Еврейский календарь

1934, 19 сентября — (10 Тишри 5695) Родился директор группы "Битлз" Брайан Эпстайн

Родился в Ливерпуле в семье владельцев мебельного магазина. В доме соблюдалась традиция, однако мальчика отдали в обычную английскую школу, где ему пришлось довольно туго: он не делал особых успехов в спорте, учился весьма средне и был евреем. После школы Брайан покорно встал за прилавок, но мечтал он стать актером. Он и стал им, но вскоре понял, что ему светят исключительно второстепенные роли, и вернулся в семейный бизнес, частью которого к тому моменту стала продажа пластинок. И тут он услышал «Битлз», влюбился и предложил им себя в качестве директора группы. В контракте стоит подпись свидетеля сделки со стороны Брайана, но нет его собственной: «Они смогут удержать меня, если что, а я их – нет». Грубоватые ребята из рабочих семей, которые курили и матерились на сцене, поверили мальчику из приличной еврейской семьи и даже послушались его совета: надели костюмы, прекратили хамить и разработали коллективный поклон публике в конце каждой песни. Харизма в сочетании с хорошими манерами уже на первом этапе привела их в королевский дворец и к славе. Брайан обожал их (притом, что до встречи с ними в клубе Cavern вообще ненавидел поп-музыку), и эта его любовь передавалась всем, с кем он говорил о группе. Так он достал им первый контракт, так он и вел битловские дела, пока однажды не перебрал случайно транквилизатора и не умер в своей постели. Все сходятся на том, что это была трагическая случайность: Брайан был полон планов, ему надо было поддерживать маму после смерти отца, и «Битлз» были на пике славы. Это случилось 27 августа 1967 года. Впереди у «Битлз» – гениальный альбом Abbey Road и сингл Hey Jude, но Леннон все равно сказал в интервью журналу «Роллинг Стоунз» (в 1971 году): «Как Брайан умер, все и рассыпалось». www.booknik.ru

 

1934, 20 ноября — (13 Кислева 5695) Родился Л. Полугаевский - двукратный чемпион СССР по шахматам, победитель многих крупнейших турниров. Умер 30.8.1995.

1934, 14 декабря — (8 Тевета 5695) В столице Франции вышел последний номер «Рассвета» - еженедельного органа Федерации русско-украинских сионистов (в эмиграции), а затем Всемирного союза сионистов-ревизионистов. Печатался в Берлине с апреля 1922 г. по май 1924 г., и десять лет в Париже. «Рассвет» был единственным высокопрофессиональным русско-еврейским журналом за пределами России. На его страницах печатали свои художественные произведения и воспоминания В. Жаботинский (роман «Самсон Назорей», «Пятеро», статьи "О железной стене" и "Этика железной стены"

I Вернемся к упомянутой уже в прошлой статье Гельсингфорской программе. Как один из ее авторов, я менее всего, конечно, склонен сомневаться в ее справедливости. Она гарантирует и гражданское равноправие, и национальное самоуправление. Твердо уверен, что каждый беспристрастный судья признает ее идеальной основой для мирного и добрососедского сожительства двух народностей. Но нет большего безумия, как требовать психологии беспристрастного судьи от тех самых арабов, которые в этом споре - одна из сторон, а не судьи. Прежде всего, если бы они даже и верили в добрососедское сожительство, остается ведь еще первый и главный вопрос - хотят ли они иметь "соседей", хотя бы и добрых, внутри страны, которую они считают своей. Что одноплеменность удобнее многоплеменности - этого ведь и самые сладкогласные из наших заклинателей не решатся отрицать. С какой стати народу, который вполне доволен своим уединением, добровольно пускать к себе добрых соседей в таком серьезном количестве? "Не хочу я ни вашего меду, ни вашего жала" - вот его естественный ответ. Но и помимо этого основного затруднения, требовать именно от арабов веры в Гельсингфорскую программу - или вообще в какую бы то ни было программу разноплеменной государственности - значит требовать невозможного. Всей теории Шпрингера едва 30 лет отроду. До сих пор ни один народ, даже самый культурный, не согласился честно применить ее на практике. Даже чехи под руководством самого Масарика - учителя всех автономистов - не сумели или не пожелали ее осуществить. Что касается до арабов, то и интеллигенция их об этой теории никогда не слыхала. Но зато она знает, что меньшинство всегда и всюду страдало: христиане в Турции, мусульмане в Индии, ирландцы под властью англичан, поляки и чехи прежде под властью немцев, немцы теперь под властью чехов и поляков, и так далее без конца. Надо опьянить себя словами до полного дурмана, чтобы после этого требовать от арабов веры в то, что именно евреи способны (или хоть искренно намерены) осуществить план, который другим, гораздо более авторитетным народам, не удался. Настаиваю на этом не потому, чтобы и нам следовало отказаться от Гельсингфорской программы как основы будущего Modus vivendi. Напротив, мы - по крайней мере, пишущий эти строки - верим и в нее, и в нашу способность провести ее в жизнь, несмотря на провал всех прецедентов. Но расхваливать ее теперь арабам бесполезно: не поймут, не поверят и не оценят. II А если бесполезно, то и вредно. Политическая наивность еврея баснословна и невероятна: он не понимает того простого правила, что никогда нельзя "идти навстречу" тому, кто не хочет идти навстречу тебе. Был типичный случай, когда один из подчиненных народов старой России весь, как один человек, пошел крестовым походом против евреев под лозунгами бойкота и погрома. В то же время этот самый народ добивался для себя автономии, открыто при этом заявляя, что он намерен использовать автономию для еще большего угнетения евреев. Но, несмотря на это, еврейские публицисты и политики, даже из националистов, считали своим долгом всячески поддерживать автономные стремления своих врагов; ибо, видите ли, автономия есть вещь святая. Мы вообще. как я писал уже раз на этих столбцах, считаем своим долгом, как только заслышим "Марсельезу", застыть навытяжку и кричать ура - хотя бы играл эту мелодию сам Гаман и хотя бы в шарманке его при этом трещали еврейские кости. Это мы считаем политической моральностью. Это не мораль, а разврат. Человеческое общежитие построено на взаимности; отнимите взаимность, и право становится ложью. Тот господин, который в эту минуту проходит за моим окном по улице, имеет право на жизнь лишь потому и лишь постольку, поскольку он признает мое право на жизнь; если же он хочет убить меня, то никакого права на жизнь я за ним не признаю. Это относится и к народам. Иначе мир станет звериным бегом взапуски, где погибнет не только слабейший, но именно кратчайший. Мир должен быть миром круговой поруки. Если жить, то всем поровну, и если погибать, то всем поровну; но нет такой этики, по которой жадному полагается есть досыта, а скромному издохнуть под забором. Практический вывод из этой этики, которая есть единственная возможная этика человечности, гласит в нашем случае вот что: даже если бы имелись у нас, помимо Гельсингфорской программы, еще полные карманы всяких других уступок, вплоть до согласия стать участниками какой-то фантастической арабской федерации od morza do morza, то и тогда заговорить о них можно было бы только назавтра после того, как с арабской стороны будет изъявлено согласие на еврейскую Палестину. Деды наши это понимали. В Талмуде есть поучительный юридический казус. Двое идут по дороге и находят кусок сукна. Один говорит: это я нашел его, он весь принадлежит мне. Второй говорит: неправда, нашел я, сукно мое. Тогда судья разрезает сукно пополам, и каждому из упрямцев достается половина. Но вообразить казус, когда только один из них упрямец, а другой, напротив, решил удивить мир джентльменством. Он говорит: мы нашли сукно вместе, я претендую только на половину, вторая половина полагается г-ну Б. Зато другой твердо стоит на своем: нашел я, сукно мое. В таком случае Талмуд рекомендует судье решение мудрое, но для "джентльмена" грустное. Судья говорит: об одной половине спора нет, г-н А. сам признает, что она принадлежит г-ну Б. Спор идет только о второй половине - следовательно, разрежем ее пополам. Итого упрямец получает три четверти, а "джентльмен" только четверть. И поделом. Ибо джентльменом быть хорошо, но фофаном быть не следует. Деды наши это понимали, но мы забыли. Следовало бы нам это помнить особенно потому, что в нашем случае дело с уступками обстоит особенно печально. Объем уступок арабскому национализму, на которые мы можем согласиться, не убивая сионизма, чрезвычайно скромен. Отказаться от стремления к еврейскому большинству мы не можем, допустить арабский надзор за нашей иммиграцией не можем, допустить парламент с арабским большинством не можем и ни в какую арабскую федерацию никогда не пойдем; более того, так как все арабское движение нам пока враждебно, то мы не только не можем его поддерживать, но сердечно радуемся (все, даже арабофильствующие декламаторы) каждому провалу его не только в соседнем Заиорданьи или в Сирии, но даже в Марокко. И так оно будет, ибо иначе быть не может, пока железная стена не заставит арабов примириться с сионизмом раз навсегда. III Станем на минуту на точку зрения тех, которым кажется, что это все имморально. Разберемся. Корень зла заключается, конечно, в том, что мы хотим колонизировать страну против воли ее теперешнего населения, т.е., следовательно, колонизировать ее насильно. Все остальные неприятности вытекают из этого корня с автоматической неизбежностью. Что же остается делать? Простейший выход - поискать другую страну для колонизации. Например, Уганду. Но при ближайшем рассмотрении и тут окажется та же беда. И в Уганде есть туземное население, и оно, конечно, по примеру всех других туземцев в истории будет инс тинктивно или сознательно противиться наплыву колонизаторов. Тот факт, что эти туземцы - чернокожие, существа дела не меняет: если колонизировать страну против воли туземцев имморально, то ведь мораль должна быть одна и та же для чернокожих и белых. Конечно, есть надежда, что эти чернокожие еще не настолько развиты, чтобы посылать делегации в Лондон; надежда слабая, ибо всюду найдутся добрые друзья белого цвета, которые их научат: но если даже так, если эти туземцы, слава Богу, окажутся беспомощными детьми, то дело еще хуже. Раз колонизация без согласия туземцев подобна грабежу, то ведь преступнее всего грабить беспомощных детей. Следовательно, и Уганда "имморальная". Следовательно, "имморальна" и всякая другая территория, как бы она ни называлась. Необитаемых островов на свете больше нет. В какой оазис ни сунься - всюду сидит уже туземец, сидит с незапамятных времен и не хочет пришлого большинства или даже просто большого наплыва пришельцев. Следовательно, если есть на свете безземельный народ, для него даже самая мечта о национальном доме есть мечта имморальная. Безземельные должны навсегда остаться безземельными: вся земля на свете уже распределена, и кончено. Так требует этика. В нашем случае эта этика особенно любопытно "выглядит". Нас на свете, говорят, 15 миллионов; из них половина живет теперь в буквальном смысле жизнью гонимой бездомной собаки. Арабов на свете 38 миллионов; они занимают Марокко, Алжир, Тунис, Триполитанию, Египет, Сирию, Аравию и Месопотамию - пространство (не считая пустынь) величиной с пол-Европы. В среднем на этой огромной территории приходится по 16 арабов на квадратную английскую милю; для сравнения полезно напомнить, что в Сицилии на кв. милю приходится 352 человека, а в Англии - 669. Еще полезнее напомнить, что Палестина составляет приблизительно одну двухсотую часть этой территории. Но когда бездомное еврейство требует Палестину себе, это оказывается "имморальным", потому что туземцы находят это для себя неудобным. Такой этике место у каннибалов, а не в цивилизованном мире. Земля принадлежит не тем, у кого ее слишком много, а тем, у кого ее нет. Отчудить участок у народа-латифундиста для того, чтобы дать очаг народу-скитальцу, есть акт справедливости. Если народ-латифундист этого не хочет - что вполне естественно, - то его надо заставить. Правда, проводимая в жизнь силой, не перестает быть святой правдой. В этом заключается единственная объективно возможная для нас арабская политика; а о соглашении будет время говорить потом. ("Рассвет", № 44/45 (81/82), 1924 г.)

) , С. Юшкевич, Д. Кнут, Дон Аминадо, М. Шагал и другие. Хотя круг читателей «Рассвета» состоял главным образом из евреев — эмигрантов из России, олим в Эрец-Исраэль и жителей вновь образованных после распада Российской империи государств, его влияние выходило далеко за пределы этих групп. Статьи из «Рассвета» часто переводились и перепечатывались другими изданиями, их широко обсуждали как сионисты, так и люди, далекие от еврейского национального движения. Был закрыт из-за бедности, т. к. количество русскоязычных читателей постоянно падало.

1934, 30 декабря — (24 Кислева 5695) В Тель-Авиве создан третий в Израиле после Иерусалима и Хайфа Ротари-клуб.

1934, 31 декабря — (25 Тевета 5695) Не далеко от молодого поселения Кфар-Ата (ныне Кирьят-Ата ) начала работать первая текстильная фабрика АТА

История создания фабрики "АТА" неотделима от истории создания Израиля. Один из ее совладельцев - Эрих Мюллер - родом из Моравии (позже к нему присоединился кузен Ханс) приехал в страну в 1934 году из Вены. Открыть образцовое еврейское текстильное производство он задумал еще в России, где провел семь лет в плену, попав туда во время Первой Мировой войны, как военнослужащий армии Чехословакии. Оказавшись прозорливее иных соотечественников, Мюллер вовремя репатриировался в Эрец-Исраэль в Кфар- Ату (ставшей Кирьят-Ата в 1946 году) и открыл там филиал семейного предприятия, существовавшего в Моравии с 1885 года. На фабрике "АТА" сплетались не только нити пряжи, но и нити идей сионизма, социального устройства, финансовых прозрений, экономических иллюзий. Рабочие считали "АТА" своим домом – Эрих Мюллер строил фабрику вместе с общежитиями, садиками, поликлиникой. У "АТА" было сто фирменных магазинов. Эта фабрика одевала всю страну, рабочих, солдат, молодежные движения, была официальным поставщиком ЦАХАЛа, а до этого – британской полиции. "АТА" определила фирменный стиль того времени – того, что мы называем стилем Бен-Гуриона, невольно ставшего презентором моды "АТА". Знаменитый символ Израиля – Срулик, нарисованный карикатуристом Дюшем в 1954-м году, носит одежду "АТА" – короткие широкие шорты, рубашка, "кова-тембль" – дурацкая панамка. История фабрики, где как на лакмусовой бумажке, отразились экономические, политические и социальные изменения израильского общества. В 1935 году фабрика "АТА" была самым большим текстильным предприятием на Ближнем Востоке. "АТА" одевала весь рабочий класс Эрец-Исраэль, составлявший тогда большинство населения. Уже в 1936 году фабрика начала отправлять свою продукцию в Египет, Сирию и Ливан. В 1937 году в стране было 86 прядильных и ткацких фабрик, на которых было занято полторы тысячи рабочих. Наиболее значительным из этих предприятий была "АТА". Вследствие прекращения импорта текстиля во время Второй мировой войны производство тканей в Палестине резко возросло. В 1943 году число текстильных предприятий достигло 250, а число занятых на них составило более пяти с половиной тысяч человек. С созданием Государства Израиль "АТА" стала официальным поставщиком обмундирования для ЦАХАЛа. Писатель Менахем Тальми в своей популярной колонке в газете "Маарив" писал в 1983-м году, что "для нас - юношества 30-40-х годов – "АТА" была неотъемлемой частью страны". В 1955 году стала расти конкуренция со стороны других текстильных фабрик и было принято решение об увольнении части рабочих, что привело к большой забастовке в 1957 году. После Войны Судного дня цвет хаки стала постепенно выходить из моды, потерял свой социальный статус, шапочка кова-тембль слетела со многих голов, а сабры решили выглядеть как заграничные джентльмены. После смерти Ханса Мюллера в 1962 году фабрикой некоторое время управлял Амос Бен-Гурион – сын Давида Бен-Гуриона, но предприятие был слишком "неповоротливым". На фабрике делали все – и пряли нити и создавали одежду, структура была чересчур громоздкой и не позволяла следить за изменениями моды. В 1964-м году фабрику продали швейцарскому бизнесмену, пытавшемуся спасти ее от разорения. "АТА" сменила несколько хозяев, приглашала сотрудничать ведущих израильских портних, в том числе и Лолу Бар, внесшая некую роскошь и даже элитарность еще в 1965-м году, выпускала модные коллекции, но к 70-м годам сильно отстала от европейской моды и в 1985 году ворота фабрики закрылись окончательно. Несмотря на отчаянные, но неудачные попытки найти покупателя на это производство, несмотря на то, что в 1978 году "АТА" получила концессию на производство и продажу марки джинсов Levis. Переход от хаки к джинсам означал конец эпохи скромности отцов-основателей, доступнось роскоши. Но на "АТА" работали коммивояжеры по цвету хаки – они не знали, что такое рынок джинсов цвета индиго.

 .