрашивал Е.М. Лифшица о Л.М. Пятигорском. Никогда не слышал от него чего-то содержательно негативного. Короткая общая фраза в ответ типа: «Дау считал, что Пятигорский плохо повел себя в Харькове, когда был суд над Корецом». И никаких подробностей. При этом надо учитывать то, что у Лифшица был принцип, доведенный до абсолюта: он никогда не позволял себе высказывания, осуждающие Ландау. Но вернемся назад в 1935 год. Что же там было на суде над Корецом, и был ли Пятигорский сексотом НКВД? Вот что написала Татьяна Леонидовна Пятигорская из Израиля "Вся его жизнь была цепью трагедий, начиная с 9 лет. Я, старшая дочка, была самым близким ему человеком <…>. Мы очень много разговаривали на разные темы и, конечно, он мне подробно рассказывал историю с Ландау. И я хорошо представляла себе ситуацию тех лет также и по рассказам моей мамы, которая жила с папой на территории УФТИ. Она знала всю эту компанию, как облупленных. Они все бывали у нас дома на огромных приемах, например, на мои дни рождения. Но мама еще и всю жизнь работала старшим преподавателем физики в Университете и писала по просьбе его ректора Буланкина историю Университета и харьковской физики. Я хорошо знала семью Абрама Александровича Слуцкина, которого травили за то, что он разрабатывал эту пресловутую антенну (прикладная тематика!). Еще задолго до того как появилось 4-ое издание книги этой c… Бессараб, где «называлось имя предателя», и мы получили ответ из КГБ о том, что фамилия Пятигорского не фигурирует в деле Ландау, и о том, кто там действительно фигурирует, т.е., по чьим показаниям Ландау посадили. Конечно, эти люди, Вы знаете о ком речь, тоже не были виноваты. Так вот, задолго до всего этого я понимала, что происходило в то время. <…> Папа был абсолютно уверен (и, как оказалось, абсолютно прав <имеется в виду надвигавшаяся война>), что необходимо было развивать прикладную тематику, в частности, работы Слуцкина. И, когда под давлением Кореца Ландау заставлял папу писать в стенгазету статью, «клеймящую» Абрама Александровича, папа отказался, хотя прекрасно представлял, чем ему это грозит, зная «немножко» характер Ландау. Этот конфликт уже полыхал, и все об этом знали, и очень удобно было сделать папу «козлом отпущения» в деле Кореца. Не знаю, кто Кореца конкретно подставил – НКВД или кто-то из окружения Ландау. Почитайте внимательно в книге Ранюка («Дело УФТИ» есть в Интернете) стенограмму (кажется, партсобрания), где все клеймили Кореца. А ведь это все наши соседи по УФТИ. Они дожили в полном уважении до глубокой старости, например Гарбер - а почитайте, что он говори о Кореце. Но на это как-то никто не обращает внимания. А когда папу вызвали в НКВД и спросили, выступал ли Корец против оборонной тематики, - что он должен был сказать? Все и так знали, что Корец выступал против. Папа честно сказал, что считает это неправильным. А сейчас, в наше время, когда люди даже представить себе не могут, что такое сидеть на допросе в НКВД, считается, что уже одни только слова «он давал показания в НКВД» означают - предатель. А ведь в 1938 г. и сам Ландау давал показания в НКВД, в которых причислил Капицу, Семенова, Френкеля и других к антисоветски настроенным лицам (это есть в Протоколах, которые приведены в Приложении к Вашей книге). У меня есть давно сформировавшаяся точка зрения по поводу всех материалов тех лет - люди находились в ненормальных, нечеловеческих условиях, имели извращенную психику, идеологию. Что там на самом деле происходило - сейчас уже на 100% никто сказать не может. И даже если бы мог - мы что, будем всерьез воспринимать доносы УФТИнских ученых самих на себя, о том, что они были немецкими или английскими шпионами?» Остановимся на факте заявления в НКВД Пятигорского, которое было найдено в 1990 г. харьковским профессором, историком физики Ю.Н. Ранюком в «Деле Кореца». На вопрос сына Пятигорского о том, были ли это заявление написано от руки, почерком Пятигорского, Ранюк пояснил: «Я был вынужден (это было еще советское время) переписывать текст вручную. Я даже не помню, как было написано письмо. Но, кажется, напечатано на машинке. Хочу предупредить, что сейчас снять Х-копию сложнее, чем в советское время, хотя дело теперь находится в областном архиве». В письме Ю.Ранюк добавил фразу: «10 лет я не решался это опубликовать». Как ни парадоксально, но я считаю, что именно находка и публикация указанного заявления Л.М. Пятигорского в НКВД помогает во многом прояснить его облик, и даже улучшить его образ, тот, который вошел в историю советской физики. Ибо это сам факт обнаружения этого заявления в архивах доказывает на 100%, что Пятигорский не был секретным сотрудником НКВД, не выполнял заказа этой службы в наблюдении за Ландау и, попросту говоря, не «стучал». Если бы он был сексотом НКВД, то информировал бы в текущем режиме своего куратора о положении дел в институте - как правило, устно, но если и письменно, то исключительно под псевдонимом. Никаких подписей! И никогда записки сексота не попали бы в судебное дело. Ибо имена сексотов известны лишь непосредственному куратору, их досье хранятся в особо секретной картотеке, не рассекречиваются ни при каких обстоятельствах, даже при революциях. При распаде СССР костяк спецслужб в основном сохранился во всех образовавшихся государствах СНГ. Неизвестно, чтобы где-то и когда-то картотеки агентов были рассекречены. Агенты не рассекречивались даже в продажно-либеральные ельцинские годы. Вечное сохранение такой тайны - общее правило ведения оперативной работы любой серьезной спецслужбы, иначе было бы невозможно само ее существование. Заявление же Л.М. Пятигорского, как стороннего лица, не из сексотов, хранилось совсем не так глубоко. Оно фигурировало на закрытом процессе по делу Кореца в 1935 г., не будучи более секретным, чем устные показания на этом процессе того же Пятигорского и еще нескольких лиц. Известно, что вдова Пятигорского обратилась в суд после того, как Майя Бессараб в 4-м издании своей книги обвинила Пятигорского в доносе из корыстных целей. На запрос в КГБ СССР пришел ответ на имя самого Л.М.: «Причиной ареста Л.Д. Ландау послужили показания научных работников Украинского физико-технического института Шубникова Л.В., Розенкевича Л.В, арестованных в 1937 году УНКВД по Харьковской области. В КГБ СССР сведений о Вашей причастности к аресту Ландау Л.Д. не имеется». Суд обязал Бессараб извиниться перед Л.М., что та и сделала в печати. Это вообще-то неплохо, однако, на мой взгляд, такой ответ из КГБ носил скорее формальный характер, ибо противоположного содержания, означавшего рассекречивание сексота, не могло быть по определению. Удивляет, что в 1990 году КГБ хоть как-то ответил на запрос. Сейчас ФСБ или украинская «бэзпэка», скорее всего, просто оставили бы запрос без ответа в обоих случаях (сексот - несексот). Поэтому я убежден, что Пятигорскому повезло с тем, что Ранюк нашел его заявление в НКВД. Ведь тем самым доказывается гораздо меньшее из зол: он не был сексотом (которые почти все работали из корысти и/или трусости). Он был одержимым большевиком, смелым, решительным и принципиальным в узком смысле слова. Таких истовых коммунистов было немало в 1920-1940-х гг. Хотя, конечно, в общечеловеческом смысле факт подачи Пятигорским секретного заявления, в котором задевался также его учитель и кумир, остается достойным сожаления. Ведь в заявлении были слова: «В основе своей Ландау не хотел вести антисоветскую линию, но, сблизившись с Корецом, пошел по враждебному партии пути». Но мы сейчас не можем и не хотим никого обвинять, а ищем корни, стремясь подойти ближе к истине. Корни же, в данном случае, произрастали из трагического детства Леонида, из погрома с убийством его родителей в 1919-м, спасения его и множества других евреев Красной Армией, из его жизни в детском доме и воспитания в атмосфере коммунистических идеалов. Некоторые признаки смягчения со стороны Ландау были замечены в последние 6 лет его жизни до автокатастрофы. Помимо снятия запрета на диссертацию, они внешне проявились в следующем. Харьковский профессор М.И. Каганов описывает, как он однажды наблюдал рукопожатие Ландау и Пятигорского, тогда как в предыдущие годы этого не бывало. Физик Е.А. Панина, бывшая харьковская студентка курса Ландау в 1930-х гг., в своем письме в 1990 году в суд (разбиравший клевету со стороны Бессараб), сообщала: «В 1961 году я встречалась с Л.Д. Ландау в Харькове на конференции по физике низких температур. Мы встретились, как старые приятели, разговаривали около 40 минут. Лев Давыдович спросил меня: «Вы видитесь с Леней?», я ответила, что вижусь очень редко. В его вопросе не было и тени злобы и презрения».
Метки:
Умер сэр Николас Уинтон 1 июля 2015 года. 19 мая 2014-го года сэру Уинтону исполнилось 105 лет, в свой день рождения он был удостоен Ордена Белого Льва, высшей государственной награды Чехии (Czech Republic). Он награжден рядом международных премий, а также принят в Рыцарский орден Британской империи. В Праге на железнодорожном вокзале, откуда в 1939-м году уходили поезда с беженцами, ему установлен памятник. Несмотря на то, что Николас Джордж Уинтон был христианином, его еврейское происхождение не позволило ему получить звание Праведника мира, присваиваемое Израилем неевреям.Уинтон родился 19 мая 1909-го года в семье немецких евреев, которые по приезду в Англию сменили фамилию Вертхайм (Wertheim) на английскую Уинтон, а также приняли христианство. В 1923-м году Николас поступил в Stowe School, однако образования так и не закончил, начав работать в банке и посещать ночные классы. Через некоторое время молодой человек переехал в Гамбург, где получил работу в банке, а со временем нашел должность банкира в Париже. В начале 1930-х Николас вернулся в Англию уже с квалификацией банкира, но работе в душном офисе он предпочел жизнь брокера на лондонской бирже.
В 1938-м Уинтон запланировал поездку на лыжный курорт в Швейцарию, но его планы изменило письмо его друга Мартина Блейка, на тот момент работавшего в оккупированной Чехословакии. Понимая всю опасность войны, Николас купил билет в Прагу — и это решение, это резкое изменение планов, стало той точкой, после которой жизнь Николаса Уинтона навсегда перестала быть спокойным существованием лондонского брокера.
В ноябре 1938-го, вскоре после подписания закона о предоставлении убежища в Великобритании детям из оккупированных стран, Уинтон был уже в Праге, дни и ночи проводя в своем 'офисе', которым ему служил обеденный стол в ресторане отеля. Координируя деятельность волонтеров в Чехии и Великобритании, Николас сумел найти временные семьи для 669 детей, а также помочь каждому из них пересечь границу с Нидерландами (Netherlands), которую, как известно, не могли пересекать евреи без соответствующих документов. Интересно, что маршрут поезда, на котором ехали 'Дети Уинтона' через Нидерланды, во многом совпадал с маршрутом, которые проделывали многие другие беженцы на пути в Великобританию. На вопрос об его отношениях с другими волонтерами Николас ответил, что их было столько, что даже половины имен он не может вспомнить; он также признался, что в то время никто не думал называть такой поступок подвигом — он был долгом любого человека.
В течение 49 лет Николас Уинтон хранил свой секрет, и лишь в конце 1980-х его жена нашла материалы о спасательных операциях на чердаке их дома.