65 — события (175-200 из 428)
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Энни "Лондондерри" Коэн Копчовская (1870-1947) стала первой женщиной-велосипедисткой. Вольнодумство ее всегда било через край и, в конце концов, она создала из стандартного образа викторианской дамы международную предпринимательницу, атлета и путешественницу. Родилась эта выдающаяся женщина в 1870 в еврейской семье г.Риги, которая вскоре эмигрировала в США. Там она вскоре вышла замуж за Макса Копчовского и в течение следующих четырех лет осчастливила брак тремя малышами. Видимо свободные взгляды вчерашнего подростка оказались весьма востребованными на новых берегах, потому что вскоре фирма "Londonderry Lithia Spring Water Company" фактически купила (за каких-то 100$) Энни "с потрохами" - ее тело, имя и образ. Ее велосипед стал носителем рекламных слоганов "Лондондерри", а ее современный стиль одежды и револьвер с жемчужной ручкой в кармане олицетворяли новый образ свободной женщины. Стоит заметить, что всё это весьма нравилось местному обществу, так уставшему от эстетики викторианства. Компания Лондондерри Литии Спринг Уотер заплатила ее 100$, чтобы нести ее плакат на ее велосипеде и также законтрактованный с нею, чтобы взять ее имя. Путешествуя со сменой белья и револьвером с ручкой жемчуга, Лондондерри зарабатывал ее путь, превращая ее велосипед и тело в рекламный щит, неся рекламные баннеры и ленты через города во всем мире. Она была замечательным видом к Викторианским глазам. Ее велопутешествие нашло отражение на страницах "New York World". Газета писала 20 октября 1895 года: "Это самая экстраординарное путешествие, когда-либо предпринятое женщиной!" Сама Энни утверждала, что толчок ее поездке дало заключение пари двумя членами Бостонского клуба. Вызов пари состоял в том, чтобы обогнуть земной шар на велосипеде за 15 месяцев. Цена вопроса была довольно крупной по тем временам - 5000$. Для Энии эта поездка должна была стать тестом на преодоление самой себя. Она никогда еще не совершала длительных путешествий на велосипеде, она лишь накручивала мили по Бостону, оставив дома мужа и маленьких детей, и отрабатывая рекламные гонорары. Ее провожали в Массачусетсе около пятисот друзей, суфражисток и просто любопытных. Уже в Чикаго она сменила женские юбки на шаровары, как одежду, более присопособленную для длительной езды. А тяжелый 42-фунтовый женский велосипед "Колумбия" уступил дорогу 21-фунтовому мужскому "Стерлингу". Из-за начавшихся зимних заморозков ей пришлось несколько изменить первоначальный маршрут и направить свои педали к Нью-Йорку. Франция встретила Энни в Гавре 3 декабря 1894 года. Впоследсвии отважная женщина поделилась, что, несмотря на массу бюрократических трудностей, этот отрезок поездки стал для нее самым интересным и полезным опытом. Она прошла большие отрезки пути от Парижа к Марселю, по Средиземноморью и Египту, в окрестностях Иерусалима и по территории современного Йемена, прежде чем дороги привели ее в Кроломбо и Сингапур. В Соединенные Штаты она вернулась 23 марта 1895 года и отправилась из Сан-Франциско в Лос-Анжелес, а затем на север, в Денвер, куда и прибыла 12 августа того же года. По пути Энни Лондондерри делилась со зрителями причудливыми рассказами о своей поездке. Она прибыла домой в Бостон как раз 24 сентября, ровно через 15 месяцев со дня отправления. Несмотря на многочисленную критику, утверждавшую, что она больше ехала "с велосипедом", чем на нем, она доказала огромные возможности велосипедных гонок в различных импровизированных местах по всей территории США и Старого Света. Это не было простым тестом физической выносливости женщины и силы духа, это проверка способности женщины сопротивляться обстоятельствам мира и окружающей действительности. После ее возвращения семья перебралась в Нью-Йорк, где Энни Лондондерри сразу же принялась за написание воспоминаний под общим заголовком "Новая женщина", которые затем и публиковались в течение нескольких месяцев на страницах "New York World". "Я - журналист и новая женщина! - писала Энни, - И это значит, что я могу совершить всё то, что может любой человек". Однако менялись времена и нравы, на смену суфражисткам и велосипедам приходили революции, депрессия и танки. Ее известность вскоре сошла на нет и Энни умерла всеми забытая в 1947 году. Хотя она была настоящей сенсацией на рубеже веков, но и забыли о ней более чем на столетие. только в последние годы мир увидел ее биографию, изданную в 2007 году и документальный фильм "Новая женщина. Жизнь и эпоха Энни Лондондерри Копчовской". Диковинная, нахальная и харизматичная, опытная создательница собственного мифа и владелица множества общественных связей - Энни была женщиной безграничной наглости и упорства. Как "новая женщина", смелая путешественница и авантюристка, Энни Лондондерри стала одной из самых знаменитых женщин конца XIX века. http://webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:A2hH_c3IO_oJ:www.boneshakers.ru/2009_10_11_archive.html+%D0%90%D0%BD%D0%BD%D0%B8+%D0%9B%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D0%B5%D1%80%D1%80%D0%B8&cd=10&hl=ru&ct=clnk&gl=ru
Метки:
Метки:
Метки:
(15 Тишри 5655) Офицер французской армии А. Дрейфус арестован по обвинению в государственной измене.Подробнее о людях октября см. Блог рубрика "Имена".
Метки:
- первый в истории Израиля министр иностранных дел и второй премьер-министр Израиля (в 1954—1955). умер 7 июля 1965 года в Иерусалиме.в 1894 году и в возрасте 12 лет иммигрировал с семьей в Эрец-Исраэль, которая тогда была частью Османской империи. Его семья была среди основателей Тель-Авива, а Шарет был среди первых выпускников первой ивритоязычной средней школы в стране - гимназии "Герцлия". Представитель "молодого поколения" отцов-основателей Израиля, Шарет бегло говорил на арабском и турецком языках, принял подданство Османской империи и во время Первой мировой войны служил в турецкой армии переводчиком. Шаретт изучал право в Стамбуле до войны, а затем учился в Лондонской школе экономики с 1922 по 1924 год. В 1920 году он вступил в социалистическую партию Ахдут Ха-Авода, позже преобразованную в "МАПАЙ", ведущую партию ишува. В 1925 году он был назначен заместителем главного редактора "Давар", ежедневной газеты Гистадрута (Всеобщей федерации труда), и редактором ее еженедельника на английском языка. С 1931 году он работал в политическом отделе Еврейского агентства, бывшего тогда органом самоуправления евреев в Палестине. С 1933 года и до создания государства Израиль в 1948 году, Шарет был главой политотдела Еврейского агентства, подчиняясь лишь Давиду Бен-Гуриону, который занимал пост председателя Еврейского агентства. Он был главным представителем ишува в контактах с администрацией британского мандата и сыграл важную роль в определении политического курса сионистского движения. Шарет поддержал инициативу по мобилизации еврейской молодежи в ряды британской армии во время Второй мировой войны и содействовал формированию "Еврейской бригады", активно выступая в то же время против британской политики "Белой книги", которая жестко ограничила еврейскую иммиграцию и способствовала уничтожению евреев Европы нацистами. Он поддержал стратегию Бен-Гуриона по организации массированной "незаконной" иммиграции в нарушение британской политики и сыграл главную роль в мобилизации международной поддержки плана раздела Палестины ООН в ноябре 1947 года и принятия Израиля в ряды Объединенных Наций. Моше Шарет удостоился чести подписать Декларацию Независимости Израиля. Он стал первым министром иностранных дел Израиля (1948 - 1956), возглавлял израильскую делегацию на переговорах о прекращении огня в ходе Войны за Независимость и преуспел в установлении двусторонних отношений с десятками государств мира. Одной из центральных проблем его деятельности на посту главы МИД были отношения с Западной Германией, и в 1952 году Шарет подписал с ФРГ историческое соглашение о репарациях. В 1953 году, когда Бен-Гурион ушел в отставку и поселился в кибуце Сде-Бокер, правящая партия МАПАЙ назначила Моше Шарета его преемником на посту главы правительства; он также сохранил портфель министра иностранных дел. За два года своего пребывания на посту руководителя страны Шарет продолжал высокими темпами развивать народное хозяйство и абсорбировать массы новых иммигрантов. Он начал переговоры о закупках оружия, которые принесли плоды уже после того как он покинул пост премьер-министра. Однако успехи правительства Шарета затмило " дело Лавона" - неудачная операция разведки, утвержденная министром обороны без ведома Шарета. Скандал стал поводом к возвращению Бен-Гуриона в правительство в качестве министра обороны. После выборов 1955 года, Шарет уступил Бен-Гуриону пост премьер-министра, но оставался министром иностранных дел до июня 1956 года. Хотя Бен-Гурион ушел из правительства, он продолжал закулисную политическую деятельность, не будучи удовлетворенным деятельностью Шарета на посту премьер-министра. Это было связано с растущей обеспокоенностью инициированной арабскими странами и СССР гонкой вооружений, а также растущим международным давлением на Израиль и требованиями пойти на далеко идущие уступки в вопросе водных ресурсов и в то же время проявлять сдержанность в ответ на атаки террористов. Бен-Гурион считал Шарета слишком сдержанным в реакции на нарушения арабскими боевиками границ Израиля и нападения на израильских граждан, в то время как сам Шарет считал необходимым продолжать политику сдержанности и снижения напряженности арабо-израильского конфликта. В 1955 году политический конфликт между ними принял личный характер, и существовавший с 1920 года союз Шарета и Бен-Гуриона распался окончательно. Это привело к отставке Шарета в 1956 году и его уходу из политической жизни. Выйдя в отставку, он стал председателем принадлежавшего Гистадруту колледжа Бейт Берл и генеральным директором профсоюзного издательства Ам Овед, а также представителем израильской Рабочей партии в Социалистическом Интернационале. В 1960 году Всемирный сионистский конгресс избрал Шарета председателем Всемирной сионистской организации и Еврейского агентства.
Метки:
Метки:
- учёный, "отец" кибернетики.Родители Норберта были выходцами из небольшого городка Белосток в Белоруссии. Слыли они людьми солидными и разумными, обладали достаточно высоким социальным статусом и немалым достатком. Семейство Винеров не стало дожидаться ни погромов, ни Первой Мировой, ни братоубийственной Гражданской. На исходе девятнадцатого столетия они покинули всё ещё внешне спокойную и вполне благополучную Россию, и перебрались в Штаты. Глава семейства, Лео Винер, вскоре устроился профессором на кафедре славянских языков и литературы в Гарвардском университете. Позже он прославится как ведущий специалист по вопросам языковой интерференции, и его внимание переключится на африканцев и индейцев, но в первые годы эмиграции среди высоколобых коллег он стал широко известен как переводчик на английский бессмертного разоблачительного труда Александра Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву" и отец очаровательного карапуза. Ребёнок, названный на американский манер Норбертом, появился на свет 26 ноября 1894 года. Сей факт был зафиксирован федеральными властями в книге приходов и расходов человеческих жизней округа Колумбия штата Миссури. Я не знаю был ли он обрезан, посему доверяю вам судить, имеет ли Винер-младший право на главу в книге "Знаменитые евреи Лео с первых дней начал нервно суетиться вокруг сына, придирчиво наблюдая за его рефлексами, в естественном для всякого отца стремлении обнаружить явные признаки гениальности у своего чада. Практикующий профессор Винер обрушился на невинного ребёнка со всей непоколебимостью новейших учебно-воспитательных методик. Мальчик учился говорить и думать одновременно на нескольких языках, а читать начал едва ли не раньше, чем освоил нелёгкое искусство перемещения на своих двоих. В 4 года он уже был допущен к родительской библиотеке, а в 7 лет написал свой первый научный трактат по дарвинизму. Таким образом, напоминаю, между первой научной работой и первым публичным трудом случились почти полвека тягостных раздумий. Однако интересы юного гения не ограничивались вопросами биологии и происхождения рода человеческого. Он с одинаковым увлечением цитировал терцины Данте и лженаучные монологи сказочного Паганеля. Ему грезились глубины ада и населённые неведомыми существами таинственные земли в возрасте, когда нормальным детям снятся сладкие розовые петушки и первые буквы алфавита. Домашнее воспитание не прошло даром. Норберт никогда по-настоящему не учился в средней школе. Зато 11 лет от роду он поступил в престижный Тафт-колледж, который закончил с отличием уже через три года. Половозрелые студенты посматривали на 14-летнего бакалавра с недоумением, граничащим с желанием немедленно дать по шее. Но юркий пухлый очкарик привычно вжимал непропорционально большую голову в узкие плечи и почти всегда умудрялся ускользнуть от своих недоброжелателей. Юному Норберту доставалось порой и в словесных перепалках. Гордую еврейскую фамилию Винер (по-немецки wiener - венец) не так-то просто носить по коридорам американского учебного заведения в тинейджерском возрасте. Прямолинейные янки во все времена не очень разбирались в тонких лингвистических нюансах, поэтому словом "wiener" они для краткости называли немецкие копчёные колбаски "wienerwurst", а впоследствии придали этому слову и вовсе неприличное значение. (Если вы когда-нибудь слышали от американца детсадовского возраста жалостливое "Mammy, my wee-wee want pee-pee", то поймёте, о каком значении я веду речь.) Впрочем, Норберту (не смотря на заслуги папаши именно на ниве словесности) не было дела до языковых тонкостей. Он тихо бесился и обещался со временем отыграться на потомках злокозненных обидчиков. Так, в забавах, незаметно пробегали дни, и к 18 годам Норберт Винер уже числился доктором философии по специальности "математическая логика" в Корнельском и Гарвардском университетах. В девятнадцатилетнем возрасте доктор Винер был приглашён на кафедру математики Массачусетского Технологического Института, "где он и прослужил до последних дней своей малоприметной жизни". Так или примерно так можно было бы закончить биографическую статью об отце современной кибернетики. И всё сказанное было бы правдой, кабы не одна закавыка: если математику Винеру и удалось спрятаться от человечества, то спрятался он в тени собственной славы. Отец развил в Норберте болезненную страсть к ученью. "Когда я переставал учиться хотя бы на минуту, мне казалось, что я перестаю дышать. Это было сродни тупому инстинкту", - вспоминал Винер уже в старшем возрасте. Вскоре ассистенту профессора Н.Винеру удалось убедить кафедральное начальство направить его в Европу для "повышения квалификации". И снова он учился. В Кембридже - у великого Рассела и чудаковатого Харди, в Геттингене - у дотошного Гильберта. Сказать "и был любимым учеником" мало, говорить же о соучастии в создании современной математики и банально, и неоправданно в то же время. Норберт взрослел, впервые в жизни он обрёл самостоятельность. Оказавшись недосягаемым для заботливой родительской длани, ему захотелось в одночасье наверстать упущенное за годы "одарённого детства" (его собственное выражение). Нет, он не пустился во все тяжкие. Отнюдь. Наш юноша был слишком стеснителен и неуклюж для романтических приключений. Винер позволил себе гораздо больший грех. Он усомнился в своём математическом призвании. Будущему "отцу кибернетики" пришлось попробовать свои силы в роли журналиста околоуниверситетской газетки, испытать себя на педагогическом поприще, прослужить пару месяцев инженером на заводе. При этом он параллельно посещал литературные кружки (где в те годы крутилось немало выходцев из России). Впрочем, довольно скоро Норберт разочаровался в попытках изменить судьбу и вернулся в Штаты, в стены родной кафедры. В Европе шла война, это мешало сосредоточиться. Как-то Норберт Винер столкнулся с одним из своих студентов около университетского кампуса. Они перекинулись парой приветственных фраз и вскоре увлеклись обсуждением насущных математических проблем. По окончании беседы Винер виновато взглянул на студента и спросил: "Простите, а с какой стороны я пришёл сюда?" Студент почтительно указал направление. "Ага. Значит, я ещё не ел", - с грустью констатировал профессор. Не совсем анекдот. Там, в МТИ, Винеру удалось "плодотворно переждать смутное время" между Первой и Второй Мировыми войнами. Пока вся Америка то трепетала в голодном отчаянии, то утешалась великодержавной эйфорией, "чистый учёный" делал своё дело. Он успел стать профессором Гарвардского, Корнельского, Колумбийского, Брауновского, Геттингенского и прочих университетов, получил в собственное безраздельное владение кафедру в Массачусетском институте, написал сотни статей по теории вероятностей и статистике, по рядам и интегралам Фурье, по теории потенциала и теории чисел, по обобщённому гармоническому анализу и прочее, и прочее. Это были счастливейшие годы в его жизни. Он был молод, полон творческих планов, талантлив и совершенно никому не известен. Его труды носили чисто академический характер и могли изумлять коллег, но ни коим образом не тревожили прочую часть человечества. Всё изменилось с приходом Гитлера к власти в Германии. Винер не был таким уж отшельником, социальные проблемы волновали его не только с точки зрения математического моделирования. Волны еврейских эмигрантов, хлынувших в 30-е годы через океан в Новый Свет, принесли с собой затхлый запах смерти. Америка втягивалась в новую войну, на которую профессор пожелал быть призванным. Нет, он не ходил в атаки и даже не управлял радаром (как Дуг Энгельбарт), ему не было присвоено никакого армейского звания. Норберт Винер не покидал пределов собственной кафедры. Просто сместились акценты. Теперь основное внимание учёного было уделено построению детерминированных стохастических моделей по организации и управлению американскими силами противовоздушной обороны. Винер первым предложил отказаться от практики ведения огня по отдельным целям (что имело крайне низкий КПД в условиях реального боя батареи зенитных установок против эскадрильи вражеских самолётов). Он разработал новую действенную вероятностную модель управления силами ПВО. Задача была столь же сложна, сколь и интересна. И совершенно невыполнима, на первый взгляд, без применения сегодняшней компьютерной техники. Действительно, какая песня без баяна, какая ракета без самонаведения? Но война закончилась. И военный термин "самонаведение" уступил дорогу мирному слову "самообучение". С привычным азартом Винер делился теперь с коллегами наблюдениями из жизни микки маусов. История эта сегодня стала хрестоматийной и называется она так: "Мышь в лабиринте". Действительно, если грызун (привычный к запутанным норам) попадает впервые в новый лабиринт, то ведёт себя следующим образом: тыркается во все дыры, запоминая неверные ходы и не повторяя их. Так, рано или поздно, он добирается до цели (кусочек сыра, вожделенная самка, дверь в иной мир и т.п.). Если же его выпустить в этот лабиринт ещё раз, он уже безошибочно пройдёт весь путь из пункта А в пункт В. Вывод? Мышь в лабиринте - пример самообучающейся системы. Оставалось создать (или хотя бы в деталях описать) эдакую искусственную мышь. За что Винер и взялся с присущим ему пылом. Свои лекции профессор Норберт Винер обычно начинал с того, что снимал с носа очки, доставал из кармана носовой платок и шумно сморкался, потом пару минут обшаривал пространство в поисках мела, находил его, отворачивался спиной к аудитории и без предисловий записывал нечто на доске. Потом бормотал что-то вроде "неверно, всё неверно", стирал и записывал снова. Всё это могло повторяться вплоть до окончания лекции. За пару минут до звонка, Винер произносил: "Вот! Тут мы на сегодня могли бы поставить точку!" Доставал платок, сморкался и, не глядя на аудиторию, удалялся из лекционного зала. Из воспоминаний известного физика С.К.Чена. "Кибернетика" Винера увидела свет в 1948 году. Она практически сразу была признана мировой научной общественностью "трудом из ряда вон:", переведена на десятки языков, однако понимание величия этого творения пришло много позже. Читать "Кибернетику" трудно. Читателю нужно неплохо разбираться и в математической логике, и в нейрофизиологии, и в статистике, и в инженерии, и в философии, чтобы оценить её по достоинству. Фундаментальный труд? Ну и что? Я знаю очень многих хороших программистов, которые даже не держали "Кибернетику" в руках. Точнее так, я знаю очень немногих программистов, которые её в руках держали. Читали, так вообще единицы! Винера почитали как великого современника, осыпали его наградами, всячески требовали от него соучастия в развитии кибернетических идей. Совместно с Клодом Шенноном Винер заложил основы современной теории информации (кстати, слово "бит" - тоже их придумка). В лучах славы "отца кибернетики" могли греться целые академии. И тут, как показалось многим, "старик спятил". Авторитетнейший Винер публикует подряд два произведения, роман "Искуситель" и философский трактат "Творец и Голем", в которых недвусмысленно даёт понять человечеству, что не только напуган разбуженной им стихией "нечеловеческой мысли", но и готов предложить свои услуги по изничтожению дьявольского творения. За пару месяцев до смерти Норберт Винер был удостоен Золотой Медали Учёного, высшей награды для человека науки в Америке. На торжественном собрании, посвящённом этому событию, президент Джонсон произнёс: "Ваш вклад в науку на удивление универсален, ваш взгляд всегда был абсолютно оригинальным, вы потрясающее воплощение симбиоза чистого математика и прикладного учёного:" При этих словах Винер достал носовой платок и прочувственно высморкался. Он тихо умер весной 64-го года в Стокгольме.
Метки:
приговорён к пожизненному заключению.Альфред Дрейфус, французский офицер генерального штаба, капитан, еврейского происхождения, родился в 1859. В 1894 обвинён военным судом в государственной измене и сослан на Чертов остров. Впоследствии открылось, что поставленный ему в улику документ (бордеро) написан другим офицером (майором Эстергази), но вследствие интриг военной партии с Буадеффром во главе инициатор секретного дознания, приведшего к этому открытию, полковник Пикар, подвергся преследованию. Страстная агитация за пересмотр дела Дрейфуса разделила Францию на два враждебных лагеря антидрейфусаров и дрейфусаров. Против пересмотра были клерикалы, националисты и антисемиты, которые, прикрываясь требованием сохранения престижа армии и авторитета высших военных начальников и военного суда, настаивали на виновности Дрейфуса вопреки новым открывавшимся фактам. За пересмотр были радикалы и социалисты. 3 кабинета и 5 военных министров сменилось из-за этой борьбы. Обличителями неправильных действий генерального штаба были Шерер-Кестнер, Золя, Клемансо, Жорес, Рейнак, Лабори и др. Официально возбужденный, по почину сенатора Шерер-Кестнера, вопрос о пересмотре дела, после обнаруженного подлога полковника Анри, решен 1899 утвердительно высшим кассационным судом. Военный суд в Ренне, под давлением военной партии, особенно свидетелей обвинителей Мерсье, Буадеффра и др., вторично 1899 признал Дрейфуса виновным. Однако для умиротворения возбужденного общественного мнения Дрейфус был помилован. 1904-06 высший кассационный суд, рассмотрев вновь дело Дрейфуса, постановил, в виду открывшихся новых обстоятельств, указывавших на наличность подлогов в первом процессе Дрейфуса, произвести дополнительное расследование и затем отменил первой и второй приговоры военного суда во всем объеме. Дрейфусу возвращено было военное звание