5505 — события (0-4 из 4)
Метки:
Метки:
В кафтанах василькового цвета с красными обшлагами новоявленные стражи порядка, выстроившись в шеренгу, громко и внятно произносят слова полицейской присяги: «верным, добрым и послушным рабом» быть царю и «в том живота своего в потребном случае не щадить». А затем каждый поочередно почтительно подходит к обер-полицмейстеру Антону Мануиловичу Дивьеру. Еврейская наружность сего главного полицейского чина бьет в глаза: кажется, не державный двуглавый орел ему под стать, а скорее звезда Давида... Дивьер происходил из марранов, бежавших от португальской инквизиции в Голландию. Имя его отца, Эмануэля Дивьера, упоминается в списках еврейской общины Амстердама. Известно, что вскоре после переезда в страну тюльпанов, доведенный до нищеты, он ушел в мир иной, оставив родившегося в 1682 году сына круглым сиротой и без всяких средств к существованию. В поисках хлеба насущного Дивьер-младший сосредоточился на, казалось бы, столь несвойственном еврейскому мальчугану морском деле и в пятнадцать лет стал если не капитаном, то, по крайней мере, подающим надежды юнгой. Писатель А.И. Соколов очень точно назвал Антона: «юркий Дивьер». И действительно, сызмальства нашего героя отличали ловкость и расторопность, что производило на окружающих самое выгодное впечатление. Он лихо лазил по канатам и правил парусами, без устали плавал — словом, отменно нес матросскую вахту. А дальше ему улыбнулась сама Фортуна: он очутился в нужное время в нужном месте. Случилось это в 1697 году, когда в Голландию прибыло Великое посольство из Московии, в коем под именем Петра Михайлова выступал сам государь. Амстердамские власти, зная о пристрастии царя к нептуновым потехам, устроили тогда маневры, в ходе которых разыгралась нешуточная морская баталия. Десятки парусных кораблей выстроились в две линии в заливе Эй. Петр, как истый морской волк, в разгар военной забавы перебрался cо своей яхты на один из кораблей и принял командование им. Здесь-то его внимание и привлек ладно сбитый, мускулистый, исполнительный юнга. Разговорившись с ним, монарх тут же предложил ему перейти на русскую службу. Остается загадкой, почему Петр, приложивший столько усилий к строительству флота, не использовал Дивьера по его прямому назначению в качестве моряка или корабела. Видимо, проницательный венценосец угадал в зеленом салажонке его более высокое предначертание, а потому сразу же определил Антона в придворные пажи. Израильский писатель Д. Маркиш приписывает Дивьеру такие думы: «Нет никакой разницы в том, как добывать деньги: пиратствовать ли в южных морях, следить ли за опальными русскими недорослями. Одно было ясно совершенно: чем ближе к царю, тем больше денег... А эти, русские, чужие, как все здесь чужое». Мы же полагаем, что такие корыстолюбивые мотивы свойственны исключительно солдатам удачи, стремившимся подороже продать свою шпагу. Дивьер же не ощущал себя чужим в стране, ставшей для него новой родиной. Вручив себя и свою жизнь царю Петру и России, он пожелал всемерно укорениться в стране и стал не «прохожим» человеком, этаким перекати-поле (как почему-то принято называть иудеев диаспоры), а одним из рачительных хозяев и патриотов державы. Природный ум, веселый характер, рвение в делах быстро выдвинули новоиспеченного пажа в денщики царя — должность весьма ответственную, отмеченную особым доверием самодержца и часто служившую трамплином для карьерного роста (достаточно сказать, что «полудержавный властелин» светлейший князь А.Д. Меншиков тоже начинал с царевых денщиков). «Смышлен, вкрадчив, бескорыстен, неутомим» — говорили современники о Дивьере. Монарха и пленили его неподкупность и бескорыстие, столь редкие в России той поры. И вот уже Дивьер — генерал-адъютант, он, один из немногих, получил право без доклада входить в токарню царя. Как чувствовал себя при русском дворе этнический еврей? Современники свидетельствуют, что поначалу высшее общество относилось к нему холодно и настороженно; и якобы, дабы упрочить свое положение, Дивьер решает выгодно жениться. «Обратить свои искательства в среду родовитых боярских семей, — пишет историк С.Н. Шубинский, — он не смел, зная, что его еврейское происхождение явится здесь непреодолимой препоной; оставалось пробовать счастия у новой аристократии». Выбор 28-летнего Антона пал на сестру А.Д. Меншикова Анну Даниловну. Сколько чернил и бумаги было израсходовано, чтобы доказать, что Дивьер женился исключительно по расчету! Говорили, что его суженая — чуть ли не старая дева (хотя ей было всего 22 года!) На самом же деле, была она личностью яркой и весьма эмансипированной: залихватски ездила верхом, к ужасу ревнителей старины, была (в отличие от брата) грамотной и говорила на нескольких языках. Вознесенный из грязи на вершины российского Олимпа, спесивый Меншиков ответил Дивьеру резким отказом. Тогда Антон решает соблазнить Анну и испросить у брата разрешение на брак, дабы покрыть грех. Реакция светлейшего была, однако, прямо противоположной ожидаемому: он пришел в такое неистовство, что не только сам нещадно отлупцевал соблазнителя, но и (чтобы мало не показалось) кликнул челядь, которая и довершила мордобитие. Какой уж тут расчет?! Зная мстительность временщика, Антон не мог не понимать, что наживает в его лице могущественного врага. Нет, не корысть одушевляла действия Дивьера, а сердечная склонность и любовь к Анне Даниловне. (Забегая вперед, скажем, что они были счастливы в браке; плодом их любви были четверо детей — три сына и одна дочь.) Только вмешательство царя вынудило светлейшего согласиться на этот «неравный» брак. Кстати, во вражде Меншикова к Дивьеру не исключена и антисемитская подоплека. Юдофобство при дворе достигнет своей кульминации в 1722 году, когда в Сенате схлестнутся интересы того же Меншикова и барона, еврея П.П. Шафирова, свидетелем чего станет и Дивьер. И хотя Шафирову не составило труда оправдаться в этом пункте (он сослался на знакомство государя с его отцом, а также на получение последним дворянства еще при царе Федоре Алексеевиче), попреки барона в «жидовской породе» весьма симптоматичны. Петр, однако, оценивал подданных не по национальной принадлежности, а по годности для Отечества, и потому в 1718 году назначил Дивьера на весьма ответветственный, только что образовавшийся пост — петербургского обер-полицмейстера. Надо сказать, что Петербург (ставший фактической столицей с 1710 года) являл тогда собой обширное болотное пространство с разбросанными зданиями, грязнейшими улицами, с самым беспокойным населением (значительная часть которого была переселена туда насильно). На улицах города хозяйничали волки. Пьянство, разврат, воровство, насилие и грабежи были обычным явлением. И именно Антон Мануилович с его расторопностью и распорядительностью должен был, по мысли царя, возглавить работу по улучшению быта населения новой столицы, развитию в ней промышленности и торговли, устройству «благообразия и благочиния» и т.д. «Господа Сенат! — писал Петр 27 мая 1718 года. — Определили мы для лучших порядков в сем городе генерал-полицмейстера, которым назначили генерал-адъютанта Дивьера; и дали пункты, как ему врученное дело управлять». Далее следовали пункты, где описывались обязанности подначальной Дивьеру полиции. Каждый день обер-полицмейстер объезжал город и лично наблюдал за порядком и соблюдением правил общежития. Современники свидетельствовали, что своей строгостью Дивьер вызывал у петербургских обывателей такой страх, что те дрожали при одном упоминании его имени. Зато и результаты его трудов были впечатляющи. При нем был сформирован первый в России полицейский штат из 190 человек; устроена пожарная часть; поставлены в разных местах 600 фонарей на конопляном масле; замощены камнем главные улицы; организована команда фурманщиков для своза нечистот; учрежден надзор за продажей съестных припасов; установлена регистрация населения; сооружены шлагбаумы на конце каждой улицы и т.д. Строгие меры воздействия применялись против нищих попрошаек (их били батогами и высылали из города). За несоблюдение правил паспортного порядка, азартную игру, пьянство, неосторожную езду, пение песен на улицах полагались солидные штрафы, а при повторном нарушении — ссылка в Сибирь или даже смертная казнь. Рвение обер-полицмейстера было замечено государем, который 6 января 1725 года произвел его в генерал-майоры. А 28 января того же года Петр Великий почил в бозе, и самодержавной императрицей была провозглашена его жена, Екатерина Алексеевна. Несмотря на безграничное влияние Меншикова на императрицу, Дивьер был какое-то время защищен от его происков личным расположением государыни. Обер-полицмейстер был удостоен высокой награды — ордена Св. Александра Невского, в 1726 году — пожалован чином генерал-лейтенанта и возведен в графское достоинство. Супруга же сего графа, Анна Даниловна, была причислена к свите императрицы как ее гоф-фрейлина. Но Меншиков все интриговал: чтобы сохранить за собой неограниченную власть, он удумал возвести на престол внука Петра I, двенадцатилетнего Петра Алексеевича, и обручить его со своей дочерью Марией. При этом сам светлейший до достижения отроком совершеннолетия становился регентом империи. Политическая наглость Меншикова стояла костью в горле у многих видных царедворцев, кои всеми средствами старались противодействовать властолюбивым замыслам бывшего пирожника. Против временщика составилась целая партия, и Дивьер стал одним из самых деятельных ее членов. Развязка наступила ранее, чем ее ожидали. У императрицы открылась горячка. Меншиков, находившийся при больной неотлучно, подсунул ей духовное завещание, по которому трон переходил к малолетнему Петру. Дни врагов светлейшего были сочтены, и для сокрушительного удара по супротивникам он ждал лишь удобного случая. Случай представился скоро. Поводом к расправе стал невоздержанный язык Дивьера, развязавшийся из-за сильного подпития. Вот как рассказывается об этом в документе, составленном, по-видимому, Меншиковым, и подписанном рукой монархини: «Во время нашей, по воле Б-жьей, прежестокой болезни параксизмуса, когда все добродетельные наши подданные были в превеликой печали, Антон Дивьер, в то время будучи в доме нашем, не только не был в печали, но веселился и плачущую Софью Карлусовну (племянницу императрицы. — Л.Б.) вертел вместо танцев и говорил ей: «Не надо плакать»... Анна Петровна (дочь Петра I. — Л.Б.) в той же палате плакала: Дивьер в злой своей предерзости говорил: «О чем печалишься? Выпей рюмку вина!» и т.п. Разумеется, пьяный кураж Дивьера был для Меншикова лишь поводом для того, чтобы поквитаться с птицами поважнее. И о сем говорилось в новом указе от имени Екатерины: «Я и сама его, Дивьера, присмотрела в противных поступках и знаю многих, которые с ним сообщники были; того ради объявить Дивьеру, чтобы он объявил всех сообщников». В тот же час Антон Мануилович был схвачен, вздернут на дыбу и после двадцати пяти ударов повинился во всем, назвав и всех своих подельников. Буквально за несколько часов до кончины императрица по подсказке Меншикова подписала указ о ссылке Дивьера в Сибирь. Светлейший распорядился приписать к указу слова: «Дивьеру при ссылке учинить наказание, бить кнутом». Не пощадил временщик и собственную сестру Анну, велев ей вместе с малолетними детьми безвыездно жить в дальней деревне. Дивьера упекли в холодную Якутию, в Жиганское зимовье, что на пустынном берегу Лены, в 9000 верстах от Петербурга. В этой забытой Б-гом глухомани ссыльный часто нуждался в самом необходимом, питаясь одним хлебом и рыбой. Вести доходили к заключенному спустя не месяцы — годы. Вот уже упала звезда «прегордого Голиафа» Меншикова, который в 1729 году испустил дух в ссылке, в таежном Березове; преставился и юный император Петр II; и вступившая на престол Анна Иоанновна не спешила облегчить участь опального графа. Лишь на закате царствования она смилостивилась и издала указ о назначении Антона Мануиловича командиром Охотского порта. Административный талант несломленного обер-полицмейстера вновь оказался востребованным: он быстро достроил порт; закончил снаряжение знаменитой экспедиции Витуса Беринга; основал мореходную школу. Парадоксально, но это так: Антона Мануиловича вернула из ссылки и обласкала императрица Елизавета Петровна, к иудеям вовсе не расположенная. Высочайшим указом 14 февраля 1743 года ему были возвращены все чины, ордена и регалии. Елизавета пожаловала ему также 1800 душ крестьян и деревню Зигорица в Ревгунском погосте (180 дворов). Он был также произведен в генерал-аншефы. Дщерь Петрова, идя по стопам отца, вновь назначает Дивьера обер-полицмейстером Петербурга. И Антон Мануилович вновь отдался своему любимому делу, однако ужаса на петербургских обывателей дряхлый генерал уже не наводил. Антону Мануиловичу не пришлось долго хозяйничать в Северной Пальмире. Многолетние страдания и лишения надломили его здоровье; он часто хворал и умер 24 июня 1745 года, прослужив наново в полиции не более полугода. Так закончил свои труды и дни этот ревностный сподвижник Петра Великого. Тело его погребено на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Сегодня его могила считается безвозвратно утерянной. Но в истории, по счастью, он не затерялся, напоминая всем антисемитам-почвенникам о таком неприятном для них факте: первым российским ментом был этнический еврей. http://www.alefmagazine.com/pub1534.html
Метки:
из Ляд (Алтер Ребе). Алтер Ребе открыл новую ступень в хасидизме по сравнению с общим хасидизмом Баал-Шем-Това, который внес жизненность в выполнение Торы и заповедей, выявив веру в душе каждого еврея. Хотя верой пронизаны все свойства души еврея и она является по отношению к ним оживляющей силой, как сказано: «... А праведник свой верой жив будет» (Хавакук, 2:4), однако эта жизненность не проникает во все частности души и остается как бы общей жизненностью.Вера не должна быть чем-то отдельным от человека, например, как у вора, который, «сидя в подкопе, у Б-га помощи просит» (трактат «Брахот», 63а). Ею должно быть проникнуто все существо человека, так что он видит окружающий мир не только как материальность, которая отрицает духовность и, тем более, Б-жественность, – благодаря вере, он видит духовным зрением, что мир не опровергает Б-га.Однако вера не может дать возможность увидеть Б-жественность, оживляющую эту материальность. Это подобно тому, как общая жизненность связана не с частными особенностями каждого органа, а с тем общим, что объединяет последние – с тем, что они являются частями человеческого тела.Алтер Ребе раскрыл жизненность в частных качествах души и в каждом виде служения в исполнении Торы и заповедей в соответствии с их конкретным содержанием (подобно тому, как конкретная жизненная сила соответствует конкретным свойствам данного органа). Так вера, спускаясь до человеческого разума, пронизывает его настолько, что он сам постигает и утверждает Б-га, вплоть до того, что все существо его во всех своих частностях становится духовностью.Открытие божественности разумом приводит к мысли, что все существование еврея предназначено, чтобы постичь Б-га.Его родителями были рабби Барух и Ривка. Он является прямым потомком знаменитого Маараля из Праги, род которого восходит к потомкам дома Короля Давида. Очень рано обнаружив удивительные способности, рабби Шнеур-Залман был отдан своим отцом в школу местного талмудиста рабби Иссахар-Бера, но тот отказался бытъ преподавателем юного Шнеур-Залмана, превосходившего его своими познаниями. Слава о нем распространилась вскоре далеко за пределы его родины. Уже на праздновании Бар-Мицвы молодой рабби Шнеур-Залман был провозглашен великим знатоком и толкователем Талмуда. В 1760 году, пятнадцати лет от роду, он женился на Стерне — дочери р. Йеуда-Лейб Сегала, человека большого богатства и учености, который хотел, чтобы молодой гений стал его зятем. Рабби Шнеур-Залман переселился в Витебск, где продолжал изучать Талмуд и талмудическую литературу. В восемнадцать лет он заканчил Талмуд и углубился в изучение Каббалы, ведя аскетический образ жизни. Эта эпоха в жизни р. Шнеур-Залмана совпала с распространением хасидизма в Литве и Белоруссии.В 1764 году Алтер Ребе отправился в Мезрич и стал ближайшим, хотя и самым молодым, учеником великого Магида, рабби Дов-Бера — последователя Баал-Шем-Това, основателя хасидского движения. По просьбе своего учителя, Алтер Ребе подготовил и составил свой знаменитый Свод еврейского Закона — Шулхан Арух а-Рав. После ухода из этого мира Межиричского Магида, его сын рабби Авраам отказался продолжать династию и принять титул Ребе. Он продолжал исполнять свои обязанности как раввин Волыни. Три наиболее выдающихся ученика Магида — р. Менахем-Мендель из Витебска, р. Авраам из Калиски и р. Шнеур-Залман из Ляд разъехались по разным местам, обещав друг другу распространять учение хасидизма, где только возможно. Рабби Шнеур-Залман принял на себя задачу внедрить хасидизм в Литве и смежных странах, — вотчине противников хасидизма — митнагдим. Это был нелегкий путь. Однажды р. Шнеур-Залман был приглашен на алахический диспут с самой отборной группой раввинов-митнагдим. Велико было разочарование противников, когда р. Шнеур-Залман поразил всех присутствующих своей удивительной эрудицией в Талмуде. Один из присутствовавших заметил в письме, сохранившемся с тех дней, что после выступления р. Шнеура-Залмана 400 самых выдающихся знатоков Торы присоединились к хасидам и многие из них последовали за ним в Лиозно. Затем он начал разрабатывать систему философии ХаБаДа — синтез интеллектуальных и эмоциональных аспектов хасидизма. Эта философия в итоге была воплощена в его широко известном труде ТАНИЯ, над которым он работал в течение 20 лет. Алтер Ребе основал в Лиозно академию для избранных им учеников, а впоследствии переехал в Ляды. В 1797 г. была впервые напечатана главная книга Алтер Ребе — ТАНИЯ. Рукописные версии ее разошлись в сотнях копий по всем еврейским городам и местечкам Российской империи. Чем больше их переписывали, тем больше накапливалось ошибок и неточностей и, в конце концов, Ребе счел нужным ее напечатать. Книга в основе своей представляла обработку ответов, данных Ребе на личных встречах со многими хасидами. Книга Тания соединяет воедино НИГЛЕ — ОТКРЫТУЮ часть Торы, основанную в основном на Талмуде, со СКРЫТОЙ частью Торы (сод), основанную на Каббале, на книге Зоар, на учении Аризаля, р. Моше Кордоверо и других каббалистов и, конечно же, в первую очередь — на учении р. Исраэля Баал-Шем-Това.Книга Тания написана для ищущих и жаждущих знания. Однако Алтер Ребе не имел в виду тех заблудших и запутавшихся в тенетах философии и неверия, для которых Рамбам за шесть веков до того написал свою знаменитую книгу Морэ невухим (Путеводитель для заблудших). Изучающими Танию должны были стать и действительно стали ищущие прямодушные, для которых вера — основа жизни, но которые жаждут новых и лучших путей служения Творцу. Книга Тания (название — по первому слову текста) или Ликутей амарим (Сборник речений) — фундамент учения ХаБаД. Само слово ХаБаД (разум-понимание-знание) подчеркивает необходимость стремления понять Всевышнего и все сотворенное Им силою разума, рационалистически. Вместе с тем, в этом учении постоянно подчеркивается как ограниченность разума и невозможность понять Творца, так и бессилие осмыслить процесс Творения материального мира из чистой духовности. Также подчеркивается, что служению Б-гу на основе страха и любви может и должно предшествовать рационалистическое осознание принципа перманентного Творения: Б-г беспрерывно воссоздает, поддерживает существование каждого предмета и каждого живого существа (Баал-Шем-Тов) и принципа неограниченного Б-жественного Провидения. Это осознание приводит еврея к страху перед Б-гом и к любви к Б-гу, по крайней мере — к первой, быть может, самой низкой ступени страха и любви. И все это вовсе не умаляет справедливости концепции абсолютной непознаваемости Б-га. В плане нравственном, в отношении исполнения заповедей, основополагающим является опять разум (разум должен властвовать над сердцем). Огромная важность подробно обсуждаемого тезиса о том, что у каждого еврея есть две души — Б-жественная душа (нефеш элокит), частица Б-га свыше в буквальном смысле и душа животная (нефеш беэмит). Первая, естественно, стремится только к добру, к свету, к Б-жественному. Вторая, также обладающая и разумом и чувствами, может стремиться ко всему положительному, как и Б-жественная, но может жаждать и всего телесного, может обладать и низменными наклонностями и жаждать низких наслаждений. Эти две души находятся в постоянном противоборстве, в которое Всевышний, соответственно идее свободы выбора, не вмешивается, но, конечно же, хочет, чтобы победила душа Б-жественная и чтобы цель нисхождения Б-жественной души была достигнута. Люди делятся на цадиким (праведников), подавивших животную душу полностью или даже обративших ее в добро, и решаим (злодеев), которыми от случая к случаю управляет душа животная. Между этими крайними категориями — бейнони (средние), к которым, в общем, обращена вся книга, которые никогда в своей жизни не нарушали заповедь действием, но стремления к запретному в себе отнюдь не побороли. От рядового человека не требуют, чтобы он стал цадиком, но бейнони он может и должен стать. Отсюда призыв вернуться к истокам, к своему назначению, призыв — совершить тшуву (возвращение). Коллективная тшува должна привести к приходу Мошиаха, к достижению конечной цели Творения, к установлению королевства света, добра, правды, в котором Б-жественное присутствие будет зримо. Алтер Ребе в книге Тания удивительно соединил учение Талмуда с учением Каббалы, которое он представил в форме, доступной каждому, даже самому простому еврею. Необыкновенная популярность Алтер Ребе только подлила масла в огонь зависти и вражды. Через два года после выхода в свет книги Тания его арестовали по доносу в измене русскому царю. Предлогом для доноса послужило то, что Ребе посылал денежную помощь своим хасидам и другим евреям, поселившимся в Стране Израиля, которая находилась в то время под властью Турции. Турция же уже много лет была в состоянии войны с Россией. Получалось, что Ребе посылает деньги врагу России, врагу царя. Алтер Ребе арестовали и заточили в Петропавловскую крепость. Расследование и допросы в Петропавловской крепости длились нескончаемые часы. Однако никаких доказательств вины Ребе найти не удавалось. Чем дольше длилось следствие, тем больше поражались следователи необыкновенностью личности Ребе, его гениальностью, его неисчерпаемыми познаниями в любой области. В его камеру зачастили высокопоставленные министры и вели с ним длительные беседы о вере, о мировоззрении. Рассказывают, что и сам царь посетил Ребе. Он пришел в простой одежде и старался ничем не выдать себя. Хотя Ребе никогда не видел царя, а фотографий, как известно, тогда не существовало, он сразу же почувствовал, кто этот посетитель, и проявил по отношению к нему все почтение, которое предписывается Торой. Царь был впечатлен этим необычайным узником не меньше своих подчиненных. Через полтора месяца после ареста его оправдали и освободили. Торжество хасидов было так велико, что захлестнуло многих евреев, которые до тех пор не имели никакого соприкосновения с хасидизмом и с Ребе. Многие из тех, кто до сих пор еще не признали величие Ребе и его учения, увидели в его избавлении перст Б-жий. Таким образом, низкие планы доносчиков не только не увенчались успехом, но, наоборот, положение Ребе и хасидизма укрепилось неимоверно и число приверженцев увеличивалось с каждым днем. День освобождения Алтер Ребе — 19 день месяца кислев — стал праздником хасидов ХаБаДа и стал называться новым годом хасидизма или Праздником освобождения. Однако мытарства Ребе этим все же не закончились. Спустя два года он снова был арестован по новому ложному доносу. Ему снова пришлось защищать себя в царском суде. На сей раз, ему разрешили вступить в словесное единоборство с его обвинителем — одним из раввинов Пинска. Спор между ними велся на идише и продолжался долгие часы. Судьи, разумеется, не поняли ни слова. Затем судьи потребовали, чтобы Ребе и его противник подытожили свои доводы в письменном виде и на русском языке. Тем временем произошло покушение на царя Павла, и на престол взошел Александр I. Новый царь старался снискать любовь своих подданных, в том числе евреев. Через несколько недель после коронования нового царя Ребе освободили. В это время Ребе оставил Лиозно и переехал в Ляды с намерением создать новый центр хасидизма. Последующие десять лет он прожил в этом местечке. В эти годы он прилагал огромные усилия для улучшения условий жизни евреев по всей России. Для этой цели он создал специальный фонд для нуждающихся. Одной из первоочередных целей этого фонда была помощь беженцам, оставшимся без всяких средств к существованию в результате гонений 1804 года, когда евреев изгоняли из их домов по обвинению в продаже водки крестьянам, в результате чего последние переставали работать. В 1812 году, когда армия Наполеона вторглась в Россию, многие из еврейских руководителей молились за его победу. Алтер Ребе занял прямо противоположную позицию. Дело в том, что многих евреев завлекали обещания Наполеона о равенстве и свободе. И в самом деле. Наполеон намеревался дать евреям все права и свободу, о которой они так мечтали. Однако Ребе видел дальше других и предупреждал, что это свобода приведет к потере еврейской самобытности и ассимиляции. Он говорил, что если победит Наполеон, то евреям будет хорошо с материальной точки зрения, но в духовном плане это будет катастрофа. Если же победит царь, то евреям будет тяжело материально, но дух еврейский будет процветать. Неудивительно поэтому, что Ребе выступал в поддержку царя и делал все возможное для поражения Наполеона. Гадич Пять месяцев провели Ребе и его семья на дорогах, уходя от французской армии, которая продвигалась в самые глубины России. Так они прибыли в маленькую деревню Пена Сумского уезда Курской губернии. Поля военных действий остались позади. Но странствия были тяжелыми и изнурительными, а зима 1813 года была холодной и жестокой. Алтер Ребе ушел из этого мира 24-го числа месяца тевет и был похоронен в городке Гадич. Но еще задолго до этого он объявил своим близким, что в молитве на Рош а-Шана он ясно видел окончательное падение Наполеона.