Еврейский календарь

1339, 28 декабря — (26 Тевета 5100) Рыцарь Рудольф из Андлау заключил договор с «королем Армледером», даровав амнистию ему и его товарищам при условии, что они в течение десяти лет не будут беспокоить евреев. Подробнее

В 1336 году один франконский дворянин, набрав шайку головорезов, стал грабить и убивать евреев, уверяя, что будто так поступать приказал ему ангел.

Разбойники сами называли себя «Judenschlager» (Юденшлегер, Убийцы евреев).

Некоторое время спустя Иоанн Цимберлин, содержатель гостиницы в Верхнем Эльзасе, последовал примеру франконского рыцаря. Он надел куски кожи на руки выше локтей и приказал своим приверженцам сделать то же самое; отсюда название «Armleder» (нарукавник из кожи). Предводитель шайки назвал себя «Konig Armleder» (куниг (король) Армледер), и под его начальством разбойники исходили весь Эльзас и разорили 120 общин; во многих городах население сдало еврейских жителей. Евреи Руффаха, Энзишхайма и Мюльхаузена были убиты, их имущество в двух первых городах конфисковано епископом Страсбургским, в то время как император Людвиг Баварский оказал молчаливую поддержку преступлению, освободив город Мюльхаузен от вины в обмен на компенсацию в 1000 фунтов.

Нападение повторилось в Рибовиле, где, как говорят, погибло около 1500 евреев. Те, кому удалось спастись, бежали в Кольмар, где граждане оказали им покровительство. Армледер, которому успех вскружил голову, осадил город и опустошил его окрестности. Граждане обратились за помощью к Людовику Баварскому. Узнав, что войска императора приближаются, Armleder бежал во Францию.

Не успел, однако, император оставить Эльзас, как армледеры опять появились. Тогда эльзасские бароны во главе с страсбургским епископом заключили 17 мая 1338 года союз для преследования армледеров и 15 главных его приверженцев. Это оказалось очень трудным, и в 1339 году рыцарь Рудольф из Андлау заключил договор с «королем Армледером», даровав амнистию ему и его товарищам под условием, что они в течение десяти лет не будут беспокоить евреев.

Хотя нападения временно прекратились, евреи в течение десятилетнего перемирия не знали покоя

 

1391, 15 марта — (9 Нисана 5151) Еврейский погром в Севилье (Испания). Его вдохновителем был доминиканский монах Ф. Мартинес, бесконечно проповедовавший "разрушать до основания синагоги, в которых враги Бога и церкви, именующие себя иудеями, совершают своё идоло-служение". Этот погром не удался, возбуждённую толпу разогнали власти Севильи (см. 6 июня ).

1391, 4 июня — (1 Таммуза 5151) В Севилье вспыхнул погром. Толпы христиан, среди которых были солдаты и матросы, ворвались в еврейские кварталы Севильи, убивая евреев, грабя и поджигая их дома. Около четырех тысяч человек было убито, сотни (в основном женщины и дети) проданы в рабство мусульманам. Значительная часть евреев Севильи спаслась от гибели, приняв христианство (см. Крещение насильственное; Новые христиане); синагоги были превращены в церкви. Король не только не наказал участников резни (которая положила начало волне погромов, прокатившихся по многим городам Кастилии и Арагона), но и передал церкви и двум своим приближенным принадлежавшие севильским евреям дома, лавки, мастерские, а также благотворительные фонды общины

1391, 6 июня — (3 Таммуза 5151) Погром в Севилье (Испания), 4000 евреев погибли, пленены и проданы в рабство, какие-то синагоги разрушены, другие превращены в церкви, часть евреев под угрозой смерти приняло христианство. Событиям в Севилье предшествовала агитационная компания, развязанная католической церковью против "врагов Бога и церкви, именующих себя иудеями..." (см. 15 марта ).

1391, 20 июня — (17 Таммуза 5515) Еврейский погром в Толедо. Среди погибших были потомками знаменитого раввин Толедо Ашера бен Иехиила. (К концу 14 в. положение евреев резко ухудшилось: после смерти Хуана I Кастильского (1390) трон перешел к его малолетнему сыну, который не смог ограничить яростную антиеврейскую кампанию Ферранта Мартинеса, архидьякона Эсихи, после смерти архиепископа ставшего фактическим главой епархии (см. 15 марта). Мартинес, хоть и отсидел в тюрьме 4 года после восшествия на престол Генриха Третьего, до самой смерти в 1404 году и аж до 19 века пользовался уважением и почитанием за организацию "священной войны против евреев", считалcя святым).

1391, 9 июля — (7 Ава 5151)Погром в Валенсии, совершен чернью, прибывшей из Кастилии, и солдатами, расквартированным в порту. 250 евреев убиты, остальные вынуждены принять христианство или нашли убежище в домах христиан. Часть синагог разрушена, а остальные превращены в церкви. Имущество погибших евреев конфисковано королем. Погромщики получили полную амнистию в ноябре того же года. Община не смогла оправиться от нанесенного ей удара, и лишь в конце 14 в. в Валенсии снова появляется небольшое поселение евреев.

1391, 14 июля — (12 Ава 5151) Самый богатый еврей в Валенсии С. Абравалла был вынужден в ходе преследования 1391 принять христианство. В Валенсии об этом событии было сообщено следующим образом: "Вчера был крещен великий Дон Самьюэлу Abravalla с большой торжественностью во дворце En Gasto под покровительством маркиза, и он получил название Альфонсо де Вильянуэва Ferrandes". Со временем Абравалла вернулся в иудаизм и даже в качестве представителя испанских евреев имел в Риме встречу с Папой (см. 20 июня).

1391, 2 августа — (1 Элула 5151) Еврейский погром в Пальма-де-Мальорка. 300 евреев были убиты, а 800 нашли убежище в крепости, из которого, с разрешения губернатора острова, и под покровом ночи, одни отплыли на север Африки, другие согласились креститься. (см. 20 июня).

1391, 5 августа — (4 Элула 5151) Погром в Барселоне. Продолжался 3 дня. Погибли около 400 евреев.

1391, 13 августа — (12 Элула 5151) Погром в Лейриде. 75 человек погибли, другие приняли крещение. Синагога превратилась в церковь, которую они посещали уже как христиане (см. 20 июня).

1391, 19 августа — (или 12 августа)(10 Элула 5151) Еврейский погром в Жероне. Несколько евреев убиты. Некоторые приняли христианство (см. 20 июня 1391 года)

1391, 21 октября — (22 Хешвана 5152) Оставшиеся в живых и не покинувшие остров евреи Мальорки приняли христанство. Подробнее

Известие, полученное на Майорке в июле 1391 г., о еврейских погромах в Кастилии и Валенсии, вызвало возбуждение. Окончательный взрыв не заставил себя ждать. После отдельных стычек между христианами и евреями, толпы горожан напали 2 августа на еврейский квартал, совершенно его разграбили и перебили около 300 человек. Напуганные и бессильные городские власти не разогнали толпу и не наказали насильников, напротив — они вынуждены были уступить давлению мятежников и стали обращать евреев в христианство, хотя и не угрожая им смертью, как то делали смутьяны. Эти последние добились в ряде соглашений с генерал-губернатором погашения и ликвидации долгов (с наросшими процентами) евреям и отмены указа о возвращении обитателям еврейского квартала похищенных у них денег, драгоценностей и другого имущества; прощения всех совершенных ими насилий и немедленного обращения евреев в христианство. Неизвестно, как произошло обращение евреев; во всяком случае оно было почти поголовным и имело место до 21 октября 1391 г., когда евреи сменили свои традиционные имена на христианские и вернулись в свой квартал, где продолжали жить, пользуясь покровительством короля. С тех пор колония необращенных евреев на Майорке утратила свое былое значение. И хотя население Майорки и приветствовало обращение евреев и отмену их привилегий, но с экономической точки зрения оно пострадало как от последствий погрома 1391 г., так и от дальнейших мероприятий, направленных против евреев. Одним из главнейших вдохновителей «Священной войны против евреев», в ходе которых испанцами было убито более пяти тысяч евреев, стал некий монах Висенте Феррер. Горожане никогда не могли простить крестьянам разграбления еврейского квартала; даже спустя сто лет они считали, что именно этот разгром был «одной из основных причин разорения Майорки», так как евреи держали в закладе почти все драгоценности христиан, а иногда были их должниками; кроме того, значительным было участие евреев в торговой деятельности и в ремесленном производстве.

 

1393, 21 января — (7 швата 5153) Хуан I Арагонский, правивший на острове Мальорка, издал указ, гарантирующий местным евреям защиту. Подробнее

В 1391 г. погромы и резня во всей Испании привели к гибели многих евреев Пальмы и к полному истреблению общин в городах Инка, Сольер, Синеу и Алькудия. Части евреев Мальорки удалось бежать в Северную Африку, некоторые приняли христианство, а многие предпочли мученическую смерть (см. Киддуш ха-Шем) насильственному крещению. Власти пытались вернуть беженцев на Мальорку, обещая возместить им убытки и гарантируя неприкосновенность. Губернатор острова был казнен как главный виновник беспорядков; королева Виоланта присудила христианское население к значительному штрафу. Но через год король Хуан I отменил штраф, амнистировал погромщиков и аннулировал все долговые обязательства христиан евреям за последние 10 лет. В 1395 г. по приглашению короля, пытавшегося возродить еврейскую общину на Мальорке, туда переселились 150 еврейских семейств из Португалии.

 

1394, 17 сентября — (22 Тишри 5155) Карл VI неожиданно опубликовал ордонанс, содержание которого в существенных чертах сводилось к следующему: неоднократно до него доходили жалобы, вызванные бессовестностью и дурным поведением евреев по отношению к христианам; обвинители, производившие расследования, установили целый ряд случаев нарушения договора, заключенного евреями с ним. Ввиду этого он издает неотменяемый закон, в силу которого отныне ни один еврей не вправе проживать в его владениях. Евреям дана была отсрочка, дабы они имели возможность продать свое имущество и уплатить свои долги. Должники евреев также обязаны были уплатить им долги в течение определенного срока, но потом король освободил христиан от обязанности уплатить долги евреям. Число изгнанников было, по всей вероятности, невелико; ввиду тяжелого положения мало евреев оставалось в стране. В еврейской литературе нет упоминаний об изгнании, но есть много данных, показывающих постепенный упадок еврейства в течение 36-летнего периода, протекшего между возвращением и новым изгнанием Далее

эдикт Карла VI от 17 сентября 1394 года применялся с большой строгостью; король не соглашался идти ни на какие уступки, хотя во многих местах дворяне, страдавшие от изгнания евреев, ходатайствовали об этом. В землях же, находившихся лишь в вассальной зависимости от Франции, изгнание евреев совершалось постепенно, по мере подпадения данной области под власть французского короля. Когда Карл VI издал декрет об изгнании евреев, граф Людовик II из Пуатье в особом указе подчеркнул, что евреи Пуатье могут по-прежнему оставаться в его владениях; то же имело место в Дофинэ, Провансе, Венессенском графстве и т. д. Однако уже в первой половине 15 века во многих из этих провинций начинаются репрессии по отношению к евреям, и последние стали эмигрировать. Вступивший на престол в 1461 году Людовик XI, расширивший границы Франции и объединивший под своим скипетром полунезависимые провинции, нуждаясь для ведения войн в деньгах, облагал евреев тяжелыми налогами. Вскоре эдикт об изгнании евреев был распространен на Прованс. Есть, однако, указания на то, что во вновь присоединенных к Франции землях евреи, хотя и в незначительном количестве, оставались жить. Ввиду этого Людовик XII отдал приказ в 1501 г. об изгнании евреев из ряда городов южной Франции; остались евреи в одном лишь Марселе; кроме того, в течение всего 16 века евреи жили в некоторых местах Дофинэ, а также в не принадлежавшем еще французской короне Венессенском графстве. В это время в южные города Франции стали переселяться изгнанные из Испании и Португалии; правда, им было запрещено называться евреями, и они получали право жить в Бордо, Байонне и других местах под именем новохристиан

  (или 13 октября)

1394, 17 сентября — (22 Тишри 5155) В Йом Киппур погром еврейского квартала Парижа.

1394, 13 октября — (18 Хешвана 5155) Король Карл Шестой издал указ об изгнании евреев из Франции (или 17 сентября). "Король-говорилось в указе - внял жалобам на проступки евреев против святой веры и на злоупотребление данными ими правами, а потому решил впредь запретить им жительство во всех областях Франции, как северных, так и южных". Срок закончить свои дела был дан евреям до 3 ноября.

1394, 3 ноября — (9 Кислева 5155) Последний срок пребывания евреев во Франции перед изгнанием, которое инициировал король Карл Шестой за "прегрешения евреев перед святой верой"

1398, 17 марта — (28 Адара 5158) Городской совет Вормса постановил, что каждый еврей или еврейка старше двенадцати лет должен платить один старый турнуа в Лейбцолле, но не более одного фартинга

1478, 1 ноября — (6 Кислева 5239) Издана булла папы Сикста IV о создании в Испании Святой инквизиции

Инквизиция Была ли испанская инквизиция воплощением абсолютной жестокости? Можно отметить, что тюрьмы инквизиции как правило не походили на легендарные каменные мешки in pace (одиночки). Богатые узники могли иметь при себе своих слуг, бедные заключенные сами готовили себе еду, а днем даже иногда могли работать в поле. И богатые, и бедные могли принимать посетителей, читать и писать, если они были грамотными. Если тюрьма оказывалась переполненной узниками, инквизиторы могли арендовать дом в городе, чтобы разместить там заключенных. Среди национальных институтов, восходящих к эпохе правления королевы Изабеллы Испанской (1474-1504), одним из самых характерных и самых известных стала инквизиция, призванная искоренять любые возможные формы инакомыслия. На протяжении последних пятидесяти лет историки ведут спор о том, являлась ли инквизиция орудием королевской власти или церкви. Она не была ни тем, ни другим, или и тем, и другим одновременно. Прежде всего это было чисто испанское явление. Это был своего рода плавильный котел амбиций и фанатизма. Инквизиция являлась инструментом власти и источником моральных установлений. Она внушала страх, но средний испанец считал, что это полезный и спасительный страх. Большие и маленькие, аристократы и нищие толпами собирались на аутодафе, и вскоре установился обычай совмещать эти драматические уроки истинности христианской веры с торжественными событиями королевского двора, восшествиями на престол или королевскими свадьбами. В этой связи необходимо заметить, что еретиков не сжигали непосредственно во время аутодафе: эта церемония, часто открывавшаяся самим королем, состояла в процессии из сотен осужденных ("кающихся грешников") с зажженными свечами в руках и гротескных колпаках sambenitos, направлявшейся к месту аутодафе (в Мадриде это была главная площадь, "Plaza Mayor"), где громко зачитывался приговор. Эта церемония длилась целый день с утра до вечера, а в случае необходимости продолжалась и на следующие дни. Костры сооружались в других местах, обычно в городских предместьях; эти места назывались quemadero (от глагола quemar - жечь). Казнь также была публичной, и на нее собирались толпы народа, стремящегося получить наставление в добродетели. Очень показательным является описание в одной из рукописей того времени глубокого огорчения, охватившего жителей Севильи в 1604 году, когда одно аутодафе было отменено по приказу короля в самый последний момент: "Общее чувство овладело всеми, глубокая внутренняя печаль, как если бы каждый был обижен и обделен; ибо дело Господа имеет такую силу, что каждый хотел встать на его защиту; это событие позволило понять какую любовь, уважение, но также и страх внушала инквизиция". Та любовь к своей инквизиции, которую испанский народ пронес через века, позволяет лучше понять, почему еще и в наши дни за Пиренеями находятся ее защитники. Конечно, даже самый ревностный христианин из их числа высказывает некоторое удивление в связи с тем, что процессы отдельных скрытых иудеев продолжались десятки лет. Еще больше удивления могут вызвать рассуждения одного епископа XVI века, полагавшего, что костер - это единственная подходящая кара для бедных еретиков, "поскольку они не имеют стыда, и у них ничего нельзя конфисковать". Это напоминает нам, что нельзя измерять торжествующую Европу эпохи Возрождения по меркам XX века. Была ли испанская инквизиция воплощением абсолютной жестокости? Можно отметить, что тюрьмы инквизиции как правило не походили на легендарные каменные мешки in pace (одиночки). Богатые узники могли иметь при себе своих слуг, бедные заключенные сами готовили себе еду, а днем даже иногда могли работать в поле. И богатые, и бедные могли принимать посетителей, читать и писать, если они были грамотными. Если тюрьма оказывалась переполненной узниками, инквизиторы могли арендовать дом в городе, чтобы разместить там заключенных. Приговоренные к бессрочному заключению чаще всего заключались в монастыри, если это были священники, а не имеющие духовного сана могли отбывать свой приговор на дому. В целом, строгость режима во многом зависела от серьезности обвинения или преступления. Обвиненные в соблюдении иудейских обрядов должны были готовиться к худшему - совсем как евреи в нацистских тюрьмах и лагерях XX века. Не все обвиняемые подвергались пыткам. Если же это происходило, то участь невинных была хуже, чем виновных, поскольку вся система инквизиции базировалась на свободных и естественных признаниях, что оказывалось гибельным для невинных, которым не в чем было признаваться. Мы уже упоминали ранее об этой специфической проблеме признания, теперь приведем конкретный пример. Ниже следуют отрывки из протокола допроса под пыткой Эльвиры дель Кампо, доброй христианки по заявлению всех свидетелей, которую тем не менее обвинили в том, что она не ела свинину и надевала чистое белье по субботам. Дело происходило в 1568 году в Толедо: "Ее отвели в комнату пыток и предложили во всем признаться. Она сказала, что ей не в чем признаваться. Ей приказали раздеться и еще раз сделали внушение, но она хранила молчание. Когда ее раздели, она сказала: "Сеньор, я делала все, в чем меня обвиняют, и я свидетельствую против самой себя ложной клятвой, потому что я не могу выносить то положение, в каком я оказалась; ради Бога, я ничего не сделала". Ей сказали, что она не должна свидетельствовать против себя, но сказать правду. Ей связали руки... Был сделан один оборот узла, и ее опять призвали сказать правду, но она говорила по-прежнему, что ей нечего сказать. Затем она застонала и сказала: "Скажите мне, что вы от меня хотите, потому что мне нечего сказать..." Бесстрастный и подробный протокол допроса под пыткой, представляющий собой акт, составленный нотариусом, продолжается; в соответствии с регламентом число оборотов узла, связывающего руки, могло доходить до шестнадцати: "Был сделан еще один оборот, и она сказала: "Развяжите меня, чтобы я могла вспомнить, что я должна сказать; я не знаю, в чем я виновата, я не ела свинину, потому что от нее мне становится плохо; я все сделала - развяжите меня, и я скажу "истину". Приказали сделать еще один оборот узла... ей велели рассказать во всех подробностях, что именно она совершила. Она сказала: "Что я должна сказать? Я все сделала - развяжите меня, потому что я не помню, что я сделала - разве вы не видите, что я слабая женщина - о, мои руки, мои руки!..." После шестнадцатого оборота приступили к новой пытке: "Ее посадили на кобылу (особое орудие для пыток). Она сказала: "Сеньоры, почему вы не говорите мне, что я должна сказать? Разве я не призналась вам во всем?" От нее потребовали подробностей. Она сказала: "Я не помню. Снимите меня. Я делала все, в чем меня обвиняют свидетели..." Она сказала: "Сеньоры, подскажите мне то, что я не знаю - пожалейте меня - отпустите меня". Она сказала: "Я не знаю, как это сказать - у меня пропала память - Бог мне свидетель, что если бы я могла сказать что-то еще, я бы это сказала - я не могу сказать ничего нового о том, что я сделала, и Бог это знает..." Она сказала: "Закон, о котором говорят свидетели, я не помню, что это был за закон, будь проклята мать, которая меня родила!... О! меня убивают, если бы только мне объяснили, что я должна сказать. О, сеньоры! О, мое сердце!" Она попросила, чтобы ее исповедали, говоря, что она умирает. Ей сказали, что пытка будет продолжаться до тех пор, пока она не скажет правду, и ее увещевали во всем признаться, но какие бы вопросы ей ни задавали, она продолжала хранить молчание. Инквизитор, увидев, что она обессилена пыткой, приказал снять ее". В ходе следующего допроса под пыткой несчастная призналась, что ее отвращение к свинине не было случайным, а отражало еврейские обряды. Инквизитор согласился, что она не знала ничего другого о еврейских обрядах. В результате для нее дело закончилось тем, что ей сохранили жизнь и наложили обычное покаяние. Главным символом инквизиции всегда были костры; тысячи человеческих существ, сожженных заживо, потому что они отрицали божественность Иисуса, или потому что они в чем-то отходили от католических догм, например, по поводу существования чистилища. То, что костры сооружались в городских предместьях, а не на центральной площади, не делало казнь менее жестокой. Довольно странным аргументом в моральном споре выглядит довод, что подавляющее большинство осужденных были задушены гарротой перед сожжением, - привилегия, которой они удостаивались за отречение в последний момент, - но здесь следует помнить, что для палачей речь шла о том, чтобы спасти их не только от пламени костра, но и от адского вечного огня, в который они искренне верили. Каково же было общее число сожженных за время существования инквизиции с 1480 по 1834 год, когда она была окончательно упразднена? Льоренте, инквизитор-отступник, который располагал более полной информацией по этому поводу, чем кто-либо, поскольку в его распоряжении были сохранившиеся в неприкосновенности архивы инквизиции, называл число триста сорок одна тысяча двадцать один. Сама точность этого числа внушает сомнения. По сути, как это показал лютеранин Шефер, в чьей эрудиции и беспристрастности нет повода сомневаться, речь шла о довольно поверхностной и грубой экстраполяции. Согласно Шеферу необходимо уменьшить это число по крайней мере на две трети. Таким образом, реальное число замученных составляет порядка ста тысяч, причем после гекатомб начального периода, их количество постоянно сокращалось. Подавляющую часть осужденных, какова бы ни была их вина, составляли потомки добровольно или насильственно крестившихся евреев. "Преступление против веры", так же как и "политическое преступление" наших дней, оказалось весьма гибким понятием. Очень скоро инквизиция стала расследовать самые разнообразные дела. Прежде чем заняться этим вопросом, поговорим о некоторых других аспектах деятельности испанской полиции душ. Прежде всего обсудим приемы шпионажа и получения информации. Для этой цели инквизиция создала целую сеть "друзей" из уважаемых людей, иногда принадлежавших к самым громким именам испанской аристократии; их общее число в следующем столетии составляло по некоторым оценкам более двадцати тысяч человек. Эти люди не получали вознаграждения; в качестве знака признательности они носили особую медаль или бляху. Это отличие считалось очень почетным, поскольку одновременно оно служило свидетельством "чистоты испанской расы"; более того, "друзья" стояли над обычным правосудием и обычной полицией, каковы бы ни были их злодеяния, они подлежали только суду инквизиции. Но самым важным инструментом были архивы инквизиции. Разумеется, тогда не было картотек с приметами, досье и компьютеров, которыми располагают современные полицейские службы. Но помимо протоколов своих допросов и докладов информаторов инквизиция пользовалась генеалогическими таблицами семей конверсо и связанных с ними, которые являлись подозреваемыми a priori. В принципе каждый год совершался обход района. В сопровождении нотариуса инквизитор должен был посетить каждое домовладение, провозгласить "эдикт милосердия", дополнить генеалогические таблицы и проверить состояние sambenito. Это позорное одеяние наряду со своей функцией назидания масс превратилось в своего рода рабочий инструмент, а именно в специфический архивный документ. Sambenito делали из грубой прочной ткани, украшенной различными эмблемами, чаще всего это был крест Святого Андрея, но в случае приговоренных к смерти на нем были изображены черти из преисподней. Раскаявшиеся грешники должны были надевать его по особым дням или носить всю жизнь в зависимости от приговора, что служило знаком для бдительности окружающих и иногда лишало его возможности получить работу и хлеб. После кончины своего хозяина sambenito выставляли в церкви квартала, где он жил, в качестве постоянного предупреждения, чтобы все дети окрестностей и их дети знали о его позоре и о том, что все его потомки всегда будут отверженными и подозреваемыми. Иногда эта выставка была не постоянной, а передвижной; sambenito должны были выставить во всех церквях епархии. Нужно отметить, что были деревни, которые обращались с просьбой остановить эту церемонию или разрешить выбросить sambenito вместо того, чтобы постоянно обновлять его, ибо на протяжении столетий целые семьи терпели последствия еретических взглядов одного из своих предков. Но эти выставленные sambenito существовали еще в конце XVIII века; англичанин Кларк видел их выставленными в галерее собора Сеговии. Языковая практика привела к тому, что обозначая первоначально позорную одежду, слово sambenito стало обозначать и человека, который носил эту одежду, а также его детей. И если они были добрыми испанцами в этой стране, столь озабоченной проблемами чести (а мы приближаемся к страницам, на которых обсудим связь между испанской гордостью и бесчестьем, состоявшим в том, чтобы быть в этой стране евреем), то горе этих отверженных оказывалось безграничным. "Sambenito, - сообщал в 1602 году венецианский посол Сорранцо, - это особый тип людей, которые питают невыразимую личную ненависть к королю, к короне, к правительству, к правосудию и ко всем без разбора. Это те, кто ведет свое происхождение от лиц, осужденных инквизицией... Это осуждение касается их потомков независимо от их личной вины, но лишь из-за греха другого человека, так что они оказываются не только лишенными привилегий и преимуществ, распространяющихся на остальных, но и отмеченными знаком вечного бесчестья. Они живут в мире отчаяния и бешенства; подобно марранам и морискам их возмущают эти бедствия, которые даже в низких и подлых душах возбуждают дух ярости и мужества; они оказываются готовыми на любой бунт, но очень жесткая строгость правосудия и инквизиции исключают любую возможность для проявления какого бы то ни было недовольства". Напротив, настоящий тайный иудей, например, португальский марран мог с презрением относиться к тому, что было для него лишь христианской комедией. Один свидетель с возмущением сообщал, как во время аутодафе в Вальядолиде некий "португалец", облаченный в sambenito, украшенный андреевским крестом, "ровным и бодрым голосом" громко повторял: "Разве святой Андрей менее уважаем, чем святой Иаков? Почему эта ноша должна быть для меня тяжелее, чем другая?" Иудей по крайней мере мог во всеуслышание провозглашать свою истину. Среди жертв инквизиции отнюдь не хулителям Христа было суждено испытать всю гамму пыток, которая была у нее в запасе; от некоторых особенно изощренных разновидностей моральных страданий они были избавлены. В самом деле, если добрый католик, обвиненный в ереси, до самого конца настаивал на чистоте своей веры и отрицал свою вину, то он рассматривался как неисправимый и попадал на костер. Но если он уступал и признавался в вымышленных грехах, то он спасал свою жизнь ценой клятвопреступления и бесчестья для его семьи. В соответствии с богословскими принципами только первый выбор обеспечивал спасение его души. В архивах инквизиции сохранились списки подобных жертв, как и многочисленные признания в вымышленных грехах марранов, сфабрикованных ею. "Нужно найти эффективное средство, - писал один смелый инквизитор, - против ловушки в которую, вовсе не желая того, попала инквизиция, ибо множество заслуживающих осуждения оказываются оправданными и множество добродетельных осужденными из-за злобы свидетелей, а иные в больших количествах вынуждены спасаться бегством, потому что они знают, что против них дали показания или потому что они боятся, что это произойдет..." Признания обвиняемых должным образом регистрировались в присутствии нотариуса, и безукоризненность формы сочеталась с ошибками, переполнявшими содержание. Необходимо подчеркнуть, прежде чем покончить с этой темой, что процедуры испанской инквизиции, жесткий формализм инструкций, точность и скрупулезность протоколов заставляют вспомнить о бюрократическом педантизме полиции тоталитарных государств нашего времени. Можно было бы сказать: "Summa injuria, summum jus" ("Высшая несправедливость есть высшее право" - перефразировка известного латинского изречения "summum jus, summa injuria" - "высшее право есть высшая несправедливость", т. е. право, доведенное до крайнего формализма, приводит к бесправию,- прим. ред.). Террор порождает исключительную пунктуальность. Перейдем теперь к врагам и жертвам инквизиции. На протяжении около половины столетия активность инквизиции почти полностью была направлена на борьбу с иудаизмом. Было совершенно очевидно, что изгнания евреев недостаточно для превращения всех конверсо в добрых христиан. К 1500 году в Андалусии вопреки террору инквизиции или вследствие этого террора распространились мессианистические движения. Подобные проявления марранизма лишь облегчали репрессии. В Кордове инквизитор Люсеро воспользовался этим, чтобы удесятерить террор и чтобы приняться за морисков и за потомственных христиан, у которых он конфисковывал имущество и на чьих друзей возводил обвинения. В конце концов он предъявил обвинение самому архиепископу Гранады преподобному Эрнандо да Талавера. Андалусское дворянство стало угрожать восстанием; наконец, после многочисленных интриг великий инквизитор кардинал Сиснерос сместил Люсеро с его поста в 1508 году. Времена неподкупного Торквемады были уже далеко; за несколько лет андалусская инквизиция превратилась в рассадник шантажа и грабежей. Тем не менее крайние меры инквизиции нанесли тайному иудаизму серьезные удары. К 1530 году аутодафе стали редкостью из-за отсутствия практикующих иудаизм. Во второй четверти этого столетия новые категории врагов веры стали все больше привлекать внимание инквизиции. Среди них были находящиеся в самом низу социальной лестницы мориски Гранады, которые к тому же изначально приняли крещение под угрозой силы. Среди социальных верхов это были лютеране и другие сторонники Реформации. Эти последние, несмотря на свою малочисленность, рассматривались как источник особой опасности. Испания превратилась в эту эпоху в бастион воинствующего католицизма, и в глазах инквизиции сторонники Реформации были близки к чему-то подобному евреям, спрятанным под новой маской. Этот пункт заслуживает более подробного рассмотрения. Нельзя забывать связь Реформации с гуманистическим движением, с возвратом к античным источникам, с первым расцветом философии и переводами Библии. До протестантского раскола интеллектуальная элита Испании приняла страстное участие в этом движении. Никто иной как великий инквизитор Сиснерос собрал команду знатоков иврита и греческого, которые в 1515 году представили текст знаменитой Biblia Polyglotta. Речь шла, по словам самого Сиснероса, о необходимости "исправить книги Ветхого Завета по еврейскому тексту, а книги Нового Завета по греческому тексту, чтобы каждый богослов мог обращаться непосредственно к источникам", или, как более кратко формулировали некоторые гуманисты, "постичь еврейские истины". Но уже вскоре Лютер продемонстрировал миру, какие выводы можно было извлечь из анализа этих истин. Кроме того выяснилось, что некоторые тайные иудаисты пользовались кастильскими переводами Библии, чтобы обучать своих детей Закону Моисея. В результате эти переводы были осуждены и включены в перечень запретной литературы. С этого времени жесткая книжная цензура стала одной из основных задач инквизиции, причем в этой области ей удалось добиться таких успехов, что по словам одного инквизитора конца XVIII века Библия (т.е. собственно книга как предмет) превратилась для испанцев в вещь, внушающую ужас и отвращение. Этот инквизитор, Вильянуэва, писал в 1791 году: "То рвение, с которым Святой Престол старался изъять текст Библии из рук простого народа, хорошо известно. В результате тот же самый народ, который раньше стремился к ней, теперь смотрит на нее с ужасом и отвращением; многим она безразлична, большинство ее не знает". В этих условиях любые самостоятельные рассуждения по поводу священных текстов были запрещены, и даже простое стремление читать эти тексты могло с полным правом рассматриваться как знак принадлежности к еврейству, поскольку эти тексты были еврейскими. Таким образом, можно видеть, как откровение на Синае, ставшее общим достоянием всего Запада, способствовало преследованиям евреев и их уничижению. В результате, когда в Испании начались гонения на гуманистов, сын великого инквизитора Манрике писал своему знаменитому другу Луису Вивесу: "Отныне стало само собой разумеющимся, что в Испании невозможно быть сколько-нибудь культурным человеком без того, чтобы преисполниться ересями, преступлениями и пороками иудаизма. Итак, ученых людей заставляют хранить молчание, внушая им ужас..." Ситуация особенно ухудшилась после восшествия на престол в 1558 году Филиппа II, когда Испания превратилась в своего рода тоталитарное государство. Жесточайшие репрессии обрушились на головы протестантов: были обнаружены две небольшие общины в Севилье и Вальядолиде. Архиепископ Толедо Карранса подвергся преследованиям и умер в тюрьме за то, что он опубликовал "комментарий к Катехизису", некоторые фрагменты которого показались сомнительными. Ввоз и хранение запрещенных книг стало преступлением, за которое грозила смертная казнь. Все испанские студенты были отозваны из иностранных университетов и должны были предстать перед инквизицией. На инквизицию была также возложена обязанность осуществлять надзор за всеми иностранцами, проживающими в Испании и следить, посещают ли они мессу, ходят ли к исповеди, знают ли они молитвы и ведут ли себя как добрые католики. "Можно сказать, - писал Марсель Батайон, - что вся Испания спасается за своего рода санитарным кордоном, чтобы отгородиться от какой-то ужасной эпидемии", - и основным вирусом этой эпидемии был еврейский вирус. Знаменитый богослов Сантотис защищал как раз в это время на Тридентском соборе свой тезис о том, что протестантство является ничем иным, как возвратом к иудаизму. Другие теологи заходили еще дальше и утверждали, что иудаизм лежит в основе всех ересей, включая ислам. Инквизиторы извлекали отсюда свои выводы и занимались поисками еврейских корней у последователей Лютера и других еретиков и включали это в обвинительное заключение в качестве отягчающего обстоятельства. Достаточно прочитать следующий отрывок из приговора к смертной казни, вынесенного Педро де Касалья, главе лютеранской общины Вальядолида: "...упомянутый Педро де Касалья, потомок рода обращенных евреев со стороны отца по всем линиям и по линии матери, донны Леоноры де Виверо, по линии ее матери, пребывал в убеждении, что благодаря страданиям и достоинствам Спасителя нашего Иисуса Христа все грешники будут спасены, для чего не потребуется никаких усилий и никакого покаяния и т. д.". Богослов Луис де Леон, один из тех, кто составляет бессмертную славу Испании, вступил в конфликт с инквизицией из-за того, что он выразил сомнения по поводу безупречности текста Вульгаты св. Иеронима (латинский перевод Библии, осуществленный Иеронимом на рубеже IV-V веков и канонизированный в 1548 году Тридентским собором,- прим. ред.). Один из следователей инквизиции, занимавшихся делом Луиса де Леона, писал по этому поводу: "Пусть обвиняемый не осмеливается утверждать..., что Святой Дух открыл ему, который не столь свят и даже не является потомственным христианином." то, что Он скрыл от достопочтенного святого Иеронима". История жизни и смерти Луиса де Леона такова: он был еврейского происхождения по трем генеалогическим линиям, родился в 1375 году и умер восьмидесятилетним стариком; христианство принял в 1415 году. В 1491 году инквизиция установила, что после своего обращения он продолжал соблюдать иудейские обряды, предала его посмертному суду и сожгла его останки. В результате у его детей было множество неприятностей, отразившихся на судьбе самого дона Луиса, уже ничего об этом не узнавшего. Но инквизиция тщательно обновляла свои генеалогические досье. Этот пример хорошо показывает сложность и запутанность испанской ситуации, на которую существенно повлияли евреи и мавры, и где было общепринятым мнением, как мы это вскоре увидим, что вирус еврейства передавался по наследству (в современных терминах речь могла бы идти об особом патологическом гене). Само это убеждение, это подозрение, висевшее над головами новообращенных христиан, даже если они не являлись sambeniti в прямом смысле этого слова, вызывало в них горечь и сомнения, в результате их правоверность оказывалась менее твердой, чем у потомственных христиан. Горожане, как правило, хорошо образованные, они оказывались вдвойне открытыми для новых идей; таким образом возникал своего рода замкнутый круг, который подкреплял общепринятую идею о вредоносности еврейской крови. Что же касается настоящих тайных иудеев, т. е. испанских марранов, то террор инквизиции истребил их до такой степени, что к 1570-1575 годам их уже практически не осталось. Но в 1580 году превратности истории способствовали тому, чтобы борьба с марранизмом вышла на первый план в задачах кастильской инквизиции и к тому же усилила испанскую манию по поводу евреев. В 1580 году после поражения и смерти в Марокко короля Себастьяна Португалия была присоединена к Испании. Португальская инквизиция, существовавшая уже около тридцати лет, удвоила свои усилия. В то же время переход через испанскую границу оказался сильно упрощен, в результате чего португальские марраны, гораздо больше утвердившиеся в традициях тайного иудаизма, чем испанские новообращенные, в больших количествах распространились по всему полуострову. Вовлеченные в борьбу с инквизицией, они содержали в Риме что-то вроде постоянного лобби, с помощью значительных взносов в папскую казну добивавшееся коллективных помилований, которыми в основном пользовались богатые марраны, в то время как бедные и неудачники попадали на костер. В результате всего этого испанское население пришло к убеждению, что португалец и еврей - это одно и то же. Что касается других народов, то они легко распространили аналогичное подозрение на всех жителей Иберийского полуострова, чему имеется бесчисленное количество свидетельств от Рабле до Мартина Лютера. В "Гаргантюа и Пантагрюэле" Пантагрюэль не принимает испанское оружие, потому что "его отец ненавидел всех этих идальго, марранизированных как сам Дьявол". Что же касается Лютера, то он восклицал: "Я предпочитаю иметь дело с турками как с врагами, чем с испанцами как с сюзеренами, большинство из них марраны, обращенные евреи". ЛЕОН ПОЛЯКОВ - ИСТОРИЯ АНТИСЕМИТИЗМА - ЭПОХА ВЕРЫ

 , дававшая испанским правителям право назначать трех епископов или других подходящих лиц в возрасте не ниже сорока лет для преследования еретиков и их пособников.

1539, 19 февраля — (1 Адар-2 5299) Изгнание евреев из Трнавы (Чехия).

1578, 4 сентября — (3 Тишри 5339) Папа Григорой XIII приказал евреям Рима внести 1100 золотых скуди (приблизительно 12 600 долларов) на содержание Casa dei Catecumeni (Дома для обращенных в христианство)

1579, 2 августа — (10 Ава 5339) В возрасте 59 (или 55 лет) умер Иосиф Наси - турецкий государственный и военный деятель, герцог Наксосский, правитель Тверии, банкир, дипломат, адмирал, казначей, финансист, безуспешно попытавшийся воссоздать еврейские государства в Эрец-Исраэль и островах Средиземного моря (Кипр, острова Эгейского моря, остров близ Венеции)

1629, 4 декабря — (29 Кислева 5390) В возрасте 59 лет умер Яков Израиль Бельмонте - португальский еврей, основатель в Амстердаме сефардской общины (приехал в Амстердам 13 января 1614 года, его соратниками были Якоб Тирадо и Соломон Палаче)

1630, 24 марта — (11 Нисана 5390) В Тверии в возрасте 75 лет умер Исайя или Иешаяху бен Авраам Ха-Леви Горовиц - раввин и мистик. В своих многочисленных трудах по каббале, гомилетике и галахии он подчеркивал, что радость должна быть в каждом действии, рассказывал, как следует обращать злые наклонности в добрые, - две концепции, которые влияли на еврейскую мысль вплоть до XVIII века и оказали большое влияние на появление и развитие хасидизма (см. 11 ноября 1621 года)

1630, 20 апреля — (18 Ияра 5390) Умер Рабби И. Горовиц - общественный деятель и раввин Франкфурта-на-Майне, Праги, ряда городов Эрец-Исраэль.