Еврейский календарь

1898, 29 октября — (13 Хешвана 5659) (или 28 октября) Ишув. Торжественная встреча первыми поселенцами Эрец-Исраэль Императора Вильгельма в с/х школе Микве. Дети спели в честь Императора германский гимн. Среди встречавших Вильгельма был и Герцль, которого тот заметил и даже пожал руку, что произвело на присутствующих впечатление, особенно на самого Герцля, надеевшегося на поддержку Вильгельма его (Герцля) сионистских надежд и проектов.

1898, 31 октября — (15 Хешвана 5659) Дневник Т. Герцля. Впечатления

Когда в грядущие дни я буду вспоминать о тебе, о Иерусалим, то не с восхищением.Затхлые остатки двух тысячелетий бесчеловечности, нетерпимости и грязи скопились на твоих вонючих улочках. Единственный человек, присутствовавший здесь все это время, милый мечтатель из Назарета, не сделал ничего - он только помог усилиться ненависти.Если Иерусалим когда-нибудь станет нашим и если я все еще буду в состоянии что-нибудь сделать для него, я бы прежде всего его вычистил.Я выбросил бы все, что не священно, построил бы дома для рабочих за городом, опустошил бы и уничтожил все грязные крысиные норы, спалил бы все несвященные развалины и устроил бы базары где-нибудь в другом месте. Затем, придерживаясь, насколько это возможно, старого архитектурного стиля, я выстроил бы новехонький, полный воздуха, удобный для жизни город с хорошей канализацией.Я твердо уверен, что великолепный новый Иерусалим может быть выстроен за стенами Старого города. Старый Иерусалим останется Лурдом, Меккой, Иерушалаимом. А новый, чудесный красавец-город может вырасти рядом с ним

 о первом посещении Иерусалима.

1898, 2 ноября — (17 Хешвана 5659) Вторая, на этот раз безрезультатная, встреча Герцля и Вильгельма. Прежде всего, Герцлю пришлось выступить не по оригинальному тексту своей речи, а по усеченному варианту с поправками Бюлова, вычеркнувшего из нее ведущие политические принципы. Кроме того, ответ кайзера на речь был холодно-вежливым, без тени тех заверений, которые были даны Герцлю во время константинопольской аудиенции (см. 18 октября и 19 октября ). Император заметил в конце, что "будет продолжать интересоваться вопросом". Герцль так заключает запись от 2 ноября в своем дневнике о иерусалимской встрече с Вильгельмом: "Он не сказал ни да, ни нет. Ясно, что в промежутке произошло многое". И действительно, очень скоро выяснилось, что в своей беседе с Вильгельмом султан высказал резко отрицательное отношение к политическому сионизму. Министр иностранных дел Бюлов тоже высказался против поддержки Вильгельмом сионизма из-за опасений враждебной реакции Англии, Франции, России.

1898, 2 ноября — (17 Хешвана 5659) Близ Бобруйска родился Абба Ахимеир

Прибыл в Палестину в юношеском возрасте (1912). Вернувшись в 1914 г. в Россию, стал там членом Це'ирей Цион. После Первой мировой войны изучал историю в университетах Льежа и Вены. В 1924 г. возвратился в Палестину и вступил в Ха-По'эл ха-ца'ир. Постепенно взгляды Ахимеира изменились, и в 1928 г. он присоединился к ревизионистской партии. Призывая к активному сопротивлению мандатным властям, Ахимеир организовал ряд выступлений против них, за что неоднократно подвергался аресту. В 1933 г. Ахимеир был обвинен властями в организации убийства Х. Арлозорова, но был оправдан судом. В 1935 г. — подвергнут тюремному заключению за организацию нелегального «Брит ха-бирионим» («Союз бунтарей»). Взгляды Ахимеира способствовали становлению идеологии Иргун цваи леумми и Лохамей херут Исраэль. Ахимеир написал значительное количество статей, многие из которых носили острый полемический характер, и несколько книг.

 - журналист и писатель, один из лидеров сионистов-ревизионистов. Умер 6 июня 1962 в Тель-Авиве.

1899, 8 октября — (4 Хешвана 5660) В Одессе родился Яаков Дори (Достровский)

После погромов 1905 г. семья Достровских эмигрировала в Палестину, в то время входившую в Оттоманскую империю. После окончания школы в Хайфе, во время Первой мировой войны, Яаков записался в Еврейский легион британской армии. Затем он присоединился к Хагане и получил подпольную кличку «Дан». В 1939 г. Дори был назначен начальником штаба Хаганы и занимал эту должность до 1946 г. С 1946 г. по 1947 г. Дори возглавлял делегацию по закупке вооружений в США. После образования Армии Обороны Израиля Дори стал первым начальником Генерального штаба. В это время у него наблюдались серьёзные проблемы со здоровьем, что мешало его руководству военными действиями во время войны за Независимость 1948 г. По этой причине во время войны вся нагрузка легла на его заместителя — Игаля Ядина. Каденция Дори завершилась 9 ноября 1949 г. После отставки из армии Дори был председателем научного совета при канцелярии премьер-министра и президентом хайфского Техниона (политехнического университета). Последнюю должность Дори занимал до 1965 г.

  - первый начальник Генерального штаба Армии Обороны Израиля. Умер 22 января 1973 года.

1899, 22 октября — (18 Хешвана 5660) В Двинске (Латвия) родился Шаул Авигур (Мееров)

Весной 1912 г. вместе с матерью и сестрой Циппорой (впоследствии Ц. Шарет) прибыл в Эрец-Исраэль и был принят в тель-авивскую гимназию «Герцлия». В апреле 1917 г. Авигур был выслан турецкими властями вместе со всем еврейским населением Тель-Авива и работал на рубке леса в районе Зихрон-Я'акова. В 1918 г. присоединился к сельскохозяйственной коммуне (квуце, см. Киббуц) Киннерет, членом которой был до самой кончины. В 1920 г. Авигур прибыл в Тель-Хай, где под командованием И. Трумпельдора участвовал в обороне этого пункта до его падения 1 марта (11 адара) 1920 г. Авигур входил в состав центрального органа Хаганы и был ответствен за важнейшие участки ее деятельности: приобретение оружия и создание арсенала. Авигур один из инициаторов создания военной промышленности (та'асия цваит-Та'ас); заложил основы разведывательной службы Хаганы (шерут иеди'от — Шай). С 1934 г. и до провозглашения Государства Израиль Авигур активно участвовал в репатриации евреев вопреки запрету английских властей, в 1944–48 гг. руководил деятельностью подпольной организации Мосад ле-'алия бет, осуществлявшей «нелегальную» иммиграцию. Выполняя поручения Мосада, Авигур побывал в столицах ряда арабских стран (Египет, Ливан, Сирия) и в Турции. В 1942 г. посетил Иран, где занимался установлением связей с евреями-беженцами из Польши, прибывшими в Иран вместе с армией генерала Андерса, и организацией их переправки в Эрец-Исраэль. Находясь в Иране, Авигур содействовал становлению халуцианской деятельности в еврейской общине этой страны. Авигур принимал активное участие в подготовке парашютистов-десантников и их засылке в европейские страны, оккупированные фашистской Германией. Авигур считал эту операцию большой поддержкой в борьбе евреев на оккупированных немцами территориях и составной частью многостороннего участия еврейского народа в битве с нацистской Германией. По окончании Второй мировой войны Авигур прибыл в качестве главы Мосада ле-'алия бет в Европу, где руководил операцией Бриха. В результате этой операции, проводившейся в Западной и Восточной Европе и Северной Африке, в подмандатную Палестину были доставлены десятки тысяч евреев, уцелевших после Катастрофы. Накануне и в начале Войны за независимость Авигур руководил приобретением оружия в Европе и его доставкой армии молодого государства, боровшегося за свое существование. В июле 1948 г. в боях у Седжеры погиб 17-летний сын Авигура — Гур Мееров. С конца 1949 г. Авигур, один из главных помощников тогдашнего министра обороны Д. Бен-Гуриона, выполнял особо ответственные поручения. В 1951 г. в издательстве «Ма'арахот» вышла книга Авигура «Им дор Ха-Хагана» («С поколением Хаганы»). С 1952 г. по 1970 г. Авигур возглавлял «Натив». Под его руководством проводились кампании за свободный выезд советских евреев в Израиль и мероприятия, направленные на организацию борьбы за достижение этой цели. Авигур активно выступал против политики насильственной ассимиляции, проводимой советскими властями по отношению к евреям, боролся за поддержание национального духа в этой оторванной от внешнего мира еврейской общине, за мобилизацию мирового общественного мнения в поддержку осуществления прав евреев СССР на репатриацию в Израиль. Авигур был активным деятелем Хистадрута. Он принадлежал к рабочему движению Ахдут ха-'авода (см. также Тну'а ле-ахдут ха-'авода), а после ее слияния с движением Ха-По'эл ха-ца'ир занимал одно из центральных мест в партии Мапай. С момента формирования Израильской партии труда (см. Израильское рабочее движение) Авигур — член ее центрального комитета. Авигур был членом редколлегии многотомного издания «Сефер толдот ха-Хагана» («История Хаганы», в 6-ти томах, 1954–72). Он являлся одним из основателей Музея Хаганы, названного именем его друга Элияху Голомба, одного из создателей израильских вооруженных сил. В 1973 г. Авигур был награжден Государственной премией Израиля за деятельность на благо еврейского народа и Государства Израиль. В том же году ему присвоено звание почетного доктора философии Еврейского университета в Иерусалиме. В 1977 г. в издательстве «Библиотека-Алия» вышел русский перевод книги Авигура «С поколением Хаганы» (см. выше). В 1979–87 гг. Центр исследования и документации восточноевропейского еврейства при Еврейском университете в Иерусалиме проводил серию семинаров памяти Авигура по проблемам алии и абсорбции выходцев из Советского Союза. Отмечалась исключительная роль Авигура в организации всесторонней помощи свободного мира советским евреям, начиная с 1950-х гг. www.eleven.co.il

  - один из организаторов и первых руководителей Хаганы.

1900, 2 ноября — (10 Хешвана 5661) Шоа. Родился Эммануэль Рингельблюм — польский историк, педагог, общественный деятель, создатель архива Варшавского гетто и организатор подпольной группы Онег Шабат. Онег Шабат (иврит), или Ойнег Шабос (идиш) - группа, действовавшая в Варшавском гетто, в которую вошли историки, писатели, раввины и социальные работники. Задачей группы было документирование жизни в гетто: сбор документов и свидетельств, эссе, дневников, рисунков, плакатов и других материалов о гетто. Работа началась в сентябре 1939 года и закончилась в январе 1943 года. Перед ликвидацией гетто материалы были спрятаны в трех молочных бидонах и десяти металлических контейнерах в трех различных местах в гетто. Два молочных бидона были найдены в 1946 году, десять контейнеров — в 1950 году. Третья часть архива еще не найдена. В двух найденных частях содержится около 6000 документов — все они теперь хранятся в Еврейском историческом институте в Варшаве. Рингельблюм расстрелян гестапо 10 марта 1944 года

1900, 15 ноября — (23 Хешвана 5661) Родилась Yvonne Feyerick Nevejean - праведик народов мира, спасла в Бельгии более 4000 еврейских детей, распределяя их по христианским семьям. Умерла 10 августа 1987 года.

1900, 16 ноября — (24 Хешвана 5661) Родился О. Абдулов

Сценическую деятельность он начал в 1918 году в студии имени Шаляпина, затем выступал в Театре-студии под руководством Юрия Завадского, в Московском театре Революции, а в 1943 году пришел в труппу театра имени Моссовета. Среди лучших сценических ролей актера - Лыняев в "Волках и овцах" по А.Островскому, Фромантейль в "Школе неплательщиков" Вернёя, дядя Васа в "Госпоже министерше" Нушича. С 1924 года Осип Абдулов работал на радио - сначала диктором и актером, затем - как режиссер, организовывал художественное вещание для детей. В кино он начал сниматься в 1933 году, проявив себя ярким острохарактерным и комедийным актером. В числе лучших работ Осипа Абдулова можно назвать Джона Сильвера в "Острове сокровищ" (1937), Тарантулова в "Человеке в футляре", грека Дымшу из "Свадьбы", Крашке в "Поединке". Снялся он также в фильмах "Светлый путь", "Свинарка и пастух", "Пятнадцатилетний капитан". Отношение Осипа Наумовича Абдулова к кинематографу было двойственным: кино он очень любил, понравившиеся фильмы смотрел по многу раз, но никогда не бывал удовлетворен собственной работой. Он говорил: "В театре мне приходилось играть разные роли, в том числе и хороших, обаятельных людей. В кино же меня приглашали главным образом на роли вредителей, злодеев, пиратов. Я всегда старался их очеловечить, избегать сплошной черной краски". Часто приходилось Осипу Наумовичу самому придумать для себя характерные детали, иногда даже реплики. В картине "Светлый путь" и роли-то, по существу, не было. Всего два появления директора текстильной фабрики. В первом директору показывают рисунки тканей. Это был период увлечения производственной тематикой. Никаких там тебе цветочков или букетиков: ситцы покрывались тракторами, зубчатыми колесами. Директору - Абдулову - нужно высказать свое мнение. Почему-то в сценарии нет никакой реплики. Вся съемочная группа предлагает фразу за фразой. Не годится. Вдруг Осип Наумович, хитро блеснув глазами, говорит: - Я придумал. Снимайте! ...Снова вносят кипы ситцев. Директор глубокомысленно разглядывает ткань, расписанную фабриками и заводами со множеством труб. - Дыму мало! - изрекает директор. Все покатываются со смеху. Хохочут режиссер, оператор, помреж, актеры. Еле засняли. ГРЕК Представление о жизнерадостности и чувстве юмора Абдулова дает отрывок из записей о нем Фаины Георгиевны Раневской, с которой его связывала многолетняя дружба и творческая совместная работа: "Однажды, после окончания ночной съемки в фильме "Свадьба" по Чехову, нам объявили, что машины не будет и что нам придется домой добираться пешком. Осип Наумович сердился, протестовал, долго объяснялся с администратором, но, тут же успокоившись, решил отправиться домой, как был: в гриме с черными усами и огромными черными бровями, в черном парике и турецкой красной феске. Меня он попросил пройтись с ним, тоже не снимая грима и моего костюма - допотопной мантильи и капора. На улице он взял меня под руку и стал рассказывать какую-то историю на тут же им придуманном языке от лица своего грека. При этом он свирепо вращал глазами, отчаянно жестикулировал и вскрикивал фальцетом. Идущие нам навстречу домашние хозяйки с авоськами в ужасе бежали от нас, не оборачиваясь. И это была не только озорная шутка, это тоже было творчество, неуемный темперамент, щедрость истинного таланта. И это было после труднейшей ночной съемки..." САМОСУД В фильме "Поединок" (режиссер В.Легошин) Абдулов сыграл роль гестаповца Крашке - колоритную фигуру эсэсовского полковника, который не только любовно выращивает цветы в своем саду, но с не меньшим рвением выращивает кадры шпионов и диверсантов в руководимой им школе гестапо. С этой ролью был связан случай, который мог худо кончиться для Осипа Наумовича, но о котором тем не менее он потом рассказывал как об одном из забавнейших. Шла война. Ходили слухи о поимке шпионов и диверсантов. Москвичи были бдительны. Часто тревога оказывалась ложной, и все заканчивалось смехом. Как-то раз Осип Наумович шел на радио. Здание ВРК помещалось на улице Качалова, недалеко от дома, и обычно Абдулов ходил пешком. На этот раз ему вздумалось воспользоваться трамваем от Пушкинской площади до Никитской. Вагон был переполнен. — Дернул же меня черт войти с передней площадки, - сетовал он потом на себя. Вожатый потребовал удостоверение, несмотря на то, что Осип Наумович хромал и не расставался со своей палкой. Никакие объяснения, что он опаздывает на радиопередачу, не помогали. Вожатый заявил, что не сдвинет трамвай с места, пока нарушитель не сойдет. Пассажиры тоже спешили, и все их негодование обрушилось на Осипа Наумовича. Довольно неделикатно его выпихнули с площадки, где и без него яблоку негде было упасть, на тротуар. Вездесущие мальчишки, налетевшие на шум, как воробьи на мякину, моментально узнали Абдулова по только что вышедшему фильму "Поединок" и завопили: — Гестаповца Крашке поймали! Гестаповца Крашке! Что тут началось! Из трамвая высыпали люди, набросились на Осипа Наумовича, сорвали с него шляпу, вырвали из рук палку... Но тут кто-то из прохожих да и сами мальчишки разъяснили недоразумение. Изрядно помятый, Осип Наумович появился в радиостудии в тот самый драматический момент, когда директорша, уже объявившая об этом выступлении, замерла в ужасе, обнаружив, что исполнителя нет рядом. О самообладании Абдулова свидетельствует то, что радиослушатели ничего не заметили.

  - актер Театра им. Моссовета. Умер 14.6.1953.

1900, 16 ноября — (24 Хешвана 5661) Умер Соломон Коген

В начале ХIX века одной из главных «табакерок» империи был Крым. И именно тут, в Евпатории в 1830 году семье торговца табаком и родился будущий лидер табачной промышленности Соломон Аронович Коген. Вначале Соломон помогал отцу, а вскоре решил открыть собственное дело, однако не в Крыму — конкуренция на полуострове была весьма серьезной. Для старта Коген выбрал Киев. В город на Днепре Коген перебрался в 1860 году и уже в следующем году вместе с земляком-караимом Шапшалом основал небольшой табачный завод с магазинчиком. Вскоре фабрика, на которой поначалу работало, включая хозяев, не более двадцати человек, превратилась в крупное преуспевающее предприятие. Десять лет спустя Шапшал продал свою долю компаньону и переехал в Петербург, а Коген успешно продолжил начатое дело. К 1885 году в городе действовало уже 13 табачных предприятий, на которых работало 934 человека. Крупнейшими были фабрики Соломона Когена и его родного брата Моисея. Кстати, почетное третье «табачное» место также держала фабрика караимов Исаака Дурунча и Якова Шишмана. Поскольку производство и торговля тогда достаточно часто были связаны географически, удачное размещение табачной фабрики фактически означало прямой путь к сердцам потребителей. Поэтому Коген разместил свое предприятие для выделки турецкого табака и сигар в самом центре города. Первым адресом фабрики был Крещатик, 17, дом аптекаря Густава Зейделя. А рядом, в доме № 19, жил сам Соломон Аронович с женой и братом жены Мордехаем Шишманом. Его, а также брата Моисея и евпаторийского мещанина Симу Прика Коген взял в компаньоны и с 1 января 1872 года открыл на основе своей фабрики торговый дом «Коген и Шишман». Несколько лет компаньоны работали, используя арендованные площади. Но вскоре средства позволили приобрести собственное помещение для фабрики — в мае 1874 года была куплена большая усадьба, расположенная между Ново-Елизаветинской улицей (ныне Пушкинской) и Крещатиком, возведены производственные корпуса, в том числе и для паровых машин. 1879 году Моисей Коген приобрел усадьбу по улице Лютеранской, 6, почти на углу Крещатика. Один из выстроенных там двухэтажных домов предназначался для табачной фабрики, но санитарная комиссия, опасаясь загрязнения окружающей среды, не давала разрешения на открытие здесь производства. Однако предприниматели не только добились своего, но и выстроили еще два корпуса — в 3 и 4 этажа. В результате вплоть до начала 1930-х, уже при советской власти, и производство, и склады находились практически рядом с главной улицей города. Переехав в Киев, Соломон Коген решил завоевать рынок новым товаром — «сигаретками», а также приучить киевлян к мысли, что за удовольствие нужно платить. Дело в том, что в середине XIX века Киев был еще тихим провинциальным городом, застроенным в основном белоснежными деревянными хатками с довольно обширными усадьбами, где кроме знаменитых киевских яблонь (в архивных документах можно найти такое описание: «с территории усадеб, находившихся между Святой Софией и Михайловским Златоверхим монастырем, нельзя было разглядеть даже колокольни — мешали деревья») рос крепчайший табак-самосад. Его многие жители столицы Юго-Западного края не курили, а нюхали, для «крепости» подмешивая в него гвоздику, перец и прочие экзотические приправы. «Нюхачи» всегда носили с собой табакерки, которые красноречиво свидетельствовали о социальном статусе владельца (табакерками награждала своих придворных еще Екатерина II). Что касается курения, то достаточно широко, особенно среди военного сословия, были распространены традиционные трубки. Именно благодаря стараниям Когена трубки и табакерки начинают активно вытесняться папиросами. По воспоминаниям одного из современников Когена, «с этого времени появляются папиросница, пепельница, которые раньше были не в ходу, так как чисткой, набивкой и раскуркой трубки занималась прислуга. Папироса более портативна, экономна, независима. Для хранения папирос на столе употреблялись всевозможные вместилища с фигурами людей и зверей, а что касается пепельниц, то, кроме специальных и явно предназначенных для этой цели вещей служили просто блюдечки, которые в других домах шли к столу исключительно для фруктов или мороженого». Главным достижением Когена на поприще тогдашнего рекламного бизнеса стала «раскрутка» папирос как более современного, демократичного, либерального (не стоит забывать о настроениях тогдашней русской интеллигенции) продукта. «Понюшка табаку» изображалась как непременный атрибут быта «старосветских» помещиков и мещан, чей образ жизни вызывал лишь улыбку у «продвинутого» человека. Лучшая иллюстрация к этим словам — повесть Михаила Старицкого «За двумя зайцами», где «шкворчащая папироска» Голохвастова и «нюхательный табачок» отца Прони Прокоповны символизируют конфликт поколений, во многом спровоцированный находчивым предпринимателем из Евпатории. К тому же папиросы Когена были довольно дешевы, чем сразу же воспользовались самые перспективные слои покупателей — студенты, гимназисты, а также ученики народных училищ. Неудивительно, что уже к концу XIX столетия курящие профессор, адвокат и купец перестали восприниматься как нечто экстраординарное — курение стало непременным атрибутом жизни Киева и киевлян. В 1887 году по размеру чистого дохода, определенного городской думой для уплаты в пользу города, Коген занимал восьмое место в Киеве, опережая Бродских, Терещенко, Зайцева, Хрякова и других известных предпринимателей. К этому времени его фабрика стала одним из крупнейших поставщиков табачных изделий в юго-западной части Российской империи с годовым оборотом 650 тысяч рублей (оборот фабрики Моисея Когена достигал 400 тысяч). В производстве использовался листовой табак, произраставший в районе Симферополя, на Ялтинском побережье, в Сухуми, Бессарабии, в Македонии и даже в Малой Азии. Строжайше соблюдались технологические процессы. Весь табак, поступавший с плантаций, выдерживался в течение года на складах при фабрике, где происходил процесс брожения. Затем в сортировочном отделении сырье распределялось по сортам и поступало в машины для резки и раструски. Частично табачные листья использовались для изготовления сигар, но главным образом его перерабатывали «на папиросы». При этом папиросные гильзы использовались тоже собственного производства. Зарабатывали рабочие Когена весьма неплохо. Так, сортировщики сырья работали поденно, получая от 25 до 65 копеек в день, а все остальные работали на сдельной оплате и зарабатывали в месяц от 20 до 60 рублей. Коген заботился о подготовке кадров мастеров. Еще в 1885 году он учредил в родной Евпатории ремесленное училище на 40 учеников, ассигновав на него 150 тысяч рублей. Столько же средств от имени его жены Эстер Чефаньевны было пожертвовано школе для караимских девушек. Но главным детищем Когена по праву считается одно из самых красивых зданий Киева — караимская кенасса, возведенная знаменитым архитектором Владиславом Городецким. Соломон Коген умер 16 ноября 1900 года. Похоронили его на караимском кладбище в старинном районе Киева — на Зверинце. Его могила не сохранилась: все зверинецкие кладбища — караимское, еврейское, турецкое и Братское — были уничтожены во времена советской власти. После смерти братьев Когенов управление фабрикой взял на себя старший сын Моисея Когена Абрам Моисеевич, который в 1905 году преобразовал фабрику «Соломон Коген» в акционерное общество под тем же названием. А четыре года спустя табачное производство с Ново-Елизаветинской улицы переехало на Бибиковский бульвар, № 72—76 (теперь это начало проспекта Победы). В 1911 году наследники Когенов учредили Акционерное общество табачных фабрик «Соломон Коген» и «Бр. Коген». Фабрики работали абсолютно самостоятельно, а в единую финансовую систему объединились только ради экономии средств. Спрос на их продукцию был настолько велик, что «папиросы Когена» продавались в 4-х специализированных магазинах на Крещатике. После национализации предприятия стали 4-й Государственной табачной фабрикой. Любопытно, что в рекламе 1923 года особо подчеркивалось, что «фабрика выпускает изделия качества довоенного времени». О табачных традициях в Киеве не забыли — ныне наследство Когенов принадлежит совместному украинско-немецкому предприятию «Реемтсма-Киев табачная фабрика». http://www.interesniy.kiev.ua/old/7137/7141/tabahcnijgeneral

 "табачный король" Киева.

1901, 17 октября — (4 Хешвана 5662) Основан Явниэль - поселение и местный совет ("моаца мекомит") на севере Израиля юго-западнее Тверии.

1901, 20 октября — (7 Хешвана 5662) В Модене создана Итальянская сионистская федерация

1901, 25 октября — (12 Хешвана 5662) Группой их 21 семьи второго поколения Первой алии основан Кфар-Тавор - поселение и местный совет ("моаца мекомит") в северной части Страны.

1904, 12 октября — (3 Хешвана 5665) В районе Буэнос-Айроса Вилья-Креспо основан футбольный клуб "Атланта". В Аргентине «Атланта» считается еврейской командой, поскольку довольно большое число руководителей и игроков команды были аргентинскими евреями. На протяжении почти шести десятилетий клуб не имел домашнего стадиона, за что получил прозвище «Богемцы» (в значении скитальцев, не имеющих постоянного дома), как в некоторых странах называют цыган. Это прозвище закрепилось и по отношению к болельщикам команды. Лишь в 1960 году клуб, наконец, обрёл домашнюю арену. Стадион Дон Леон Кольбовски вмещает 34 тыс. зрителей. Назван в честь Леона Колебовски, многие годы бывшего президентом клуба. 15 ноября 2018 года на одном из столичных стадионов "Ислас Мальвинас" команда-хозяин All Boys в матче чемпионата третьей аргентинской лиги Примера B Метрополитана принимала "Атланту". Гости победили 3:2, после чего фанаты All Boys стали скандировать "Евреев на мыло" и размахивать палестинскими флагами и футболками с иранской символикой. Ицидент закончился вмешательством полиции, которая оцепила футбольное поле и позволила игрокам "Атланты" покинуть стадион целыми и невредимыми. Фанаты All Boys продолжали бесноваться, бесчинствуя на поле и ломая спортивный инвентарь.

1904, 27 октября — (18 Хешвана 5665) Родилась Маргарет Арнстейн (Margaret Gene Arnstein) - известнейшая в США деятельница общественного здравоохранения, соратница Лилиан Вальд (см. 10 марта). Умерла в 1972 году.

1905, 2 ноября — (4 Хешвана 5666) Родилась Маргот Клаузнер

Родилась и выросла Маргот в Берлине, замуж вышла за Яакова, жившего в Мюнхене. Во время медового месяца в середине 20-х Яаков с Маргот отправились в Палестину и случайно попали в кибуц Бейт Альфа, где познакомились со скотником Иегошуа Клаузнером. Вспыхнувшая между ним и Маргот страсть была подобна молнии. Начался бурный роман. Маргот вернулась с мужем в Германию, родила в Берлине дочь Мирьям, но Иегошуа поклялся, что любой ценой добьется расположения возлюбленной. Так и случилось: Клаузнер явился в Мюнхен и разлучил Маргот с супругом. В 1932 году с Иегошуа и малышкой Мирьям Маргот перебралась в Эрец-Исраэль. В кибуце Бейт Альфа родился Амос, который на 4 года младше Мирьям. Поначалу Она и Иегошуа состояли в администрации театра "Габима", но ужиться там не смогли. Вылетев из "Габимы", задались целью основать в Израиле новую отрасль искусства - кинематографию. В 1949 году Маргот и Иегошуа Клаузнер обратились в Земельное управление и получили 70 дунамов на краю света (никаких строений в той части Герцлии, которая сегодня считается старой, еще не было). На этом участке и основали студию. В 1950 году из Англии выписали техников. Из Чехословакии приехал еврейский киношник Ярослав Райхель - ответственный работник пражской студии "Баррандов". Он был назначен техническим директором и должен был обучать израильтян искусству кино.

 , стоявшая у истоков израильского кинематографа.

1905, 4 ноября — (6 Хешвана 5666) В Петербурге создан "Союз русского народа". ДАЛЕЕ

Русский национализм окреп и утвердился в годы царствования Александра III как движение не только откровенно контрреволюционное, но и верноподданическое. В нем не было уже ни грана свободомыслия и философской культуры, свойственных родоначальникам. Одна его составляющая, впрочем, оставалась неизменной с 40-х годов XIX века – антисемитизм, которым страдали и славянофил Иван Аксаков, и либерал Иван Тургенев, и народный печальник Николай Некрасов. При императоре Александре Александровиче еврейский погром стал неотъемлемой принадлежностью русской «общественной жизни». Рупор квасного патриотизма и антисемитизма, суворинская газета «Новое время» находила заинтересованную аудиторию в Германии и Австро-Венгрии, где пышным цветом цвел собственный национализм. Один из его видных деятелей, пастор Адольф Штеккер, созвал в 1882 году в Дрездене международный антисемитский конгресс, на котором присутствовали и делегаты из России. Плодом этого взаимодействия и обмена идеями стали «Протоколы сионских мудрецов» – сочинение, сыгравшее совершенно исключительную роль в становлении национал-социализма и формировании личного мировоззрения Гитлера. Вряд ли стоит сейчас излагать аргументы, доказывающие поддельность этого текста, – на этот счет существует обширная литература. Автор опуса в точности не известен, однако имеются веские основания считать организатором провокации жандармского полковника Петра Рачковского, руководившего в Париже заграничной агентурой Департамента полиции. В качестве первоисточников «Протоколов» обычно называют роман Германа Гедше «Биарриц», опубликованный в 1868 году под псевдонимом «сэр Джон Рэтклифф», а также памфлет Мориса Жоли «Диалог в аду между Монтескье и Макиавелли», который увидел свет четырьмя годами позже в Брюсселе. В парижской Национальной библиотеке будто бы даже обнаружился экземпляр брошюры Жоли, где карандашом отмечены места, почти дословно включенные в «Протоколы», первоначально написанные по-французски. Умберто Эко в романе «Маятник Фуко» указывает как минимум еще два источника – романы «Вечный жид» и «Тайны народа» Эжена Сю, рисующие всемирный заговор иезуитов, и роман Александра Дюма «Джузеппе Бальзамо», главный герой которого, граф Калиостро, исполняет волю мировой масонской закулисы. Иными словами, в дело пошла вся оказавшаяся под рукой конспирологическая литература, благо врагов рода человеческого всегда хватало: не масоны, так иллюминаты, не иллюминаты, так тамплиеры. «Протоколы» описывают собрание предводителей всемирного еврейского заговора на старом еврейском кладбище в Праге. Оказывается, главные орудия этого заговора – демократия, свобода слова, гражданские права. «Наш пароль – сила и лицемерие... – говорит главный раввин. – Еще в древние времена мы среди народа впервые крикнули слова «свобода, равенство, братство», слова, столь много раз повторенные с тех пор бессознательными попугаями, отовсюду налетевшими на эти приманки...» В действительности всем неевреям, «гоям», уготован полицейский режим, основанный на поголовном доносительстве: «Тогда не будет постыдно быть шпионом и доносчиком, а похвально...» На тот случай, если ужасный замысел «раскусят» и «поднимутся с оружием в руках» против евреев, у них задуман «терроризирующий маневр»: прорыты во всех столицах «метрополитеновые подземные ходы», откуда столицы будут взорваны. Первая публикация «Протоколов» в газете «Знамя» прошла незамеченной. Во второй раз их выпустил в свет в 1905 году под одной обложкой с собственными сочинениями православный публицист Сергей Нилус, человек психически нездоровый и страдавший манией преследования. В послесловии он утверждал: «Все это добыто моим корреспондентом из тайных хранилищ Сионской Главной Канцелярии, находящейся ныне на Французской территории». Это издание имело колоссальный успех благодаря революции, служившей как бы живой иллюстрацией к «стенограмме». Как утверждает Александр Солженицын в своей книге «Двести лет вместе», Николай II, прочитав «Протоколы», начертал на полях: «Наш Пятый год точно под их дирижёрство!» Однако когда председатель Совета министров Столыпин доложил ему, что этот опус – несомненная фальшивка, царь распорядился: «Протоколы» изъять. Нельзя чистое дело защищать грязными способами». Чистота дела у него сомнений не вызывала. В годы первой русской революции правоэкстремистские круги оформляются организационно – в «Союз русского народа». Его создатель тайный советник Александр Дубровин, составивший состояние частной врачебной практикой, был принят и благосклонно выслушан Николаем. Не одобряя парламентаризма, вожди крайне правых видели в Государственной думе удобную трибуну. Их глашатаями там стали помещики Владимир Пуришкевич и Николай Марков (Марков 2-й). Вот отрывок из книги воспоминаний генерала Джунковского, товарища министра внутренних дел и командира Отдельного корпуса жандармов, в описываемый период – московского губернатора, ярко рисующий атмосферу и уровень их полемики. «Куда же идет наша государственность? – задал вопрос Милюков (лидер фракции конституционалистов-демократов. – В. А.). – Не идет ли на смену октябристам более правая сила? Вот ужасное сообщение «Русского знамени», что государь и наследник состоят членами «Союза русского народа», не опровергнуто»... «Потому что это правда!» – крикнул Пуришкевич. На правых скамьях поднялся шум. «Обвинение монарху, – продолжал Милюков, – что он состоит членом союза убийц и погромщиков». При этих словах правые, вскочив с места, стали потрясать кулаками, слова «сволочь», «мерзавец», «морду побью», «жидовский наемник», «скотина», «последний зуб выбьем» и другие ругательства раздавались в воздухе» Благодаря своей скандальным выходкам Пуришкевич пользовался всероссийской известностью и получал обильное финансирование из секретных фондов полиции и других государственных ведомств. Как политическая организация «Союз русского народа», в чьей программе не было ничего нового по сравнению с триадой николаевских времен «православие, самодержавие, народность», оказался слишком пестрым сборищем для систематической работы и начал распадаться вскоре после революции 1905-1907гг. Пуришкевич возглавил Союз Михаила Архангела, Марков и Дубровин – две конкурирующие фракции, называвшиеся одинаково. Для тех, кто уверовал в жидомасонский заговор, Октябрьская революция была лишь очередным подтверждением его реальности. Но наряду с исконным русским антисемитизмом появилось и нечто новое. Горький в «Несвоевременных мыслях» пишет о пачке прокламаций, присланных ему в 1918 году «Центральным комитетом Союза христианских социалистов», зовущих объединяться «антисемитов всех стран, всех народов и всех партий». «Арийская раса – тип положительный как в физическом, так и в нравственном отношении, – говорится в одной из листовок, – иудеи – тип отрицательный, стоящий на низшей ступени человеческого развития». Цитируя эти откровения, Горький восклицает об их авторах: «Глупые и жалкие люди, несчастные люди!.. Как все это бездарно и постыдно!» «Протоколы сионских мудрецов» пережили после Октября второе рождение. Они издавались пропагандистскими отделами Добровольческой армии (Врангель их запретил на подконтрольной ему территории, а Деникин называл газету, издаваемую в Ростове Пуришкевичем, «погромным листком»), а затем были вывезены в Европу и Америку и имели там шумный успех. Европа переживала потрясение ужасной мировой войны и последовавшего за ней мирового экономического кризиса. Люди со сломанными судьбами, лишенные последнего достояния, искали простые ответы на сложные вопросы. И «Протоколы» эти ответы давали. В короткое время они были переведены, и по нескольку раз, на все европейские языки, японский, китайский и, конечно, арабский. В Германию их привез и опубликовал происходивший из семьи обрусевших немцев полковник царской армии Федор Финберг, сотрудничавший до революции в черносотенных изданиях, но особо громкого имени себе не снискавший. На исторической родине ему было суждено не только стать популяризатором «Протоколов», но и сделать важный шаг от бытового в своей основе русского антисемитизма к антисемитизму интеллектуальному. Именно Финберг уже в 1919 году впервые сформулировал «окончательное решение еврейского вопроса» как поголовное истребление евреев. Он стал страстным апологетом расовой теории. Идеолог национал-социализма Альфред Розенберг, сам выходец из Российской империи, активно пользовался «Берлинскими письмами» Финберга при создании собственного опуса «Миф XX века», который, в свою очередь, стал источником вдохновения для Гитлера при написании «Майн Кампф». Русские националисты, оказавшиеся после революции в Германии и особенно в Баварии, встретили там массу единомышленников. О мюнхенском кружке Гитлера в то время не было и помину, а когда он громко заявил о себе, оказалось, что в ближайшем окружении фюрера немало прибалтийских немцев – тот же Розенберг, но в первую очередь Макс Эрвин фон Шейбнер-Рихтер, переселившийся в Германию еще в 1910 году в возрасте 25 лет и сделавшийся ближайшим помощником Гитлера. Именно выходцы из России внушили Гитлеру ненависть к большевизму как к одному из обличий еврейского заговора. «Другой вопрос, – пишет по этому поводу исследователь нацизма Уолтер Лакёр, – действительно ли Гитлер верил в это, и если так, до какой степени, а в какой мере он просто считал это полезным для его внутренней политики мифом, а для внешней – подходящим оружием». Шейбнер-Рихтер был главным связующим звеном между руководством партии и окружением великого князя Кирилла Владимировича. Кирилл, считавший себя законным наследником, был женат на Виктории Саксен-Кобург-Готской, поэтому после революции семейство поселилось в Кобурге, где жил двоюродный брат великой княгини герцог Карл. Виктория Федоровна была поклонницей национал-социалистов. Вместе с женой Шейбнер-Рихтера Матильдой она посещала учения штурмовиков и пожертвовала в партийную кассу значительные суммы, продав свои фамильные драгоценности. В мае 1921 года Шейбнер-Рихтер организовал даже съезд русских монархистов в Бад-Рейхенхалле. На съезде был избран Высший монархический совет во главе с Марковым 2-м, однако затея не оправдала себя: совет поддержал претензии на престол великого князя Николая Николаевича, и его вожди постепенно перебрались в Париж, поближе к наследнику. Вокруг Кирилла Владимировича остались лишь люди, решившиеся связать свою судьбу не столько с ним, сколько с национал-социализмом. В 1923 году альянсу нацистов с русской правой эмиграцией пришел конец: Шейбнер-Рихтер погиб во время «пивного путча». Он шел во главе колонны штурмовиков рука об руку с Гитлером. Сраженный наповал, он увлек за собой на мостовую и Гитлера и тем, вероятно, спас его от смерти. Вблизи элиты рейха удалось удержаться лишь одному выходцу из России. Это был Григорий Шварц-Бостунич, уроженец Киева, полностью отрекшийся от своего славянского происхождения. Он вовремя понял, что звезда Альфреда Вальдемаровича, как называли Розенберга соотечественники, закатывается, и переключил свою энергию на Гиммлера. К концу войны он имел звание штандартенфюрера СС и был одним из самых популярных лекторов-пропагандистов по еврейскому и масонскому вопросам. Тем временем в советской России зрело течение, получившее впоследствии название «национал-большевизм» (термин не имеет ничего общего с названием партии Лимонова). Поставивший Чапаева в тупик вопрос – «Ты за большевиков али за коммунистов?» – на самом деле отнюдь не был лишен смысла. В народе слово «коммунист» было эвфемизмом революционера-инородца (возможно, из-за своего иностранного происхождения), тогда как слово «большевик» обозначало русского. С распадом империи русское население национальных окраин оказалось в том же положении, что и немцы после Версальского мира, – оно превратилось в дискриминируемое и унижаемое меньшинство. Поэтому воссоединение государства в более или менее прежних границах, хотя бы и под большевистским флагом, многими воспринималось как исполнение девиза о единой и неделимой России, ради которой воевали белые армии. Одним из провозвестников такого подхода стал известнейший деятель эмиграции, националист и монархист Василий Шульгин, в марте 1917 года принимавший вместе с Гучковым на станции Дно отречение Николая II. Уже в 1920 году он объявил, что «белые идеи перескочили фронт». «Большевики думают, – пишет Шульгин, — что создали социалистическую армию, которая дерется во имя Интернационала, но это вздор... На самом деле они восстановили русскую армию... Знамя единой России фактически поднято большевиками». Спустя пять лет ему представился случай лично убедиться в справедливости своих суждений. Шульгин совершил поездку по России по приглашению мифической подпольной организации – Монархического объединения Центральной России (МОЦР), она же «Трест». В Москве у него состоялась встреча с лицом, не назвавшимся по имени, которое, судя по всему, занимало важный государственный пост и одновременно было одним из вождей всемогущего «Треста». Этот таинственный собеседник развернул перед ошеломленным Шульгиным план действий русских патриотов. «Мы обязаны готовить преемника советской власти, – говорил он. – А она падет, потому что на такой ненависти сидеть нельзя». Чтобы заслужить народную любовь, необходимо избавиться от «еврейского засилья». Евреи, заверял незнакомец, будут оттеснены от управления страной, однако «звериная расправа с еврейством в высшей степени невыгодна для будущности русского народа», поэтому лучшим вариантом был бы исход евреев из России. «Я думал, что я еду в умершую страну, а я вижу пробуждение мощного народа», — умиленно молвил закоренелый юдофоб Шульгин. «И это то, что никак до сих пор нам не удавалось передать в эмиграцию», – скрепил советский сановник. Описывая эту встречу в книге «Три столицы», Шульгин уверенно предсказывает: «Жидов, конечно, скоро ликвидируют». И заклинает своих былых врагов: «Коммунисты да передадут власть фашистам, не разбудив зверя». Михаил Агурский, из книги которого «Идеология национал-большевизма» взяты эти цитаты, комментирует странное событие следующим образом: «Преследовало ли ГПУ в деле Шульгина лишь цель дезинформировать белую эмиграцию? Безусловно да! Но важно то, какая форма была придана дезинформации». В данном случае Агурский пребывает в плену известной версии о том, что вся операция «Трест» была не чем иным, как мастерской провокацией «органов». Между тем новейшие исследования и материалы, ставшие доступными историкам в последнее время (о них «Совершенно секретно» подробно писала), говорят о том, что дело обстояло гораздо сложнее. То, что начиналось как провокация ГПУ, в конечном счете вышло из-под контроля Лубянки; операция превратилась в важнейший канал связи между деловыми и политическими кругами Запада и антисталинской оппозицией в большевистских верхах. В таком контексте речи таинственного незнакомца уже не выглядят дезинформацией с целью одурачить русских монархистов-эмигрантов, которые в то время, откровенно говоря, уже даром никому были не нужны. Действительность опережала самые дерзкие грезы Шульгина. К тому моменту, когда он внимал монологам загадочной личности в Москве, умами кремлевских вождей уже овладела идея стратегического альянса коммунизма и нацизма. В июне 1923 года видный деятель международного коммунистического движения Карл Радек, хорошо знавший Германию и ее политиков, выступил на заседании расширенного пленума исполкома Коминтерна с речью, которая произвела фурор в обеих странах. Радек говорил о смерти Альберта Лео Шлагетера, члена «Добровольческого корпуса» (Freikorps – полувоенные формирования националистов, впоследствии реорганизованные в отряды СА) в Рейнской области. Он был обвинен в шпионаже и саботаже и расстрелян французскими оккупационными властями, впоследствии стал одним из главных мучеников нацистского пантеона. «Шлагетер, мужественный солдат контрреволюции, – вещал Радек, – заслуживает того, чтобы мы, солдаты революции, мужественно и честно оценили его... Если круги германских фашистов, которые захотят честно служить немецкому народу, не поймут смысла судьбы Шлагетера, то Шлагетер погиб даром...» Оратор призвал лидеров правого немецкого национализма создать единый фронт против Антанты и буржуазии Германии. Призыв достиг адресатов. Один из лидеров немецких ультраправых, впоследствии вступивший в НСДАП, граф Эрнст фон Ревентлов принялся за дело. Над речью о Шлагетере прослезилась Клара Цеткин. Взаимодействию мешало, однако, то, что вождями немецких коммунистов были почти сплошь евреи. После поражения революции и «пивного путча» в Германии в 1923 году вопрос был снят с повестки дня, а спустя еще четыре года был снят со всех постов и исключен из партии сам Радек. Ему, однако, удалось отмежеваться от троцкизма и вернуться в публицистику. В этот краткий период реабилитации он написал большой памфлет о Гитлере, из которого явствует, что лидер национал-социалистов – марионетка монополистического капитализма Однако после прихода нацистов к власти процесс наведения мостов возобновился с обеих сторон. Страстным поборником советско-германской дружбы был, в частности, профессор Кёнигсбергского университета Теодор Оберлендер, имевший хорошие связи в руководстве НСДАП. В 1934 году Оберлендер побывал в СССР, встречался с Бухариным и Радеком, выразившими полную поддержку его взглядов. Оберлендер был другом Эриха Коха, в то время гауляйтера Восточной Пруссии, а позднее – рейхскомиссара Украины. О просоветских настроениях Коха и Оберлендера пишут немецкие авторы Густав Хильгер и Альфред Мейер в книге «Несовместимые союзники». Хильгер, переводчик Гитлера, был свидетелем того, как в августе 1934 года Карл Радек, сидя с Бухариным на подмосковной даче пресс-атташе германского посольства Баума, восклицал: «На лицах немецких студентов, облаченных в коричневые рубашки, мы замечаем ту же преданность и такой же подъем, какие когда-то освещали лица молодых командиров Красной Армии и добровольцев 1813 года (имеется в виду заключительный этап наполеоновских войн в Германии. – В.А.). Есть замечательные парни среди штурмовиков...» Их дополняет британский историк Джеральд Райтлингер в книге «Дом на песке». «В бытность рейхскомиссаром Украины, – пишет он, – Кох заимствовал у Гитлера его нерасположение к «неграм». Подобные чувства не владели в 20-х годах служащим железной дороги из Рура, когда он принимал свое будущее Восточно-Прусское королевство, едва ли представляя себе, как выглядит славянин. Соседство Кёнигсберга с Советским Союзом развило в Кохе скорее радикализм, чем германский национализм. В 1934 году он опубликовал книжицу под названием Aufhau im Osten («Прорубая окно на Восток»). Какова бы ни была в ней доля участия самого Коха, во всяком случае, книга обнаруживает то, чему Кох дал свое имя, а именно – теорию о том, что немецкая молодежь должна связать свою судьбу скорее с ожесточенной внеклассовой молодежью Советского Союза, нежели с декадентствующей молодежью капиталистического Запада... Еще более примечательна дружба Коха с человеком русофильских убеждений, профессором Кёнигсбергского университета Теодором Оберлендером, который непродолжительное время работал под началом Коха на Украине. В год публикации своей книги Кох присутствовал при тайном разговоре Оберлендера с человеком из старой большевистской гвардии, Карлом Радеком, галицийским евреем. И Оберлендер, и Радек были против враждебного бездействия своих правительств. Радек – воистину странная фигура – выказал себя поклонником СС и СА». (В 1937 году на процессе «параллельного антисоветского троцкистского центра» Радеку припомнили эти встречи и эти восторги. Бухарин на процессе «правотроцкистского блока» обвинялся в шпионаже на немецкую разведку, а также в том, что он и его подручные не только «провоцировали ускорение нападения фашистских агрессоров», но и вели вредительскую и диверсионную работу «в целях обеспечения поражения СССР». Теодор же Оберлендер в годы войны служил в чине капитана в контрразведке на Восточном фронте и не раз выступал за смягчение оккупационного режима. С 1953 по I960 год он был министром по делам перемещенных лиц в кабинете Конрада Аденауэра.) Ощущение, что на смену большевизму идет фашизм, было не у одного только Шульгина. Выдающийся русский мыслитель Георгий Федотов в 1935 году опубликовал статью «Новый идол», в которой писал: «Вчера можно было предсказывать грядущий в России фашизм. Сегодня он уже пришел. Настоящее имя для строя СССР – национал-социализм. Здесь это имя более уместно, чем в Германии, где Гитлер явно предал национал-социалистическую идею». Что мы знали о Гитлере и нацизме при советской власти? Немного. Кроме изданной АПН скорее пропагандистской, чем исторической книги «Преступник номер один», ничего не вспоминается. Даже материалы Нюрнбергского процесса вопреки решению Международного трибунала не были целиком опубликованы по-русски, а неопубликованные материалы лежали в спецхране. Гитлер был для советского народа или уродливой карикатурой Кукрыниксов, или злобным чудовищем. Разбираться в истоках его мировоззрения считалось недопустимым, постыдным и аморальным. О фашистах было принято говорить и думать примерно так же, как сейчас о террористах, – злыдни, нелюдь, и этим все сказано. Когда появились фильмы о войне, где немцы показаны пусть и отпетой сволочью, но все же не круглыми идиотами, когда в эпопее «Освобождение» мы увидели в Гитлере пусть мерзкое, но все же человеческое существо, это было откровением. У советского режима были какие-то свои, глубоко затаенные причины нежелания разбираться. Большое неудобство для историка представляли протоколы Молотова – Риббентропа и весь начальный период Второй мировой войны, когда Берлин и Москва были союзниками. Возможно, агитпроп Старой площади усматривал идеологическую угрозу в самом факте изучения национал-социализма – ведь в этих трудах потребовалось бы цитировать Гитлера с Геббельсом, а значит, пропагандировать их. Но вышло иначе – так же, как с самиздатом. «Майн Кампф» стали читать по той же причине, по какой читали «Архипелаг ГУЛАГ»: потому что запрещено. Смутные слухи о неких нацистских шествиях в самом центре столицы циркулировали еще в середине 70-х. Я лично их не видел, но помню: на закате брежневской эпохи в Москве в скверах и парках стали появляться бритоголовые юноши. Они еще не рисковали устраивать шествия, и кожаные куртки ввиду их дороговизны были далеко не у всех. Но кто они такие и почему кучкуются, было понятно всем. А уж 20 апреля 1989 года только слепой не видел в Москве усиленных нарядов милиции. Но и слепой слышал в метро обращение к сознательным гражданам: искали обладателей двух пластиковых пакетов с взрывными устройствами, посредством которых русские поклонники фюрера намеревались ознаменовать 100-летний юбилей своего кумира. Что-то не верится, что Лубянка была бессильна изловить наглых скинхедов. Но излови она их, кем тогда народ пугать? Сахаровым? Американским агрессором? Пятое управление отлично понимало, кто опасен, а кто полезен. Потому и в нацистскую бомбу поверить сложно. Страну Россию, образовавшуюся после распада СССР, с веймарской Германией не сравнивал только ленивый. Положение немцев, живших в отторгнутых областях, вряд ли было многим лучше того, в котором оказалось «русскоязычное» население бывших национальных окраин СССР. Упразднение монархии, пожалуй, равнозначно отмене 6-й статьи. Налицо также деморализованная армия и принудительная конверсия промышленности, огромный внешний долг (те же репарации), отчаянная инфляция, падение нравов, ощущение исторической безысходности и общего дискомфорта, обычно выражаемого формулой «национальное унижение». На таком фоне уже никого не удивили доморощенные чернорубашечники общества «Память». Народ прозвал их «памятниками», а в политическом лексиконе появилось слово «красно-коричневые» – дескать, у большевиков и нацистов опять произошла смычка. В России появилась куча монархистов, казаков в опереточных мундирах. Либералы полемизировать с национал-патриотами полагали ниже своего достоинства, а больше и полемизировать-то было некому – не монархистам же. Конечно, многие тогда, вставая в позу непонятых пророков в своем отечестве, напоминали, что, мол, Гитлера и его клевретов тоже поначалу никто всерьез не принимал. Но средство борьбы предлагалось лишь одно – запретить к чертовой матери. Хороши либералы! Вот посмеялся бы фюрер, восстань он из гроба. Его ведь тоже запрещали. После «пивного путча» были запрещены и партия, и ее газета. По выходе Гитлера из тюрьмы баварское правительство на два года запретило ему публичные выступления. Гитлер подчинился. Он вообще после тюрьмы превратился в законопослушного гражданина. Никаких переворотов и уголовщины! Только легальные формы борьбы! Он и к власти пришел легальным путем. В октябре 1992 года имел место бурный всплеск общественного возмущения. Активисты общества «Память» прорвались в здание редакции газеты «Московский комсомолец» и в течение 40 минут «препятствовали нормальной работе журналистов», требуя прекратить публикацию «аморальных и русофобских» статей. (Тоже, кстати, неоригинально: в веймарской Германии нацисты устраивали шумные акции протеста против демонстрации «порнографических» фильмов, составивших впоследствии неувядающую славу немецкого кино.) Президент тогда, помнится, строго-настрого приказал учинить расследование инцидента. Но характерно, что в указе он не стал называть вещи своими именами – сказано было просто: «Событие, имевшее место». Потому что именно тогда шла дискуссия о терминах: юристы никак не могли дать точную дефиницию слова «фашист». (Какой там фашизм – с бирками «лево» и «право» и то намыкались.) А в сентябре 1993 года вождь «памятников» Дмитрий Васильев поддержал указ Бориса Ельцина о роспуске парламента. Вот и пригодился. Русский фашизм – нормальный факт политической жизни, и не надо делать круглые глаза. Фашисты или нацисты есть во всех демократических странах, причем государство, как и полагается, защищает их конституционное право на свободу слова, собраний и уличных шествий. Разумеется, быть фашистом неприлично. Но нельзя не признать, что фашист демократическому обществу нужен – из принципа, а также в качестве пугала. Беда в том, что России никто не сделал прививки от этой заразы. И момент, когда ею можно было переболеть в легкой форме, как корью, упущен. Владимир АБАРИНОВ. «Совершенно секретно».

 

1905, 27 ноября — (29 Хешвана 5666) В столице России Петербурге начала выходить газета Союза русского народа "Русское знамя". "Вот что писала газета 'Русское знамя' перед процессом по Делу Бейлиса в номере 177 за 1913 год: "Правительство обязано признать евреев народом, столь же опасным для жизни человечества, сколь опасны волки, скорпионы, гадюки, пауки ядовитые и прочая тварь, подлежащая истреблению за свое хищничество по отношению к людям и уничтожение которых поощряется законом... Жидов надо поставить искусственно в такие условия, чтобы они постоянно вымирали: вот в чем со-стоит ныне обязанность правительства и лучших людей страны". (В. Шульгин "Годы").

1906, 26 октября — (7 Хешвана 5667) На Кубе была куплена земля под еврейское кладбище, что символизировало новый этап - сплочения и совместных свершений - для местной, весьма разрозненной и немногочисленной в прошлом, общины. С тех пор этот день считается моментом рождения еврейской общины острова.

1906, 29 октября — (10 Хешвана 5667) Родился Вальтер Зюскинд (Walter S?skind) - голланский еврей, который во время Холокоста, служа в Голландском еврейском совете, пользуясь своими формальными и неформальными связями и в сообществе с другими евреями Амстердама и голландскими антифашистами, спас от депортации более 600 детей. Погиб 28 февраля 1945 года во время одного из маршей смерти

1907, 22 октября — (14 Хешвана 5668) Родилась Эмилия Шиндлер - жена Оскара Шиндлера, праведника Мира, спасшего в годы Холокоста 1200 евреев. Эмилия принимала участие в их спасении наравне с мужем. Умерла 5 октября 2001 года. Совершенно секретно

1907, 27 октября — (19 Хешвана 5668) Событие в жизни Жаботинского. В самый разгар избирательной кампании в третью Государственную думу он женился на Анне Гальпериной. Далее

Жаботинскому не свойственно было описывать в своих произведениях личную жизнь. В «Повести о моей жизни» он рассказывает в основном об общественной деятельности. Он «не пускает» читателя в свои «частные владения». Большинство личных переживаний он унес с собой в могилу. Лишь изредка в его сочинениях можно встретить кое-какие лирические отступления. Касались они в основном женщин, которых он считал вершиной творения. Он называл себя «прогрессивным феминистом» и утверждал, что «каждая средняя женщина, без исключения, ангел». Он восторгался «нитями стали и нитями шелка», из которых соткана женская душа. Эти рыцарские чувства были результатом влияния на него трех женщин: матери, сестры, жены. Он рассказывает, что завоевал сердце жены джентльменским поступком еще в возрасте 15 лет, когда учился в Ришельевской гимназии в Одессе. Ей было 10 лет. При первой их встрече она пошутила по поводу его «негритянского профиля под растрепанной шевелюрой», но он первый из ее знакомых назвал ее «мадемуазель». С такой вежливостью он обращался ко всем, даже к трехлетней девочке. Анна полностью ему доверилась, пожертвовав семейным уютом ради его святой цели. Она была надежной спутницей в его рискованных походах. Жаботинский посвятил ей свое лучшее стихотворение «Мадригал»: «…Вся моя жизнь – цикл поэм, и все их содержание – только ты…, столько струн сменила моя арфа…, но Бог свидетель, что он в своей милости свил их из твоих локонов».

1909, 22 октября — (7 Хешвана 5670) Родился Натан Гурдус

1 января 1932 года газета «ХаАрец» опубликовала статью своего берлинского корреспондента, главным героем которой стал молодой еврейский журналист Натан Гурдус. «Он стал первопроходцем в области сбора последних новостей из разных стран мира, его рабочим инструментом является новый коротковолновый радиоприемник».

«двадцатилетний журналист сидит в доме известного издателя Авраама Штибеля на Курфюрстендам и слушает выпуски новостей из разных стран мира. Ему помогает в этом знание нескольких языков. Гурдус обладает необыкновенной усидчивостью и покидает свою комнату лишь изредка. Все самые интересные сообщения он тут же передает в редакцию одной из выходящих в Берлине газет. Благодаря этому она опережает всех своих конкурентов в публикации последних новостей из-за рубежа».

В 1939 году Натан Гурдус смог бежать из оккупированной нацистами Польши и добраться до Палестины. Он сразу же начал сотрудничать с местными газетами, а с 1944 года и до самой смерти в 1972 году был корреспондентом агентства «Франс Пресс». Дело Натана унаследовал его сын – Микки Гурдус, имя которого знакомо каждому, кто слышал выпуски новостей радиостанции «Голос Израиля» в течение последних 50 лет. Микки Гурдус, как и его отец, занимался сбором последних известий со всего мира, слушая радиотрансляции из разных стран. Он скончался в 2017 году источник

  - журналист. Умер 23 октября 1972 года

1910, 11 ноября — (9 Хешвана 5671) Родился профессор И. Эльдад - один из идеологов сионизма и лидеров движения ЛЕХИ.

1910, 11 ноября — (9 Хешвана 5671) Ишув. Образован мошав Мерхавия.

Сто лет назад, на заре ХХ века, в заповедном уголке Изреэльской долины существовал небольшой арабский поселок Фула, построенный на том месте, где в древности высилась крепость крестоносцев La Feve. Переговоры о покупке еврейскими поселенцами 120.000 дунамов земли в долине Изреэли начались еще в 1891 году. Иегошуа Ханкин, представлявший барона Ротшильда, пытался склонить к сделке жившего в Бейруте эфенди Сурсука - одного из богатейших людей нашего региона. Путь к сердцу Сурсука оказался тернистым. В конце концов поселенцам удалось получить разрешение на покупку участка площадью 9.500 дунамов, а не 120 тысяч, как того хотелось Ханкину и барону Ротшильду. Финансировал покупку банк «Англо-Палестина», а также Элиягу Блюменфельд - состоятельный российский еврей. Он-то и стал одним из основателей мошава Мерхавия. Оставалась самая малость - найти людей, готовых обжить купленный с такими трудностями участок. Еще во время переговоров с эфенди и турецкими чиновниками Иегошуа Ханкин попросил организацию «Ха-Шомер» собрать группу рабочих, которые будут направлены на год в долину Изреэли, чтобы заселить землю, а заодно обеспечить ее охрану. Предложение Ханкина было встречено в штыки: до сих пор члены «Ха-Шомера» занимались только охраной выкупленных у арабов участков, обрабатывали же землю другие люди. В Хайфе, на квартире Мани и Исраэля Шохата, состоялось собрание. После долгих препирательств Ханкину удалось уговорить членов правления «Ха-Шомера»: был составлен список тех, кто обоснуется в деревне Фула. 11 ноября 1910 года Ханкин в сопровождении членов «Ха-Шомера» Натана Брегмана (Цви Надава), Игаля Элиовича и Ицхака Надава поднялись на холм Фула, чтобы самим фактом своего присутствия заявить: «Отныне мы здесь хозяева». Несколько дней спустя к охранникам присоединилось еще пятеро товарищей. Они занялись подготовкой к приему репатриантов. Точь-в-точь как в наши времена! С одним лишь отличием: в те далекие годы евреи могли только мечтать о возрождении своего национального государства... Обосноваться на месте оказалось непростой задачей: первопоселенцы столкнулись с рэкетирами в лице семейства Абдул Хади из Дженина и шейха Саида из соседней деревушки Сулам. Сообразительные арабы предложили сделку: деньги в обмен на «крышу». А по-простому - протекцию. Евреи «тактично» отказались. Тогда в наступление пошел турецкий подданный – чиновник из Назарета. В отличие от местных арабов, обличенный властью имперский служащий средств не выбирал: то и дело на холм Фула являлись полицейские, якобы желавшие удостовериться, что новые хозяева не нарушают закона. То был настоящий шантаж. Чудом Ханкину удалось погасить пожар, грозивший перерасти в настоящую интифаду. Когда на место прибыли первые поселенцы и выкопали колодец, из которого надеялись с помощью водокачки черпать питьевую воду, выяснилось, что вместо воды земля долины Изреэль выдает грязное месиво. Пришлось откупить у арабов водокачку. К 1911 году на земле Эрец-Исраэль был создан первый кооператив, который возглавил Шломо Дик. В отличие от коллективистов-кибуцников, его члены руководствовались принципом: «От каждого - по способностям, каждому - по труду». В считанные годы земля, казавшаяся арабам абсолютно мертвой, стала плодоносить. Первая мировая война не обошла стороной Мерхавию: часть повозок членов кооператива и продовольствие были конфискованы для нужд армии. За войной последовала засуха, нашествие крыс, эпидемии холеры и малярии... Крайне трудным выдался переходный период, предшествовавший установлению в Палестине режима британского мандата. Членам кооператива пришлось принять большую группу евреев, изгнанных в результате погромов из Яффо. Лучом света в темном царстве стали летчики баварского полка № 304. Прямо на полях кооператива был построен аэродром для 12 двукрылых самолетов-разведчиков «Ромплер», с борта которых велись фотосъемки вражеских объектов. Снимки, сделанные баварскими летчиками, впоследствии вошли в историю: то были первые фотографии всей территории Эрец-Исраэль! Бравые баварские пилоты искренне симпатизировали молодым красавицам-еврейкам. До сих пор по Мерхавии ходят легенды о любви – взаимной и неразделенной. Впрочем, легенды легендами, а от фактов не уйдешь. Стоило лишь соседям-арабам попытаться напасть на еврейское поселение, как немецкие самолеты взмыли и воздух. Больше в Мерхавию арабы не совались. По крайней мере, до тех пор, пока там действовал военный аэродром. Проблемы перед кооперативом встали уже по окончании Первой мировой войны, когда дело дошло до справедливой оплаты труда. За 7 лет существования хозяйства чисто капиталистического толка люди успели пережениться, в молодых семьях появились дети, из-за чего многим женщинам пришлось оставить работу. Тем временем, если зарплата больших начальников составляла 300 франков в месяц, то заработок рядового рабочего не превышал 30-ти франков. Выжить семье на такие деньги было невозможно. Среди обитателей Мерхавии произошло расслоение: холостяки стали богачами, а семейные – бедняками. Вместе с Первой мировой войной завершилась и короткая история первого в Эрец-Исраэль кооператива: в 1918 году он распался и был ликвидирован. Людьми владело крайне тяжелое чувство: разочарование, граничившее с отчаянием. До 1929 года жизнь в этом райском уголке едва теплилась: часть людей перебралась в город, другие примкнули к окрестным киббуцам. В 1929 году в Мерхавию прибыла группа членов организации «Ха-Шомер ха-Цаир» и основала на месте бывшего кооператива типовой социалистический киббуц. В 90-е годы ХХ века, когда стало ясно, что киббуцная идея потерпела полное фиаско, силами новых репатриантов из бывшего Советского Союза был восстановлен амбар, в котором первые отечественные кооператоры хранили зерно. В настоящее время бывший амбар является популярным туристическим центром, посетители которого могут не только узнать волнующую историю первого в стране кооператива, но и посмотреть кинофильм. Эту историю мне поведал ветеран киббуца Мерхавия Дорон Мор - человек, наделенный не только энциклопедическими знаниями истории, но и искрометным чувством юмора. А вообще Изреэльская долина описаниям не поддается: перед ее красотой и величием бессильны все слова. Даже сейчас, на пороге затяжного 9-месячного лета, когда трава уже выгорела и поблекла, палитра этого заповедного уголка остается столь яркой и разнообразной, что впору пригласить сюда всех левитанов Земного шара. Пусть окунут свои кисти в звонкую тишину полей, в голубизну бездонного неба, в золото колосьев и пишут, пишут, пишут... Леонид Келлер.