Еврейский календарь

1901, 9 мая — (20 Ияра 5661) Т. Герцль, Д. Вольфсон и О. Марморек отправились в Константинополь в своем стремлении получить поддержку сионисткой идеи со стороны турецкого султана. Впрочем, султан собирался принять Герцля не как сиониста, а в качестве известного журналиста и еврея.

1901, 17 мая — (28 Ияра 5661) Встреча в Константинополе Герцля и турецкого султана Абдул-Хамида, н которой Герцль пытался убедить султана в полезности для Турции еврейского присутствия в Палестине. Султан не выразил неудовольствия подобной идеей, но неожиданно попросил Герцля порекомендовать ему финансиста, который открыл бы для его страны новые источники дохода.

1903, 10 мая — (13 Ияра 5663) Своим Указом император России Николай II перевел 101 село в пределах черты оседлости в местечки, открытые и для евреев

1903, 19 мая — (22 Ияра 5663) Письмо - соболезнование Герцля кишинёвской общине после погрома: "Жмем вашу руку с чувством братской боли".

1903, 23 мая — (26 Ияра 5663) Основан Хильфсферейн (Hilfsverein; полное название Hilfsverein der deutschen Juden, Хильфсферейн дер дойчен юден), Союз помощи немецких евреев, одна из крупнейших еврейских филантропических организаций. Учрежден в Германии в целях повышения «морального, умственного и экономического уровня евреев, живущих в Восточной Европе и Азии». Организаторы Хильфсферейна — 20 общественных деятелей, филантропов и профессоров — предусматривали, что он будет действовать примерно в тех же сферах, что и Альянс, основываясь не только на пожертвованиях богачей, но и на благотворительности широких слоев немецкого еврейства, поэтому минимальный годовой взнос был установлен низкий (пять марок). Первым председателем Хильфсферейна был финансист О. Ландау (1852–1935), вскоре его сменил промышленник Дж. Симон (1851–1932), остававшийся на этом посту до конца жизни и финансировавший многие мероприятия Союза. Управлял работой Хильфсферейна инициатор его создания, известный леволиберальный политический деятель, доктор П. Натан (1857–1927). Далее www.eleven.co.il

1904, 22 апреля — (7 Ияра 5664) Родился Р. Оппенгеймер - учёный-физик, астрофизик, один из создателей атомной бомбы, основатель американской научной школы в Беркли. В 1953 по подозрению в нелояльности снят со всех постов: выступал против создания водородной бомбы, за использование ядерной энергии в мирных целях.

1904, 28 апреля — (13 Ияра 5664) В Томске родился Давид Лейбович - израильский инженер, конструктор, автор идеи миномёта, названного его именем "Давидка". Умер 4 марта 1969 года.

1904, 1 мая — (16 Ияра 5664) Подписание Джейкобом Генри Шиффом, американским банкиром, филантропом и общественным деятелем, возглавлявшим банковский трест «Кун—Леб», и представителями японского правительства соглашения о предоставлении Японии кредита в пять миллионов фунтов стерлингов. «Кун-Леб» был первым зарубежным банком, предоставившим кредит японскому правительству на ведение войны. К. Такахаси, министр иностранных дел Японии, в воспоминаниях писал о причинах такого поведения Дж. Шиффа: «Очень настроен против России по причине своей национальности. Он просто негодовал по поводу обращения русского правительства со своим еврейским населением» (10 мая было подписано соглашение о предоставлении кредита на сумму десять миллионов фунтов стерлингов).

1904, 3 мая — (18 Ияра 5664) Сообщение газеты "Де Вельт": "По настоянию врача доктор Герцль уходит в продолжительный отпуск и в течение этого времени свои обязанности выполнять не будет". Более Герцль к общественной деятельности не возвращался.

1904, 6 мая — (21 Ияра 5664) В Украине родился Моше Пинхас Фельденкрайс - израильский учёный, физик, основатель метода Фельденкрайза — системы развития человека, основанной на осознавании (self-awareness) и понимании себя в процессе работы над движением тела. Последние тридцать лет своей жизни посвятил исключительно разработке своего метода и подготовке практиков. До этого работал физиком-экспериментатором во Франции (в частности, работал совместно с Ф.Жолио-Кюри), военным инженером-исследователем в Великобритании, директором отдела электротехники Армии обороны Израиля, профессором физики; одним из первых в Европе получил чёрный пояс дзю-до и организовал один из первых клубов дзюдо. Кроме книг и статей о своём методе, публиковал книги по дзю-до, самообороне и самовнушению. Умер 1 июля 1984 года.

1905, 11 мая — (6 Ияра 5665) Повторный погром в Житомире (см. 23 апреля ).

1905, 14 мая — (9 Ияра 5665) Родился А. Штернфельд

Лауреат международных премий по астронавтике, заслуженный деятель науки и техники России, почетный доктор наук Нансийского университета, Российской АН, Национального политехнического института Лотарингии, ученый, чьим именем названы кратер на обратной стороне луны и улицы в городах Польши (где он родился) и Израиля, автор многочисленных книг и статей по космонавтике Ари Абрамович отдал служению космической науке 55 лет жизни. Он начал заниматься ею, по собственному признанию, с 20-летнего возраста, и все последующие годы, вплоть до его кончины, были годами упорнейшего труда, сопровождаемого не только пренебрежением к космонавтике как науке со стороны официальных лиц и даже знаменитых ученых, но и многочисленными терниями, которыми был усеян его жизненный путь. Мечта о полетах в межзвездное пространство зародилась у него еще в детстве, когда он впервые увидел пролетавший над городом немецкий дирижабль. Это было в 1914 году накануне Первой мировой войны. В 19 лет, покинув Лодзь, где остались его обедневшие родители и сестры, Ари отправился во Францию для продолжения учебы. Сначала в Париж на заработки, а затем в Нанси для поступления в университет. После трех лет работы в университете, в течение которых студент жил в неотапливаемой комнате, часто недоедая, подрабатывая себе на жизнь и учебу в каникулы, он, наконец, в 1927 году получил долгожданный диплом инженера-механика. В тяжелые годы учебы Ари не оставлял идеи о космических полетах. "Но, - пишет он в своих воспоминаниях, - это была уже не абстрактная мечта, это были конкретные расчеты, которые меня всецело поглощали; мои коллеги, замечая схемы, которые я чертил и в перерывах между лекциями, и в своей маленькой комнатушке, считали меня неизлечимым фантастом, более того - безумцем". Решив писать докторскую диссертацию о космонавтике, будущий ученый переезжает в Париж и поступает в знаменитый университет - в Сорбонну. Одновременно он начинает пропаганду космонавтики как науки, понимая, что широкие круги общества не готовы ее принять. Он начал печатать статьи в газетах и журналах, знакомя читателей с именами русских и советских пионеров космонавтики. Благодаря Штернфельду французские читатели впервые узнали не только о Н.Кибальчиче и К.Циолковском, но и о Ф.Цандере, Ю.Кондратюке, К.Ветчинкине, Н.Рынине, Я.Перельмане. Он налаживает переписку с Циолковским и для этого изучает русский язык. По просьбе Штернфельда Циолковский послал ему свои фотографии и несколько работ с разрешением использовать их в публикациях. Их переписка длилась несколько лет; Ари Абрамович мечтал о встрече с Циолковским в Калуге, но в сентябре 1935 года получил известие от дочери ученого о смерти отца. Непонимание будущего космонавтики оказалось присуще даже профессорам Сорбонны. Когда подготовительная часть работы над диссертацией была Штернфельдом закончена, его научные руководители усомнились в научности тематики о межпланетных полетах и предложили ему заняться… теорией резки металлов. "Впрочем, - приводит их слова Ари Абрамович, - если Вы обеспечите себя материально, то можете заниматься для своего удовольствия чем угодно, даже фантастическими полетами в мировое пространство". Диссертант не прельстился на предложенные ему повышенную стипендию и неограниченный срок защиты докторской диссертации и решил продолжать работу над "фантастическими полетами" на свой страх и риск. Он возвратился к родителям в Лодзь. И снова бессонные ночи, тяжелая изнурительная работа в полутемной комнате, без счетной машины, которую заменял одалживаемый на время арифмометр, и при отсутствии библиотеки. В таких условиях через полтора года рукопись всемирно известного "Введения в космонавтику" была закончена. Но предстояла еще борьба за ее признание. В варшавском университете автора приняли холодно - в реальность космических полетов никто не верил. Директор Парижской астрономической обсерватории Э.Эсклангон, впоследствии президент французской АН, счел идеи Штернфельда ошибочными, назвал его шарлатаном в науке и заявил, что не хочет иметь с ним никакого дела. Однако, молодому автору удалось не только убедить грозного оппонента выслушать его, но и доказать правильность своих идей. В результате в мае 1934 года Штернфельд доложил о своих исследованиях в Сорбонне. Доклад прошел весьма успешно и был опубликован в трудах Академии наук Франции, а автор монографии "Введение в космонавтику" был награжден французским Астрономическим обществом международной премией по астронавтике. Это была первая научная награда, первое международное признание ученого. "Введение в космонавтику" было написано на французском языке, но книга под этим названием впервые появилась не во Франции, а в Советском Союзе. Еще в 1930 году в одной из своих статей в газете "Юманите" Штернфельд писал, что "только социалистическое общество откроет путь к освоению космического пространства", и этим обществом он считал Советский Союз. В начале 1934 года он переслал экземпляр рукописи "Введения в космонавтику" Советскому правительству в полное его распоряжение, а после присуждения ему Международной премии принимает вместе с женой Густавой окончательное решение переехать в Советский Союз. Готовясь к отъезду, Штернфельд, во избежание осложнений с польскими властями, оставил почти весь свой архив у родителей в Лодзи. Архив не сохранился. Родители и сестра Франка, печатавшая "Введение", погибли в лодзинском гетто (младшая сестра Бела скончалась ранее от тяжелой болезни). Из всей семьи, кроме Ари, после войны осталась лишь сестра Ада, которая в начале 30-х годов уехала со своим мужем, ученым-экономистом, будущим академиком АН Польши М.Калецким, за границу. Все трудные годы она поддерживала брата. Через год после отправки рукописи Ари и Густава переезжают в Советский Союз и в 1936 году принимают его гражданство. Сразу после этого Ари Абрамович становится сотрудником Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ). Ему посчастливилось работать с всемирно известными ныне учеными-творцами реактивной техники - С.П.Королевым, В.П.Глушко, М.К.Тихонравовым, Г.Э.Лангемаком и другими. Особенно он подружился с главным инженером РНИИ Георгием Эриховичем Лангемаком, который перевел "Введение в космонавтику" на русский язык. В 1937 году книга впервые была издана в Москве. Отзывы ученых были в высшей степени похвальны. "Введение в космонавтику" сыграло роль своеобразной энциклопедии, посвященной проблеме предстоящего освоения космического пространства… Неудивительно, что по этой книге учились многие из тех, кому в будущем предстояла практическая работа по завоеванию космоса", - писал о книге академик Б.В.Раушенбах. В 1974 году в издательстве "Наука" вышло второе издание "Введения…". Несмотря на то, что со времени первого издания техника бурно шагнула вперед и прошло почти 40 лет, издание вышло в свет без существенных изменений и было лишь дополнено примечаниями и комментариями автора. Все авторы, пишущие о работах Ари Абрамовича, отмечают этот редкий случай в мировой практике. Редкий, ибо книга не только через десятилетия вышла без изменений, но и поныне продолжает оставаться актуальным учебником по космонавтике. Общепризнанный ныне термин "космонавтика" стал таковым после появления его на обложке книги Штернфельда. Переводчик сохранил и другие введенные автором термины, как, например, "космический аппарат", "перегрузка", "скафандр", "космический корабль"; позже возникли "космонавт" и "космодром"… В книге впервые были приведены рассчитанные автором орбиты искусственных спутников Земли, за много лет до появления первого из них. Автором "Введения в космонавтику" были заложены основы новой науки - о космических навигациях, методы которой позволяют рассчитать полет ракеты к заданной цели в космическом пространстве с наименьшими затратами топлива. За исследования многочисленных траекторий космических кораблей об ученом стали писать, как о "штурмане космических трасс". Ученый предсказал, что по мере развития ракетной техники и применения атомных двигателей время взлета сможет быть увеличено, что позволит уменьшить переносимую космонавтами перегрузку, и даст возможность людям совершать космические полеты без предварительной специальной подготовки. Ари Абрамович мог предсказать запуск искусственных спутников, полеты в космос, но не смог предвидеть развязанную сталинским режимом войну с так называемыми врагами народа. В 1937 году он вынужден был уволиться из института, его коллеги были репрессированы, а некоторые из них, в том числе и его друг Лангемак, - расстреляны. Его, как бывшего иностранца, да еще и с такой "неудобной" фамилией не принимали работать ни в один НИИ. Ему предлагали сменить фамилию на Звездин (Штернфельд в переводе означает "звездное поле"), но он отказался. Несмотря на все его хлопоты, в том числе обращение к Сталину, все последующие 43 года он фактически работал один, без сотрудников и помощников. "Не имея возможности периодами действовать в коллективе, - вспоминал Ари Абрамович, - я работал в одиночку; писал книги, статьи, в которых излагал свои теоретические концепции, касающиеся разных аспектов космонавтики, главным образом орбит и межпланетных траекторий". И по-прежнему сталкивался с непониманием. За год до запуска первого искусственного спутника Земли, в 1956 году, ученый выпускает второй по значению труд - "Искусственные спутники земли", вызвавший настоящую сенсацию. Книга сразу же была переведена на английский язык, а впоследствии имя Штернфельда было занесено в книгу-энциклопедию, вышедшую в США - "Знаменитые личности СССР". После запуска искусственного спутника в СССР выходит в 1958 году второе переработанное и дополненное издание книги, а через год - второе издание другой книги "От искусственных спутников к межпланетным полетам". Их автор по-прежнему продолжал пропагандировать космонавтику в одиночку. Писатель Лев Колодный так писал о нем к его семидесятилетию: "Он - кабинетный ученый. Но стены его кабинета раздвигаются беспредельно. Разумом он проникает в закоулки Вселенной. Хотя ему ни разу не пришлось летать на самолете, в мыслях своих он побывал и на Солнце, и на всех планетах и звездах. Бесстрашный ум постоянно разрабатывает проекты, кажущиеся сегодня фантастикой, как казалась сорок лет назад фантастикой его первая монография". В 1958 году в Нью-Йорке издан сборник "Советские работы по искусственным спутникам и межпланетным полетам". 140 из 230 страниц были заняты переводом трудов Ари Абрамовича. В 1962 году он стал лауреатом второй в его жизни Международной премии Галабера вместе с Юрием Гагариным и Аллой Масевич. Премия была учреждена французским промышленником Анри Галабером и присуждалась "за личный вклад в прогресс астронавтической науки и техники". Несмотря на общепризнанное, как в Советском союзе, так и за рубежом, огромное значение его работ, он не мог получить пенсию по возрасту, так как не имел необходимого стажа работы в государственных учреждениях. Лишь после вмешательства президента АН СССР М.В.Келдыша ему была назначена персональная пенсия республиканского значения. Ни разу не выпускали его за границу для получения премий и званий. Его избирают почетным гражданином города Серадзе (Польша), в котором он родился, Нансийский университет присваивает ему степень доктора физико-математических наук без защиты диссертации, а Академия наук СССР - доктора технических наук "хонорис кауза". До него лишь 11 человек удостаивались этой чести. Книги Ари Абрамовича Штернфельда изданы более 85 раз на 40 языках в 39 странах пяти континентов. В советских и иностранных журналах и газетах с 1930 года опубликованы несколько сот его научных и научно-популярных статей, интервью и комментариев. Среди них новеллы о парадоксах космонавтики, собранные друзьями ученого в одну книгу уже после его смерти. Ари Абрамович был сторонником мира. Опровергая существовавшее мнение, что война способствует развитию ракетной техники и тем самым приближает эру межпланетных путешествий, он утверждал: "Мы убеждены, что человечество, освободившееся от призрака войны, гораздо быстрее достигнет этой своей давнишней и вечно юной мечты". Ари Абрамович умер в июле 1980 года и похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве www.jig.ru

,   выдающийся ученый, пионер космонавтики.

1905, 26 мая — (21 Ияра 5665) Погром в Минске.

1906, 15 мая — (20 Ияра 5666) В Минске родилась писательница, критик и литературовед Ривка Рубина. Писала на идиш и русском языках.

1907, 25 апреля — (11 Ияра 5667) Родился советский композитор В. П. Соловьёв-Седой. Нет, нет, он настоящий Василий Павлович. Место же ему в Календаре потому, что его мелодия из кинофильма "Небесный тихоход" стала своеобразным гимном ПАЛМАХа. Слушать источник

1907, 3 мая — (19 Ияра 5667) В Харбине, на пересечении Артиллерийской и Конной улиц (нынешняя улица Донфэн) была основана харбинская синагога, которую затем стали называть Главной синагогой, хотя более популярным названием было “старая синагога”. Архитектором здания этой синагоги был Казы-Кирей

1909, 3 мая — (12 Ияра 5669) Пожар в еврейском квартале Стамбула Haskoy, без крова остались 500 человек.

1909, 7 мая — (16 Ияра 5669) Родился Эдвин Лэнд - американский ученый-оптик, изобретатель фотоаппарата "Полароид", создатель компании "Полароид". Компания Лэнда разрабатывала оптическую технику, в том числе военную оптику: приборы ночного видения, перископы, бинокли. Но наибольшую известность ей принес аппарат мгновенной фотосъемки. Подробнее

Эдвин Герберт Лэнд родился 7 мая 1909 года в Бриджпорте (штат Коннектикут, США) в семье одессита, приехавшего в Америку в 1880 году и преуспевшего в сборе и утилизации металлического лома. В школьные годы Эдвин Лэнд увлекся оптикой, после школы поступил в Гарвардский университет. В процессе обучения Лэнд решил заняться изобретением поляризующих линз для автомобильных фар, которые бы освещали дорогу, не ослепляя встречные машины. Посвятив себя работе над созданием поляризационных фильтров, Лэнд бросил учебу и переехал в Нью-Йорк. В 1934 году Лэнд получил первый патент на поляризационные материалы, разработал способ изготовления как неослепляющих автомобильных фар, так и поляризационных светофильтров для фотоаппаратов, стекол для солнцезащитных очков. В 1937 году в Кембридже (штат Массачусетс) ученый основал компанию Polaroid Corporation, специализацией которой стала оптическая техника. Изобретения Лэнда пользовались большим спросом в годы Второй мировой войны. «Полароид» разрабатывал военную оптику: приборы ночного видения, перископы, бинокли. Лэнд также получил правительственный заказ на разработку системы управления снарядов, самонаводящихся на инфракрасное излучение. В 1946 году Лэнд занялся разработкой фотоаппарата, в котором были бы объединены процессы фотосъемки и обработки снимков. Уже в 1947 году изобретатель продемонстрировал фотоаппарат, в котором весь процесс создания фотографии занимал 60 секунд. В ноябре 1948 года в одном из универмагов Бостона появилась в продаже первая коммерческая модель Polaroid Land-95 по цене около 90 долларов. Первая партия была раскуплена за один день. В послевоенные годы Лэнд участвовал в американских космических проектах и в оснащении фотоаппаратурой разведывательных самолетов. Ученый стал членом Совета по перспективному военно-техническому планированию при президенте США. В 1963 году «Полароид» выпустил «мгновенный» фотоаппарат для цветной съемки. В 1972 году появилась первая полностью автоматизированная карманная камера Polaroid SX?70. В результате высоких объемов продаж камеры цена акций компании «Полароид» поднялась в 90 раз. Однако позиция Лэнда по руководству компанией (отказ от каких-либо слияний и банковских кредитов, монополия на техническую реализацию идей) не встречали поддержки остальных акционеров. В 1975 году Лэнд был лишен поста президента компании, в 1980 году – поста председателя Совета директоров. В 1982 году Лэнд ушел в отставку, продав свои акции «Полароид», и больше не проявлял интереса к деятельности компании. За свою жизнь ученый запатентовал более 500 изобретений. Эдвин Лэнд умер в Кембридже (штат Массачусетс) 1 марта 1991 года. Гарвардский университет удостоил Эдвина Лэнда почетного докторского звания. Лэнд также имел высшую гражданскую награду США - Медаль Свободы.

 

1909, 17 мая — (26 Ияра 5669) В Александровке Киевской губернии родился Леонид (Лазарь) Моисеевич Пятигорский — советский учёный, физик-теоретик, соавтор Л. Ландау по первому изданию первого тома фундаментального курса по теоретической физике. Умер 12 июня 1993 года. Подробнее

Леонид Моисеевич Пятигорский (Л.М.) родился в семье Моисея Евсеевича Пятигорского и Марии Марковны Бродской. По причине, возможно, связанной с антисемитизмом местных жителей, в школу не ходил, занимался с домашней учительницей и родителями. В семье было четверо детей. Старшие, Роза и Яша, в детстве умерли от скарлатины. Остались двое – Лёня и Циля, которая была младше Лёни на пять или шесть лет. “Жизнь до десяти лет у меня была как в раю. Создателями его были папа и мама”, ? писал в своих записках Л.М. В 1914 году М.Е. Пятигорский ушел на фронт. Был демобилизован с Георгиевским крестом после ранения. “Наступил 1919 год. Кончилось мое золотое детство, и из рая я попал сразу в ад”, – писал Л.М. (Далее см. 25 мая 1919 г.) Дальше – два года беспризорной жизни и скитаний. С 1920 по 1925 год Л.М. жил в детдоме. Принимал активное участие в деятельности Юных Спартаковцев, первых пионеров Украины. Самостоятельно, под руководством профессора Николая Барабашова, готовился к поступлению в вуз. Поступил и в 1931 году окончил Харьковский физико-химико-математический институт (ныне ХГУ). В 1933 году, принимая участие в тушении пожара в деревне Пологи, где работал по направлению комсомола, выстрелом был ранен снова. Пулю из спины вынули только в 80-х годах. В 1931 году поступил в аспирантуру при УФТИ к Л.Д. Ландау. Одним из первых сдал ему теорминимум. Но все работы, в первую очередь практически законченную диссертацию, по личному указанию научного руководителя передал другому <Тиссе>, вводя его в курс дела и помогая советами». Лев Давидович приехал в Харьков из Ленинграда после конфликта с А.Ф. Иоффе, директором Ленинградского физтеха, где работал Ландау. На новом месте Пятигорский сразу стал его первым помощником и другом. Он боготворил Ландау, сразу понял, что Ландау – гений. В УФТИ Пятигорский работал в теоргруппе под руководством Ландау, а в ХГУ было формально наоборот. Пятигорский заведовал кафедрой теорфизики, хотя и не имел ученой степени (тогда это допускалось). Он взял к себе Ландау, и они вместе стали реформировать программу обучения студентов теорфизике. В отчетной записке, написанной в середине 1935 года от руки, Ландау писал: «Пятигорский Л. средними темпами двигал свою научную работу. Кроме сего, он со мной написал уйму всяких программ и является единственным человеком, заботящимся о Харьковском университете». Вскоре в ХГУ разгорелся конфликт между студентами и Ландау, его причины – отдельная тема (см книгу). Пятигорский в нем играл умиротворяющую роль, пытаясь умерить отрицательную реакцию ректората и партбюро ХГУ по отношению к Ландау. Однако одновременно с этим в 1935 году разгорелся конфликт в УФТИ, в котором Ландау и Пятигорский оказались по разные стороны баррикады. Институт раскололся на два лагеря из-за противоположного отношения к пакету заказов по оборонной тематике, выданной вышестоящим ведомством, Наркомтяжпромом (НКТП). Тогда УФТИ еще не был в ведении Академии наук Украинской ССР, он получил из НКТП задания по расчету радиолокационной антенны, разработке мощного магнетрона как источника радиолокационных импульсов, поиску новых видов горючего и масел для авиационных двигателей. Это сопровождалось введением в УФТИ режима: пропуска, ограда, вахтеры, увеличение зарплаты тем, кто занят на секретной тематике, планы уволить из УФТИ иностранцев, главным образом немцев, работавших по контрактам. Все это вызвало протесты и демонстрации со стороны Ландау и близких к нему физиков, в том числе нескольких немцев (Ф. Хоутерманса, М. и Б. Руэманнов). Ландау стал жаловаться в НКТП (Н.И. Бухарину и Г.Л. Пятакову), писал в газету «Известия» и стенгазету УФТИ, требуя сохранить прежнюю свободу творчества хотя бы для теоретиков. Он предложил разделить УФТИ на два института – закрытый институт для прикладной спецтематики и институт прежнего свободного типа по фундаментальным физическим проблемам: физике низких температур [работу возглавлял Л.В. Шубников (расстрелян в 1937-м)], кристаллофизике [работу возглавляли И.В. Обреимов (арестован в 1938-м) и В.С. Горский (убит в 1937)], теоретической физике [под руководством самого Л.Д. Ландау с участием его учеников: Л.В. Розенкевича (расстрелян в 1937-м), М.А. Кореца (арестован в 1935-м, затем в 1938-м), И.Я. Померанчука, Е.М. Лифшица, А.И. Ахиезера и А.С. Компанейца (к счастью, избежавших репрессий)]. Против линии Ландау выступала дирекция УФТИ во главе с недавно назначенным С.Д. Давидовичем (нефизиком, администратором, он был расстрелян в 1937 году). Ее поддерживали Украинский НКВД и партийное руководство. Л.М. Пятигорский сначала метался между Ландау и дирекцией. Но в конце концов он поступил так, как ему подсказывала совесть убежденного большевика, которого спасла Красная Армия и воспитал детский дом. Решающую роль сыграла и его оценка международного положения – ощущение надвигающейся войны с Германией. В связи с этим он считал, что долг ученых – отказаться от полной свободы творчества, исполнять задания правительства по развитию радиолокационной техники. Думаю, что пока не видно, в чем можно упрекнуть Л.М. Пятигорского. И тут роковую роль в дальнейшей судьбе УФТИ (репрессированных в 1937-1938 годах и расстрелянных его сотрудников), в том числе в судьбе Ландау и Пятигорского, сыграл молодой человек, внезапно появившийся на сцене – 27-летний Моисей Абрамович Корец. В начале 1935 года Ландау пригласил к себе в УФТИ из Уральского физтеха Мишу Кореца, своего друга еще по Ленинграду. И Корец с первых же дней включился в конфликт, разгоравшийся в УФТИ. Более того, он сразу стал главным «мушкетером» Ландау и взял на себя роль авангарда в битве с дирекцией (ситуация – крайне нетипичная, для только что пришедшего в институт сотрудника, не имеющего имени в науке, но это – отдельная тема). Пятигорский пытался «образумить» Ландау, он, естественно, возненавидел Кореца, считал того выскочкой, авантюристом и провокатором (это видно из писем Пятигорского, помещенных нами в книгу). Силы враждебных лагерей были примерно равны. Но вот в разгар сражения, летом 1935 года, Пятигорский совершает опрометчивый поступок, который окончательно предрешит его дальнейшую судьбу. Поступок, строго говоря, предосудительный, но он становится понятным, если учесть трагическое детское и юношеское прошлое Пятигорского, спасенного и воспитанного советской властью. Пятигорский пишет заявление в НКВД, в котором подробно характеризует ситуацию и роли в ней различных сотрудников УФТИ. Принципиальным является вопрос, не фальшивка ли это. Так, факт причастности отца к данному заявлению ставит под сомнение М. Пятигорская. Но если прочесть внимательно это заявление на нескольких страницах, то по стилю и деталям становится ясным: его автор – Л.М. А вот что сообщает о заявлении профессор Ю.Н. Ранюк, видный историк физики из Харьковского физтеха. В письме сыну Пятигорского, попросившего прислать ему ксерокопию заявления, он пишет: «У меня Х-копии никогда не было. Я был вынужден (это было еще советское время) переписывать текст вручную. Я даже не помню, как было написано письмо. Но, кажется, напечатано на машинке. Хочу предупредить, что сейчас снять Х-копию сложнее, чем в советское время, хотя дело теперь находится в областном архиве». А в своем письме Ю. Ранюк добавляет: «10 лет я не решался это опубликовать». Чуть далее я покажу, что это заявление на самом деле играет даже положительную роль в личной истории Пятигорского, доказывая то, что он не был агентом НКВД. Что же было в заявлении? Оно направлено прежде всего против Кореца как самого активного застрельщика конфликта. Но Ландау также затронут. Пятигорский пишет, что ранее он считал Ландау «коммунистом без партбилета», но теперь тот попал под влияние Кореца, и это приведет его к беде. Он оказался прав, через три года именно Корец принесет Ландау антисталинскую листовку, попросит ее одобрить и отредактировать, а через неделю они оба и Ю.Б. Румер будут арестованы за эту листовку. Но листовка – это апрель 1938 года, пик сталинско-ежовского террора. А пока местной администрации и НКВД удалось «всего лишь» отдать под суд самого Кореца, обвинив его в ложном заполнении своей анкеты при поступлении на работу в УФТИ. На суде выступали многие свидетели и рассказывали о борьбе Кореца против оборонной тематики. Выступил и Пятигорский. Когда его спросили, почему, как он считает, Корец выступал против этих работ, Пятигорский ответил: «По глупости». Кореца осудили на полтора года заключения общего режима. Ландау боролся за освобождение друга, написал письмо наркому внутренних дел Украины Балицкому, поручился за Кореца. Того через полгода, в 1936 году, освободили и оправдали «за отсутствием состава преступления». Но Ландау не простил Пятигорскому его свидетельства на суде и, главное, его заявления в НКВД, о котором он как-то узнал, хотя никогда никому не рассказывал, каким образом. С ноября 1935 года Ландау полностью разорвал отношения с Пятигорским. Тот был переведен в другой отдел УФТИ. Ландау продолжал иметь дело с Пятигорским только по недописанному 1-му тому Курса. Пятигорский передавал Ландау десяток-другой страниц, написанных единственной левой рукой. Ландау их читал, правил и молча возвращал. Так родился в муках этот первый том. Но от дальнейшей работы по Курсу Ландау Пятигорского отстранил. Для написания других томов Курса он привлек Евгения Лифшица. Ландау даже вычеркнул Пятигорского из списка сдавших ему все девять экзаменов теорминимума, а тем самым из числа своих учеников. Поясним. Этот неформальный минимум сыграл огромную роль в отборе и формировании сильнейшей в мире научной школы Ландау по теоретической физике. Всего в списке, составленном самим Ландау в конце 1961 года, значилось 43 физика. Почти все они – ученые мирового класса, примерно половина из них стали академиками и членкорами. Но есть два-три человека, полностью сдавших теорминимум, но в список Ландау не включенных, среди них под пятым номером должен был бы стоять Пятигорский. Однако Ландау был личностью абсолютистского типа, он сам говорил о таких людях: «Отлучен от церкви», и имена прОклятых еретиков было запрещено даже упоминать в присутствии главы этой церкви. Не вполне подчинились этому лишь академики А.И. Ахиезер и И.М. Лифшиц, они работали в Харькове и продолжали иметь дело с Пятигорским, вероятно, даже жалели его, а И.М. Лифшиц опубликовал с ним пару совместных статей. После того, как Л.Д. Ландау решил порвать отношения с Л.М. Пятигорским, он отобрал у него почти законченную тему кандидатской диссертации по теме: «Образование электрон-позитронных пар при бета-распаде». Он приказал другому своему ученику, венгру Ласло Тиса, принять эту тему и ее окончить. Поначалу Тисса сопротивлялся, но Ландау пригрозил выгнать Тиссу из УФТИ. Тисса обратился к Пятигорскому. Тот стал разъяснять Тиссе тонкости своих вычислений, вводя его в курс дела. Сам Пятигорский защитил диссертацию лишь 20 лет спустя, и по совершенно другой теме («Плазме в волноводах»). Почему не защищал так долго? Потому что Ландау дал знать физической общественности, что он лишил Пятигорского своего доверия, и считает его не заслуживающим ученой степени. Фактически это был запрет на защиту от имени лидера советских физиков-теоретиков. Запрет Ландау снял только в 1956 году. Тогда он был вызван в Генпрокуратуру СССР, как свидетель по реабилитационным делам сотрудников УФТИ, расстрелянных и репрессированных в 1937-1938 гг. Там ему подтвердили то, что он сам и так знал с 1938 г.: основаниями его ареста были: 1) листовка, 2) показания харьковских коллег Л.В. Шубникова и Л.В. Розенкевича об их совместных с Ландау «вредительских действиях, направленных на срыв важнейших научных работ института, предназначенных для нужд обороны страны» (так это сформулировано в «Деле Ландау»). Ни в самом аресте, ни в подготовке обвинительного заключения поведение Пятигорского, какое бы оно ни было, роли не сыграло. По-видимому, последнего Ландау не знал. Узнав, он снял запрет на защиту Пятигорским диссертации. Последнего известил о хорошем событии академик А.Ахиезер, ученик Ландау. В 1956 г. в НИИ физико-технических и радиотехнических измерений (ВНИИФТРИ, г. Зеленоград) Л.М. Пятигорский защитил кандидатскую диссертацию. В этом институте он основал и возглавил лабораторию теоретической физики, в которой проработал до 1982 г. Для истории советской физики небезынтересны те моменты процесса написания тома 1 «Механика» 10-томного Курса теоретической физики Ландау и Лифшица, из которых видно, в каких житейских, а не только творческих муках рождалась эта первая книга великого Курса. Первое издание тома 1 вышло в 1940 г., авторов было двое: Л.Д. Ландау и Л.М. Пятигорский. Когда в 1935 г. между этими соавторами произошел разрыв, том 1 еще не был окончен. Сам Пятигорский написал об этом так. «Идея написания курса и список томов принадлежали Л.Д. Ландау. Конспекта лекций Ландау по механике у меня не было. Были только краткие заметки по его лекциям в теоретической лаборатории. Несколько листочков. После того как я заканчивал написание очередного параграфа, я передавал его Ландау, и он окончательно редактировал его. Эта работа состояла в том, что он вычеркивал то, что считал лишним. Именно это сокращение (примерно 15–20%) придало книге тот вид, который она имеет». А в 1958 г. «Механика» была переиздана. Соавторов по-прежнему было двое, но на этот раз вторым был не Л.М. Пятигорский, а Е.М. Лифшиц. Физики, с которыми я разговаривал, утверждают, что приблизительно 70% текста 1-го издания мало отличается от 2-го издания, исправлены ошибки, добавлены пара глав и задачи. Сын Л.Д. Ландау Игорь Львович написал из Швейцарии: «Я как-то сравнил два варианта этой книги и могу утверждать, что разница между ними минимальна. Впоследствии Пятигорский совершил какой-то, по мнению моего отца, исключительно неэтичный поступок, и все отношения между ними были разорваны. А книга переписана уже в соавторстве с Лифшицем». Профессор МГУ-ИОФАН-ФИАН А.А. Рухадзе написал в Предисловии к моей книге «Круг Ландау»: «Л.М. Пятигорский письменно отказался от соавторства в последующих изданиях в пользу Е.М. Лифшица. Не уступил лишь математическое дополнение, по-видимому, из-за того, что он собирался написать многотомник «Математика для физиков». Об этом он сам говорил мне при встрече в пос. Менделеева (Московская обл.) в начале 1970-х гг. Правомерно ли было удаление Пятигорского, как соавтора из Курса? Думаю, что, хотя Ландау имел полное право отказаться от соавторства Пятигорского в последующих томах, еще не написанных, но вычеркивать Пятигорского из соавторов «Механики» при переизданиях он не имел ни морального, ни авторского права (с точки зрения общечеловеческой корректности). Почему же Е.М. Лифшиц согласился стать вторым соавтором «Механики»? Если ответить одной фразой - он был просто вынужден подчиниться воли более сильного. Неплохо зная Лифшица, могу утверждать, что у него не было радости (а тем более - злорадства) от замещений соавторства в томе 1. Я спрашивал Е.М. Лифшица о Л.М. Пятигорском. Никогда не слышал от него чего-то содержательно негативного. Короткая общая фраза в ответ типа: «Дау считал, что Пятигорский плохо повел себя в Харькове, когда был суд над Корецом». И никаких подробностей. При этом надо учитывать то, что у Лифшица был принцип, доведенный до абсолюта: он никогда не позволял себе высказывания, осуждающие Ландау. Но вернемся назад в 1935 год. Что же там было на суде над Корецом, и был ли Пятигорский сексотом НКВД? Вот что написала Татьяна Леонидовна Пятигорская из Израиля "Вся его жизнь была цепью трагедий, начиная с 9 лет. Я, старшая дочка, была самым близким ему человеком <…>. Мы очень много разговаривали на разные темы и, конечно, он мне подробно рассказывал историю с Ландау. И я хорошо представляла себе ситуацию тех лет также и по рассказам моей мамы, которая жила с папой на территории УФТИ. Она знала всю эту компанию, как облупленных. Они все бывали у нас дома на огромных приемах, например, на мои дни рождения. Но мама еще и всю жизнь работала старшим преподавателем физики в Университете и писала по просьбе его ректора Буланкина историю Университета и харьковской физики. Я хорошо знала семью Абрама Александровича Слуцкина, которого травили за то, что он разрабатывал эту пресловутую антенну (прикладная тематика!). Еще задолго до того как появилось 4-ое издание книги этой c… Бессараб, где «называлось имя предателя», и мы получили ответ из КГБ о том, что фамилия Пятигорского не фигурирует в деле Ландау, и о том, кто там действительно фигурирует, т.е., по чьим показаниям Ландау посадили. Конечно, эти люди, Вы знаете о ком речь, тоже не были виноваты. Так вот, задолго до всего этого я понимала, что происходило в то время. <…> Папа был абсолютно уверен (и, как оказалось, абсолютно прав <имеется в виду надвигавшаяся война>), что необходимо было развивать прикладную тематику, в частности, работы Слуцкина. И, когда под давлением Кореца Ландау заставлял папу писать в стенгазету статью, «клеймящую» Абрама Александровича, папа отказался, хотя прекрасно представлял, чем ему это грозит, зная «немножко» характер Ландау. Этот конфликт уже полыхал, и все об этом знали, и очень удобно было сделать папу «козлом отпущения» в деле Кореца. Не знаю, кто Кореца конкретно подставил – НКВД или кто-то из окружения Ландау. Почитайте внимательно в книге Ранюка («Дело УФТИ» есть в Интернете) стенограмму (кажется, партсобрания), где все клеймили Кореца. А ведь это все наши соседи по УФТИ. Они дожили в полном уважении до глубокой старости, например Гарбер - а почитайте, что он говори о Кореце. Но на это как-то никто не обращает внимания. А когда папу вызвали в НКВД и спросили, выступал ли Корец против оборонной тематики, - что он должен был сказать? Все и так знали, что Корец выступал против. Папа честно сказал, что считает это неправильным. А сейчас, в наше время, когда люди даже представить себе не могут, что такое сидеть на допросе в НКВД, считается, что уже одни только слова «он давал показания в НКВД» означают - предатель. А ведь в 1938 г. и сам Ландау давал показания в НКВД, в которых причислил Капицу, Семенова, Френкеля и других к антисоветски настроенным лицам (это есть в Протоколах, которые приведены в Приложении к Вашей книге). У меня есть давно сформировавшаяся точка зрения по поводу всех материалов тех лет - люди находились в ненормальных, нечеловеческих условиях, имели извращенную психику, идеологию. Что там на самом деле происходило - сейчас уже на 100% никто сказать не может. И даже если бы мог - мы что, будем всерьез воспринимать доносы УФТИнских ученых самих на себя, о том, что они были немецкими или английскими шпионами?» Остановимся на факте заявления в НКВД Пятигорского, которое было найдено в 1990 г. харьковским профессором, историком физики Ю.Н. Ранюком в «Деле Кореца». На вопрос сына Пятигорского о том, были ли это заявление написано от руки, почерком Пятигорского, Ранюк пояснил: «Я был вынужден (это было еще советское время) переписывать текст вручную. Я даже не помню, как было написано письмо. Но, кажется, напечатано на машинке. Хочу предупредить, что сейчас снять Х-копию сложнее, чем в советское время, хотя дело теперь находится в областном архиве». В письме Ю.Ранюк добавил фразу: «10 лет я не решался это опубликовать». Как ни парадоксально, но я считаю, что именно находка и публикация указанного заявления Л.М. Пятигорского в НКВД помогает во многом прояснить его облик, и даже улучшить его образ, тот, который вошел в историю советской физики. Ибо это сам факт обнаружения этого заявления в архивах доказывает на 100%, что Пятигорский не был секретным сотрудником НКВД, не выполнял заказа этой службы в наблюдении за Ландау и, попросту говоря, не «стучал». Если бы он был сексотом НКВД, то информировал бы в текущем режиме своего куратора о положении дел в институте - как правило, устно, но если и письменно, то исключительно под псевдонимом. Никаких подписей! И никогда записки сексота не попали бы в судебное дело. Ибо имена сексотов известны лишь непосредственному куратору, их досье хранятся в особо секретной картотеке, не рассекречиваются ни при каких обстоятельствах, даже при революциях. При распаде СССР костяк спецслужб в основном сохранился во всех образовавшихся государствах СНГ. Неизвестно, чтобы где-то и когда-то картотеки агентов были рассекречены. Агенты не рассекречивались даже в продажно-либеральные ельцинские годы. Вечное сохранение такой тайны - общее правило ведения оперативной работы любой серьезной спецслужбы, иначе было бы невозможно само ее существование. Заявление же Л.М. Пятигорского, как стороннего лица, не из сексотов, хранилось совсем не так глубоко. Оно фигурировало на закрытом процессе по делу Кореца в 1935 г., не будучи более секретным, чем устные показания на этом процессе того же Пятигорского и еще нескольких лиц. Известно, что вдова Пятигорского обратилась в суд после того, как Майя Бессараб в 4-м издании своей книги обвинила Пятигорского в доносе из корыстных целей. На запрос в КГБ СССР пришел ответ на имя самого Л.М.: «Причиной ареста Л.Д. Ландау послужили показания научных работников Украинского физико-технического института Шубникова Л.В., Розенкевича Л.В, арестованных в 1937 году УНКВД по Харьковской области. В КГБ СССР сведений о Вашей причастности к аресту Ландау Л.Д. не имеется». Суд обязал Бессараб извиниться перед Л.М., что та и сделала в печати. Это вообще-то неплохо, однако, на мой взгляд, такой ответ из КГБ носил скорее формальный характер, ибо противоположного содержания, означавшего рассекречивание сексота, не могло быть по определению. Удивляет, что в 1990 году КГБ хоть как-то ответил на запрос. Сейчас ФСБ или украинская «бэзпэка», скорее всего, просто оставили бы запрос без ответа в обоих случаях (сексот - несексот). Поэтому я убежден, что Пятигорскому повезло с тем, что Ранюк нашел его заявление в НКВД. Ведь тем самым доказывается гораздо меньшее из зол: он не был сексотом (которые почти все работали из корысти и/или трусости). Он был одержимым большевиком, смелым, решительным и принципиальным в узком смысле слова. Таких истовых коммунистов было немало в 1920-1940-х гг. Хотя, конечно, в общечеловеческом смысле факт подачи Пятигорским секретного заявления, в котором задевался также его учитель и кумир, остается достойным сожаления. Ведь в заявлении были слова: «В основе своей Ландау не хотел вести антисоветскую линию, но, сблизившись с Корецом, пошел по враждебному партии пути». Но мы сейчас не можем и не хотим никого обвинять, а ищем корни, стремясь подойти ближе к истине. Корни же, в данном случае, произрастали из трагического детства Леонида, из погрома с убийством его родителей в 1919-м, спасения его и множества других евреев Красной Армией, из его жизни в детском доме и воспитания в атмосфере коммунистических идеалов. Некоторые признаки смягчения со стороны Ландау были замечены в последние 6 лет его жизни до автокатастрофы. Помимо снятия запрета на диссертацию, они внешне проявились в следующем. Харьковский профессор М.И. Каганов описывает, как он однажды наблюдал рукопожатие Ландау и Пятигорского, тогда как в предыдущие годы этого не бывало. Физик Е.А. Панина, бывшая харьковская студентка курса Ландау в 1930-х гг., в своем письме в 1990 году в суд (разбиравший клевету со стороны Бессараб), сообщала: «В 1961 году я встречалась с Л.Д. Ландау в Харькове на конференции по физике низких температур. Мы встретились, как старые приятели, разговаривали около 40 минут. Лев Давыдович спросил меня: «Вы видитесь с Леней?», я ответила, что вижусь очень редко. В его вопросе не было и тени злобы и презрения».

 

1909, 19 мая — (28 Ияра 5669) Родился Николас Джордж Уинтон - английский общественный деятель и филантроп. Незадолго до начала Второй мировой войны он переправил из Чехословакии в Англию и помог найти им временный приют 669 еврейских детей (так называемая операции 'Чешский Киндер транспорт' (Czech Kindertransport). Подробнее

Уинтон родился 19 мая 1909-го года в семье немецких евреев, которые по приезду в Англию сменили фамилию Вертхайм (Wertheim) на английскую Уинтон, а также приняли христианство. В 1923-м году Николас поступил в Stowe School, однако образования так и не закончил, начав работать в банке и посещать ночные классы. Через некоторое время молодой человек переехал в Гамбург, где получил работу в банке, а со временем нашел должность банкира в Париже. В начале 1930-х Николас вернулся в Англию уже с квалификацией банкира, но работе в душном офисе он предпочел жизнь брокера на лондонской бирже.

В 1938-м Уинтон запланировал поездку на лыжный курорт в Швейцарию, но его планы изменило письмо его друга Мартина Блейка, на тот момент работавшего в оккупированной Чехословакии. Понимая всю опасность войны, Николас купил билет в Прагу — и это решение, это резкое изменение планов, стало той точкой, после которой жизнь Николаса Уинтона навсегда перестала быть спокойным существованием лондонского брокера.

В ноябре 1938-го, вскоре после подписания закона о предоставлении убежища в Великобритании детям из оккупированных стран, Уинтон был уже в Праге, дни и ночи проводя в своем 'офисе', которым ему служил обеденный стол в ресторане отеля. Координируя деятельность волонтеров в Чехии и Великобритании, Николас сумел найти временные семьи для 669 детей, а также помочь каждому из них пересечь границу с Нидерландами (Netherlands), которую, как известно, не могли пересекать евреи без соответствующих документов. Интересно, что маршрут поезда, на котором ехали 'Дети Уинтона' через Нидерланды, во многом совпадал с маршрутом, которые проделывали многие другие беженцы на пути в Великобританию. На вопрос об его отношениях с другими волонтерами Николас ответил, что их было столько, что даже половины имен он не может вспомнить; он также признался, что в то время никто не думал называть такой поступок подвигом — он был долгом любого человека.

В течение 49 лет Николас Уинтон хранил свой секрет, и лишь в конце 1980-х его жена нашла материалы о спасательных операциях на чердаке их дома.

 Умер сэр Николас Уинтон 1 июля 2015 года. 19 мая 2014-го года сэру Уинтону исполнилось 105 лет, в свой день рождения он был удостоен Ордена Белого Льва, высшей государственной награды Чехии (Czech Republic). Он награжден рядом международных премий, а также принят в Рыцарский орден Британской империи. В Праге на железнодорожном вокзале, откуда в 1939-м году уходили поезда с беженцами, ему установлен памятник. Несмотря на то, что Николас Джордж Уинтон был христианином, его еврейское происхождение не позволило ему получить звание Праведника мира, присваиваемое Израилем неевреям.

1910, 11 мая — (2 Ияра 5670) По Высочайшему повелению евреи – нижние чины, «какого бы вероисповедания они ни были», не допускались более в России к офицерскому экзамену.

1910, 21 мая — (12 Ияра 5670) Поселение, созданное годом ранее, как зеленый пригород Яффы, называвшееся вначале по названию общества его зачинателей — Ахуззат-Баит, переименовано в Тель-Авив. Тель-Авив - Весенний курган - так Нахум Соколов перевел на иврит название книги Теодора Герцля "Альтнойланд" ("Страна возрождения"). А еще "Тель-Авив" упоминается в ТАНАХе как название еврейского поселения в Вавилоне.

1910, 6 июня — (28 Ияра 5670) В этот день газета "Красноярский вестник" (№60) писала.«Красноярск, этот маленький, чистенький городок с блестящим будущим, не что иное, как Бердичев, даже хуже. Пойдите в Сибирский торговый банк, вы встретите управляющего Хейсина, направитесь на базар, будете поражены: вся торговля в руках этого «угнетенного племени». Из 496 базарных лавок – 92 лавки русские, остальные – еврейские».

1911, 7 мая — (9 Ияра 5671) Дело Бейлиса. Киевской прокуратурой отстранён от следствия об убийстве мальчика Ющинского начальник киевской сыскной полиции Е. Ф. Мишук, который отказался видеть в изуверствах, совершенных "над мальчиком Ющинском, ритуальный характер". Мишука обвинили в том, что он куплен евреями.

1911, 27 мая — (29 Ияра 5671) Родился Т. Коллек

Теодор Коллек родился в расположенном неподалеку от Будапешта местечке Надьважон, в семье сионистов, но первые десятилетия своей жизни провел в Вене. Свое имя он получил в честь Теодора Герцля и старался ему соответствовать, еще подростком активно приобщившись к деятельности различных еврейских организаций, главным образом - в движениях Тхелет-лаван (Сине-белое) и Хе-Халуца (Первопроходцы). В 1935 году Коллек вместе с женой Тамарой приехал в Палестину и стал одним из основателей кибуца Эйн-Гев. Однако вскоре в руководстве еврейского ишува обратили внимание на незаурядные организационные способности Коллека, и в 1939 году он был привлечен на работу в Еврейское агентство. Вскоре Тедди Коллек стал эмиссаром Сохнута по особым поручениям, и это означало, что в его задачу входило сделать все возможное, чтобы спасти как можно больше евреев из уже вовсю полыхавшего пламени Катастрофы. В это время он встретился в Вене с Адольфом Эйхманом и добился того, чтобы примерно трем тысячам еврейских юношей и девушек, проходивших учебу в специальных сельскохозяйственных лагерях для подготовки к жизни в Эрец-Исраэль, было разрешено выехать из Австрии в Англию. Именно это соглашение между Коллеком и Эйхманом и стало одним из поводов, позволивших антисемитам утверждать, что в годы Второй мировой войны сионисты активно сотрудничали с нацистами. Сам Коллек впоследствии - от имени Сохнута - не раз отвергал обвинения в том, что руководство еврейского ишува в Палестине ничего не пыталось сделать или слишком мало сделало для спасения евреев Европы. По его словам, сделано было действительно немного, но ответственность за это целиком лежит на лидерах стран-членов антигитлеровской коалиции. Во все том же качестве эмиссара Сохнута по особым поручениям Коллек и появился в 1942 году в Стамбуле – городе, в котором в те дни обретались резиденты разведок почти всех стран мира и где плелись поистине головокружительные международные интриги. Здесь Коллек познакомился с полковником британской разведки Хэнлоком и будущим легендарным главой внешней разведки Великобритании МI6, а тогда совсем молодым офицером Морисом Олдфилдом. С Олдфилдом Коллека связала личная дружба, они любили вместе проводить время. В целом же контакты с англичанами оказались ему крайне полезными – они позволили ему свободно, под их прикрытием работать в Стамбуле. Основная задача Коллека в турецкой столице, если верить его мемуарам, сводилась к установлению контактов между действующими в различных европейских странах еврейскими подпольщиками и разведслужбами стран-союзников. Правда, вскоре новые знакомые попросили его и о несколько необычной услуге: помочь сформировать агентурную сеть в созданных англичанами в Египте лагерей для немецких и итальянских военнопленных. Так Тедди Колек оказался в Каире, где начал готовить родившихся в Германии и Италии евреев в качестве агентов британской разведки. В их задачу входило внедряться в среду военнопленных под видом их товарищей по несчастью и вытягивать из них секретную информацию. Эта работа позволила Коллеку освоить принципы подготовки агентов, пригодившиеся ему в будущем. Одновременно укрепление дружбы с англичанами расширяло возможности Коллека в качестве активного деятеля ишува, закладывающего фундамент под будущее Еврейское государство. Так, к примеру, когда англичане перехватили грузовик с оружием, который члены Хаганы пытались переправить из Египта в Палестину, Коллек позвонил Хэнлоку, и полковник добился, чтобы все арестованные по подозрению в контрабанде оружия члены Хаганы были немедленно освобождены. Кстати, в период тесных контактов между Коллеком и Олдфилдом последний познакомил его со своим новым сослуживцем. Коллеку тот не понравился, и, улучив момент, он заметил Олдфилду: Что-то от этого парня плохо пахнет. Тебе не кажется, что он может быть советским шпионом? Олдфилд в ответ только рассмеялся, и лишь спустя многие годы понял, что смеялся напрасно: ведь новым офицером МI6 был не кто иной, как один из самых знаменитых двойных агентов Ким Филби... В начале 1945 года Тедди Коллек поднялся еще на одну ступеньку по карьерной лестнице: после того, как Реувен Шилоах (будущий первый официальный глава Мосада) был направлен Бен-Гурионом на работу в США, Коллек заступил на его место и стал начальником разведотдела Сохнута. К этому времени Менахем Вольфович Бегин уже давно находился не в Печорлаге, а в Палестине, взяв на себя руководство организацией ЭЦЕЛ, а Изя Язерницкий, ставший Ицхаком Шамиром, проявлял чудеса изобретательности в той войне, которую возглавляемая им ЛЕХИ объявила англичанам. Обе организации были немногочисленны, но их бойцы отличались отвагой и отличной подготовкой. Закрытый характер этих организаций долго позволял сохранять их деятельность в тайне. В результате один теракт против арабов и англичан следовал за другим, а мандатные власти никак не могли напасть на след еврейских подпольщиков. Не помогли и прибывшие из Лондона отборные сотрудники МI5 и МI6. Так продолжалось до тех пор, пока у англичан не появился Скорпион – еврей, способный ЖАЛИТЬ евреев. В соответствии с теми жизненными установками, которые уже были приведены в цитате из его мемуаров, Коллек сам обратился к англичанам с предложением помочь им в борьбе с ЭЦЕЛом и ЛЕХИ – в этот момент он и родился как Скорпион. Впоследствии он сам не раз инициировал свои встречи с сотрудниками британских спецслужб, чтобы передать им очередную порцию сверхценной информации о готовящихся еврейскими подпольщиками терактах и инфраструктуре их организаций. Причем за все время своей деятельности в качестве Скорпиона Тедди Коллек не получил от англичан ни пенса. Таким образом, он мог с чистой совестью сказать, что работал исключительно за идею. Причем еще в самом начале этой своей деятельности Коллек порекомендовал англичанам применять на допросах членов ЭЦЕЛа и ЛЕХИ, как он выразился, неортодоксальные методы. То есть - подвергать их пыткам. Рассекреченные МI5 материалы позволяют до деталей восстановить вклад Коллека в борьбу с еврейским подпольем в 1945-46 гг. 10 мая 1945 года Скорпион позвонил полковнику Хэнлоку и сообщил ему, что часовой кибуца Ягур задержал четырех членов ЭЦЕЛа во главе с их командиром Яаковом Мизрахи, а также грузовик, до отказа наполненный взрывчаткой. (На самом деле задержание было условным – Мизрахи и его люди были уверены, что кибуцники предоставят им убежище. Те так и собирались сделать, но при этом сообщили о гостях руководству Хаганы). Сообщив Хэнлоку имена арестованных, Коллек затем содействовал их передаче в руки англичан. 16 августа 1945 года на основании собранной Коллеком информации англичане ворвались в учебный лагерь ЭЦЕЛа. 27 бойцов этой организации, в том числе 3 женщины, были арестованы и подвергнуты жестоким пыткам с целью получения дополнительной информации о деятельности их организации. 27 августа 1945 года Коллек проинформировал англичан о том, что боевики ЛЕХИ намерены взорвать склады с горючим в Иерусалиме с целью подчеркнуть, что Великобритания идет на поводу арабов исключительно ради нефти. Англичане усилили охрану складов, и теракт был предотвращен. 15 сентября 1945 года Тедди Коллек сообщил англичанам, что ЭЦЕЛ сумел создать в Иерусалиме подпольный завод по производству оружия. По его информации, на заводе было начато производство разработанных еврейскими инженерами минометов, стреляющих снарядами весом в 40 кг. В том же донесении Коллек упомянул: для того, чтобы добыть достаточное количество динамита для минометных снарядов, боевики ЭЦЕЛа проникли на склады строительной компании Солель бонэ. В результате завод был разгромлен, арсенал ЭЦЕЛа ликвидирован, создатели и работники этого предприятия арестованы. В следующем, также датируемом сентябрем 1945 года, донесении Коллек подробно рассказывает о структуре обеих организаций и сообщает, что командиром ЭЦЕЛа является Менахем Бегин, а начальником оперативного отдела – Яаков Меридор. По мнению Коллека, оба они как можно скорее должны быть арестованы. 18 февраля 1946 года на основании информации разведотдела Сохнута (то есть того же Коллека) англичане смогли, наконец, обнаружить радиостанцию ЛЕХИ, местонахождение которой пытались выяснить в течение долгого времени. В ходе обыска на конспиративной квартире ЛЕХИ на улице Ха-Шомер, 3 в Тель-Авиве были обнаружены радиооборудование, взрывчатка, четыре пистолета, поддельные документы. Восемь находившихся на тот момент в квартире еврейских подпольщиков были арестованы и вместе с ними – диктор этой радиостанции юная Геула Коэн… Любопытно, что сам Коллек в 1945 году был послан с особой миссией в Лондон, то есть продолжал добывать сведения о еврейских подпольных организациях, находясь за сотни километров от Земли обетованной. Нетрудно догадаться, как именно ему это удавалось: да, деятельность ЛЕХИ и ЭЦЕЛа была засекречена для англичан, но туда постоянно принимали новых членов. И используя свой египетский опыт, Коллек начал активно внедрять в эти организации своих агентов. При этом те зачастую и не подозревали, что на самом деле работают не на Еврейское агентство (а точнее, не только на него), а на англичан. В июне 1946 года Коллек фактически прекращает свою деятельность в качестве тайного агента МI5, но продолжает поставлять им весьма ценную информацию на официальном уровне – в качестве главы разведотдела Сохнута. О том, насколько важной и ценной была эта передаваемая им информация, свидетельствуют хотя бы события, связанные со знаменитым терактом ЭЦЕЛа в иерусалимской гостинице Кинг-Дэвид, в результате которого погиб 91 человек. В гостинице находился секретариат британского мандата, а также офисы МI5 и МI6, и взрыв, прозвучавший 22 июля 1946 года, был своего рода местью ЭЦЕЛа и ЛЕХИ за все предыдущие аресты их товарищей. Правда, при этом ЭЦЕЛ отнюдь не желал человеческих жертв, а потому заранее предупредил англичан о готовящемся взрыве и попросил освободить к назначенному часу здание гостиницы от людей. Англичане вначале заявили, что никакого предупреждения не было и лишь много позже признали, что их и в самом деле предупреждали, причем неоднократно, но они… не придали этому должного значения. И лишь спустя много лет выяснится, что человеком, не придавшим этим сообщениям должного значения, был все тот же Ким Филби, уже приступивший к тому времени к работе на советскую разведку. Очевидно, Филби был заинтересован во взрыве в Кинг-Дэвиде, чтобы продемонстрировать Москве свои возможности, либо вообще действовал по прямому указанию МГБ. Как бы то ни было, но когда англичане приговорили 18 членов ЭЦЕЛ и ЛЕХИ к смертной казни, именно Коллек сообщил британцам, что в качестве акта возмездия обе организации намерены произвести мощный теракт в Лондоне, причем для его осуществления будут задействованы евреи не из Палестины, а из США, Польши и СССР… Мучила ли когда-нибудь Тедди Коллека совесть за то, что он предавал своих соплеменников? Не являлись ли ему бессонными ночами лица тех, кто был арестован, казнен или замучен по его донесениям? Думается, ответ на этот вопрос однозначен: никогда. Ведь он предавал не своих соратников из Хаганы, а оппортунистов и бандитов из оппозиционных ей организаций, которые только мешали делу создания Еврейского государства – такого, каким он его видел... НОВОСТИ НЕДЕЛИ

- первый мэр объединённого Иерусалима. Умер 2 января 2007.