Что евреям Израиль? (продолжение)

Реальным жe руководителем после отъезда   Эйхмана в Берлин стал его бывший заместитель штурмбанфюрер СС Алоиз   Бруннер, в январе 1941 года назначенный на эту должность и   официально. Но надо всеми ними стоял руководитель РСХА и протектор   Богемии и Моравии Райнхард Гейдрих.   Главным же мотором   всей интриги был, скорее всего, Эйхман.   C 1 октября 1934 года он служил в Главном управлении СД, референтом   в реферате II 112 (Referat Juden). В этом еврейском (точнее,   антиеврейском) реферате он занимался вопросами форсирования   еврейской эмиграции из Германии, изучал иврит и идиш, знакомился с   сионистскими лидерами. В 1938 году, вскоре после мартовского аншлюса   Австрии, его переводят референтом того же антиеврейского реферата II   112 в Вену, в Управление руководителя СД в региональном управлении   СС «Дунай», начальником которого был инспектор полиции безопасности   и СД штандартенфюрер СС Франц Вальтер Шталеккер.   Еврейская эмиграция из Вены сталкивалась в это время с   непредвиденными трудностями бюрократического порядка: евреи, в   эмиграции которых государство было так заинтересовано, неделями были   вынуждены простаивать в очередях. Одной из причин тому было   первоочередное оформление документов состоятельных и   платежеспособных евреев, привлекавших для этого немецких адвокатов с   хорошими связями и плативших им за это хорошие деньги, что, конечно   же, было недоступно беднякам. Социально (а не только национально)   чувствительный Эйхман вступился за еврейских бедняков и восстановил,   насколько возможно, «справедливость» в очереди на вышвыривание с   родины. Оформление необходимых бумаг стоило около 1000 рейхсмарок и   занимало от двух до трех месяцев.   Распоряжением рейхскомиссара по воссоединению Австрии с «третьим   рейхом» гауляйтера Иосифа Бюркеля от 20 августа 1938 года в Вене был   создан Центр по [осуществлению] еврейской эмиграции (Zentralstelle   für jüdische Auswanderung) — специальный орган в составе имперского   Министерства внутренних дел, призванный всесторонне регулировать (в   смысле торопить и ускорять) эмиграцию австрийских евреев и   уполномоченный выдавать им разрешения на выезд. В компетенцию   Центра, располагавшегося во вполне символическом месте — бывшем   дворце Ротшильда на Prinz-Eugen-Str. входило создание всех   необходимых условий для эмиграции, включая переговоры со   странами-реципиентами, обеспечение эмигрантов необходимыми суммами   валюты, взаимодействие с туристическими и транспортными агентствами,   привлекаемыми к решению технических вопросов эмиграции, наблюдение   за еврейскими организациями с точки зрения их отношения к политике   эмиграции евреев, издание соответствующих инструкций и постоянное   руководство этим процессом. Номинальным руководителем Центра был   Шталеккер, а его заместителем и управляющим — унтерштурмфюрер СС   Адольф Эйхман, его фактический инициатор, организатор и глава.   Первоначально полномочия Центра ограничивалась только двумя гау   (провинциями) — Веной и Нижним Дунаем. Однако к концу 1938 года его   компетенции были распространены на всю Австрию (Остмарк). С   упрощением валютных трансферов и с привлечением к оформлению   необходимых документов Венской еврейской общины время обработки   заявлений удалось сократить до восьми дней. В качестве характерного   ноу-хау Эйхмана можно отметить принцип самофинансирования Центра: он   содержался не на бюджетные средства, а за счет специального   эмиграционного сбора, взимавшегося с выезжающих евреев. В результате   за первые два с половиной месяца своей деятельности Центр выпроводил   из Австрии 25 тысяч евреев, а всего за первые полтора года его   существования около 150 000 австрийских евреев были вынуждены с его   любезной помощью покинуть страну. Организации, аналогичные венскому   Центру, были созданы также в Праге и Остраве.   В начале ноября 1938 года, то есть всего за несколько дней до   Хрустальной ночи, Эйхман направил в Берлин штурмбанфюреру СС Эриху   Эрлингеру отчет о деятельности Центра, в котором, в частности,   напоминал о высказанной им еще в начале 1938 года инициативе   организовать аналогичный орган во всеимперском масштабе. События 9   ноября добавили много нового в антиеврейскую проблематику, так что   решение Гейдриха созвать в субботу, 12 ноября, совещание в РСХА,   посвященное выработке стратегии рейха в еврейском вопросе, не   выглядит удивительным. На этом совещании Герман Геринг, от имени   Гитлера, подчеркивал перспективы плана «Мадагаскар», а Эйхман   доложил о своем венском опыте и о целесообразности открытия в   Берлине центра, аналогичного венскому.   Несмотря на погромные настроения Хрустальной ночи ( 9.11.1938 — Самый страшный за все годы еврейский погром, который вошел в историю нацистских злодеяний под названием «Хрустальная ночь». Ненависть нацистов к евреям выплеснулась на улицы и превратилась в волну узаконенного насилия невероятного размера. Тысячи еврейских домов были разгромлены, 4500 еврейских торговых и коммерческих предприятий были разграблены. Надругательству подверглись еврейские кладбища, 150 синагог были сожжены и 75 разгромлены, 90 человек убиты, сотни ранены и покалечены, 680 евреев покончили жизнь самоубийством. 25 тыс. человек были отправлены в концентрационные лагеря, несколько сот из них погибло в дороге в результате зверских издевательств эсэсовцев.), «окончательное   решение еврейского вопроса» в то время мыслилось тогда явно в   категориях эмиграции, а не ликвидации. В своеобразном эмиграционном   раже Эйхман договорился даже до того, что в середине февраля 1939   года, ссылаясь на более чем двукратный спад динамики заявлений на   эмиграцию, предложил освободить из Дахау и Бухенвальда всех   австрийских евреев, заключенных туда после 9 ноября 1938 года, и   отправить их куда подальше за границу. Это предложение, однако, не   встретило понимания в СС: Генрих Мюллер отверг его достаточно   категорично.   Несмотря на противостояние еврейской иммиграции из рейха со стороны   стран-реципиентов, показатели эмиграции и в начале 1939 года были   достаточно высокими. Достигнуто это было отчасти благодаря поездкам   за рубеж руководителей Венской еврейской общины и Палестинского бюро   (последнее добивалось тогда для Австрии половинной квоты на   легальный въезд в Палестину), увеличению чилса так называемых   «китайских транспортов» и мероприятиям по профессиональной   переподготовке эмигрантов. «Китайские транспорты» служили, насколько   можно судить, лишь отчасти для переселения в Шанхай, но главным   образом — для нелегальной иммиграции в Палестину.   Но прошло еще некоторое время, пока пропагандируемый Эйхманом орган   был действительно организован Гейдрихом в Берлине. Это произошло на   следующий день после того, как Гитлер произнес в Рейхстаге 30 января   1939 года свои язвительные слова о поведении демократических стран,   проливающих слезы о судьбе несчастных немецких евреев и одновременно   отказывающих им во въездных документах. Еще через восемь дней с   похожими заявлениями выступил и Альфред Розенберг, чьей шокированной   аудиторией были дипломатический корпус и иностранные журналисты: он   потребовал от Англии, Франции и Голландии создания еврейского   резервата на 15 миллионов человек где-нибудь на Мадагаскаре, в   Гайане или на Аляске.   Новая организация получила название «Имперский центр по еврейской   эмиграции» (Reichszentrale für Jüdische Auswanderung). Получив   назначение возглавить его с 1 октября 1939 года, Эйхман покидает   Вену и возвращается в Берлин. Здесь, наряду с хлопотами об   эмиграции, он приступает и к планированию принудительного   переселения евреев в только что — 12 октября — созданное   «генерал-губернаторство для оккупированных польских областей», а   также внутри него и если понадобится, то и из него. А 21 декабря   1939 года Гейдрих назначил Эйхмана главой спецреферата IV D 4   (Referat Auswanderung und Räumung) в РСХА, призванного   координировать все переселения евреев и поляков на оккупированной   польской территории. В результате Эйхман стал поистине ключевой   фигурой не только в выработке концепции, но и в реализации всех   программ и проектов по «решению еврейского вопроса».   Их венцом станет, в конечном счете, организация транзитных лагерей в   западноевропейских странах и широкой сети гетто при железнодорожных   узлах в оккупированных областях на Востоке, сосредоточение в них   миллионов евреев — с последующей их депортацией в концлагеря и   лагеря уничтожения. Как практику, ему еще многое предстоит обдумать,   освоить и усовершенствовать. К познаниям в области иудаики и   гебраистики придется присовокупить и сведения из химии и физиологии   человека, помогающие найти правильное решение при ответе на такой,   например, нелегкий вопрос: какой из выпускаемых промышленностью   удушающих газов эффективнее и рентабельнее при ликвидации   соответствующих порций людского материала. И глубоко заблуждаются   те, кто считает его клерком, кабинетной крысой в нарукавниках:   командировки в гетто и концлагеря доказывают обратное.   Первой акцией Эйхмана в Берлине стала так называемая операция   «Ниско». После оккупации Польши в сентябре 1939 года в немецких   руках оказалось почти вчетверо больше евреев, чем их было в Германии   до прихода нацистов к власти, — около двух миллионов человек Около   полумиллиона из них проживали на землях, инкорпорированных   непосредственно в рейх (два новоиспеченных райхсгау —   Данциг-Западная Пруссия и Вартеланд, вобравший в себя Позен и   восточную часть Верхней Силезии). Депортации и освобождение их от   еврейского населения казались само собой разумеющейся и   первостепенной задачей. Но возникал вопрос: а куда? Где это тихое,   удаленное и не предназначенное для «германизации» место? Где будет   возрождена российская черта оседлости для евреев в ее немецком   исполнении?   В течение сентября ответ на этот вопрос искали внутри будущего   генерал-губернаторства: обсуждались идеи «еврейского государства»   близ Кракова или «имперского гетто» в Люблине или близ Люблина. Уже   в середине сентября 1939 года соответствующие слухи поползли среди   еврейского населения бывшей Польши и даже просочились в прессу. В   самом конце сентября Гитлер несколько раз высказывался о желании   переселить все еврейство, в том числе и немецкое, куда-нибудь в   Польшу, между Вислой и Бугом.   Так что ничего удивительного не было в том, что Эйхман и Шталеккер,   по указанию начальника гестапо Мюллера от 6 октября 1939 года о   депортации евреев из Вены, Катовице и Остравы, 12 октября выехали на   трехдневную рекогносцировку в зону, в то время еще временно   контролируемую Красной армией, и остановили свой выбор на   пространстве площадью 20 тысяч квадратных километров между Вислой,   Бугом и Саном со столицей в Люблине.   В эту резервацию, по их мнению, должны были свозить всех евреев со   всей Европы, но в первую очередь из Германии, Австрии, бывшей   Чехословакии и Польши. Тем самым она мыслилась как важнейшая   составная часть стратегического плана по радикальной этноструктурной   перестройке Восточной Европы в ходе ее германизации. 7 октября 1939   года фюрер назначил Гиммлера рейхскомиссаром по укреплению   германской народности: в этом качестве он должен был курировать и   вопросы депортаций поляков из районов, намеченных для сплошной   аризации (например, из Данцига и Вартегау). Поляков же   предполагалось частично переселить в районы, освобождаемые от   евреев, так что связь всех этих усилий с тем, что неподалеку делал   Эйхман, была самая прямая.   Собственно депортации евреев начались без какой-бы то ни было   раскачки — 9 октября 1939 года был отдан приказ о депортации из   Остравы-Моравской и Катовице, а 10 октября — из Вены. Евреев   заставляли подписывать заявления об их якобы добровольном переезде в   «лагерь для переобучения». Станциями их отправления были Вена,   Острава-Моравска и Катовице, а также Прага и Сосновице, а прибытия —   главный лагерь Ниско на реке Сан, а также промежуточный лагерь в   деревне Заречье на противоположном его берегу. Оба лагеря были   совсем недалеко от советской границы, и некоторым евреям удавалось   даже бежать в СССР.   Первый эшелон с 875 евреями был собран 17 октября и отправлен из   Остравы 16 октября 1939 года, по пути, 20 октября, он подобрал часть   евреев в Катовице и в тот же день прибыл в Ниско. Всего с 17-18 по   29 октября в Ниско пришло шесть эшелонов, в которых находилось 4-5   тысяч человек.   С собой разрешалось брать до 50 килограммов багажа, помещающегося в   сетке вагона над занятым местом. Приборы и инструменты можно было   сдать в багаж. Разрешалось иметь два теплых костюма, зимнее пальто,   плащ, две пары сапог, две пары нижнего белья, платки, носки, рабочий   костюм, спиртовку, керосинку, столовый прибор, ножик, ножницы,   карманный фонарик с запасной батарейкой, подсвечник, спички, нитки,   иголки, тальк, рюкзак, термос, еду. Денег — не более 200 рейхсмарок.   Освобождение от переселения было возможно либо по причине болезни   (официально засвидетельствованной), либо при наличии документов,   подтверждающих эмиграцию в другую страну.   Казалось, у резервата Ниско-на-Сане было большое будущее. Между тем   уже 27 октября депортации были прекращены, главным образом из-за   протеста только что назначенного на должность генерал-губернатора   Ханса Франка, желавшего всю свою вотчину видеть и сделать   «юденфрай». При этом сам лагерь в Ниско был закрыт только в июне   1940 года, когда все его обитатели были возвращены в города, откуда   их привезли.   Так что же, ведомственная власть, пусть и СС, проиграла власти   территориальной? Едва ли — что бы ни говорил себе Франк. Скорее тут   конфликтующими сторонами были две внутриведомственные силы или, еще   точнее, два взаимодополняющих, но вместе с тем и конкурирующих друг   с другом «проекта» «третьего рейха» — еврейская эмиграция и немецкая   иммиграция.   Их интересы столкнулись впрямую: первые корабли из Риги и Ревеля   (Таллина) прибыли в Данциг практически в те же самые дни, что и   первые венские евреи в Ниско, — во второй половине второй декады   октября. Всего из Прибалтики и Волыни планировалось переселить в   Вартегау около 200 тысяч фольксдойче, но само Вартегау,   соответственно, предстояло перед этим ускоренно освободить от евреев   и поляков. Первоначально речь шла о необходимости переселить оттуда   до конца 1940 года 80-90 тысяч евреев и поляков, а потом еще около   160 тысяч одних только поляков.   Но сил на все не хватало, и приоритет был отдан именно задаче   иммиграции, подталкиваемой и еще одним фактором: уже в конце октября   СССР ввел свои войска в прибалтийские страны, и Германия, как никто   другой, твердо знала, что за этим последует аннексия. Дополнительным   серьезным фактором стала и новая идея фикс обретения еврейского   резервата — так называемый план «Мадагаскар». Сам по себе этот   экзотический остров как место возможного еврейского заселения   впервые возник еще в начале века, в сугубо еврейско-сионистских   кругах. Первой страной, поднявшей вопрос об эмиграции сюда   еврейского населения, стала, однако, не Германия, а Польша, в 1937   году даже посылавшая на остров специальную польско-еврейскую   комиссию. Сами евреи отнеслись к этой идее саркастически, французы —   крайне сдержанно, а мадагаскарцы — горячо протестовали против нее.   Но сама идея не забылась, и в 1938-1939 годах, особенно после   провала конференции в Эвиане, ее подняли на щит нацисты. План   «Мадагаскар» представлялся им наименее болезненным средством по   обезъевреиванию Европы, причем в качестве возможной «альтернативы»   французскому Мадагаскару дебатировалась еще британская Гвиана и   бывшая германская Юго-Западная Африка. В декабре 1939 года министр   иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп изложил Папе Римскому   мирный план, предусматривавший среди прочего и эмиграцию немецких   евреев: в качестве стран иммиграции в этом плане рассматривались   Палестина, Эфиопия и все тот же Мадагаскар. Котировки Мадагаскара   подскочили особенно высоко после поражения, нанесенного Германией   Франции: победитель потребовал себе мандат на управление островом. В   начале июня 1940 года начальник еврейского отдела в Auswärtiges Amt   Франц Радемахер представил план, согласно которому 25 тысяч   французов покинут тропический остров, Германия организует на нем   военно-морскую и военно-воздушную базы, а на неоккупированную часть   Мадагаскара завезут 4-5 миллионов евреев, которые будут заниматься   сельскохозяйственной деятельностью под надзором назначаемого   Гиммлером полицай-губернатора. Впрочем, по мнению Арно Люстигера, и   «Мадагаскар» являлся уже вполне людоедским проектом: этот «райский   остров» в климатическом отношении мало напоминал рай для европейских   евреев, и по-настоящему акклиматизироваться там они, скорее всего,   не смогли бы. От этого плана всерьез отказались только в начале   осени 1940 года, когда Гитлер принял решение о нападении на СССР.   Таким образом, письма Эйхмана и Шталеккера Чекменеву документируют   доселе совершенно неизвестный проект «решения еврейского вопроса» —   посредством эмиграции, эвакуации или депортации (как ее ни называй)   немецко-австрийского, чешского и польского еврейства в СССР. Если   датировать зарождение и обсуждение идеи декабрем 1939-го — январем   1940 года, а посылку писем (по всей видимости, по дипломатической   почте) — концом января 1940-го, то русский проект Эйхмана (назовем   его условно проект «Биробиджан») ложится прямо между эпицентрами   двух других крупных депортационных проектов — эксперимента «Ниско» и   плана «Мадагаскар». Есть основания полагать, что, как и в случае с   Ниско, это была если не импровизация, то уж чисто ведомственная   инициатива РСХА. Если это было иначе, то и генерал-губернатор Ханс   Франк был бы в курсе столь многообещающих планов, а он, судя по   всему, ничего о такой блестящей депортационной перспективе не знал.   Во всяком случае, в своем обобщающем обзоре предстоящих в   генерал-губернаторстве кампаний по массовому переселению он ее ни   разу прямо не упомянул.   В каждом из трех проектов немцами двигала та или иная конкретная   надежда: в проекте «Биробиджан» это была, наверное, надежда на   «жидо-большевистский» Интернационал, а также, возможно, расчет на   неизбежное разочарование советской стороны результатами вербовки на   переезд в СССР среди беженцев из числа украинцев и белорусов в   генерал-губернаторстве. Впрочем, в конце лета и в самом начале осени   1940 года несколько десятков или сотен венских евреев все-таки   проследовали через Биробиджан. Это были те счастливчики, кто сумел   получить через «Интурист» транзитную советскую визу и был доставлен   транссибирским экспрессом в Маньчжоу-Го для дальнейшего следования в   Японию, Шанхай или на Филиппины. Согласно данным профессора Хо Хина   из Нанкинского университета, этот железнодорожный коридор открылся   не ранее 11 июня 1940 года (после того как доставка морским путем   стала невозможной) и закрылся не позднее 7 декабря 1941-го.   Следующий «краткосрочный проект» еврейской депортации был   сформулирован, скорее всего, на совещании у Эйхмана в Берлине,   состоявшемся 17 декабря 1940 года. Для освобождения места для   фольксдойче, ожидавшихся из Бессарабии, Буковины, Добруджи и Литвы,   к выселению в генерал-губернаторство было намечено не менее 831   тысячи поляков и евреев, плюс еще 200 тысяч человек — в интересах   устройства армейских полигонов. Фактические депортации начались в   конце января, охватили 25 тысяч человек, в том числе 9 тысяч евреев,   а 15 марта 1941 года — в который уже раз! — были прекращены:   подготовка к нападению на СССР и чисто военные приоритеты сделали и   эти планы неосуществленными. Победа над СССР и оккупация большей   части его европейской территории открывала перед стратегами   антисемитизма совершенно новые и еще более заманчивые перспективы   «окончательного решения еврейского вопроса».   Европейских евреев было бы достаточно депортировать на Крайний Север   или в Сибирь, где они, скорее всего, и сами бесследно исчезли бы. Но   провал блицкрига развеял и эту задумку фюрера, так и не получившую   основательного развития[52]. Но нельзя не вспомнить и того, что в   конце 1941 года целая серия эшелонов доставила немецких евреев из   Берлина, Кёльна и Гамбурга в Ригу и Минск, где все они вскоре — или   же с некоторой отсрочкой — были уничтожены.   Согласно сталинскому определению, тот, и только тот, народ   заслуживает обозначения нации, который располагает собственной,   национальной, территорией и государственностью. С этой точки зрения   евреи, определенно (в глазах Сталина) являясь нацией, решительно не   подпадали под его дефиницию: выход из теоретического тупика мог быть   найден только в создании еврейской государственности, и лучше всего   — в пределах СССР. Это позволило бы одновременно решить еще две   важные задачи — внутриполитическую и международную: во-первых,   разгрузить ареал расселения еврейской бедноты в СССР, навязанный ему   чертой оседлости царской России и явно аграрно-перенаселенный, а   во-вторых — перехватить у сионистского проекта и международную   еврейскую иммиграцию, а с нею и приличный капитал. Потенциал   внутренней миграции оценивался в сотни тысяч человек, а   международной иммиграции — в десятки тысяч.   Отсюда — обилие альтернативных проектов аграрного переселения   евреев, обсуждавшихся в СССР уже в 1920-е годы. Первые два проекта   выдвинула еврейская секция РКП(б) во главе с Абрамом Брагиным: это   создание Еврейской республики или в Белоруссии, или на территории   Северного Крыма, степной полосы Украины и Черноморского побережья   (вплоть до границ Абхазии). Позднее этот проект ужался до   организации еврейской республики в одном только Северном Крыму и   расселения там примерно 280 тысяч евреев.   Проблемой создания национальной государственности евреев специально   занимались Госкомитет по земельному устройству еврейских трудящихся   при президиуме Совета национальностей ЦИК СССР (КомЗЕТ), который   возглавлял Петр Смидович, и Общественный комитет по земельному   устройству еврейских трудящихся (ОЗЕТ) во главе с Юрием Лариным   (Михаил (Михоэл) Лурье). На Западе в лице «Агро-Джойнта» объявился   богатый спонсор, обещавший в октябре 1922 года, что вместе с другими   благотворителями выделит на это 1240 тысяч долларов. Сверху идею   благоволили Лев Троцкий, Лев Каменев, Николай Бухарин, Михаил   Калинин и председатель Всеукраинского ЦИКа Григорий Петровский.   Среди ее противников — нарком земледелия РСФСР Александр Смирнов,   нарком юстиции Украины Николай Скрыпник и секретарь ЦК КПУ Эммануил   Квиринг. Считается, что позиция самого Сталина была   нейтрально-доброжелательной.   И тем не менее КомЗЕТ принял решение о заселении свободных площадей   в районе уже существовавших еврейских колоний на юге Украины и   Северного Крыма. 11 февраля 1926 года была создана комиссия под   председательством Михаила Калинина, по представлению которой   Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение, гласившее: «Держать курс на   возможность организации автономной еврейской единицы при   благоприятных результатах переселения». На проходившем в ноябре того   же года съезде ОЗЕТ Калинин приветствовал идею автономии «…в   рамках большой задачи сохранения еврейской национальности», для   решения которой, по его словам, необходимо было «…превратить   значительную часть еврейского населения в оседлое крестьянское,   земледельческое, компактное население, измеряемое, по крайней мере,   сотнями тысяч». Это заявление, по аналогии с известной «Декларацией   Бальфура», окрестили «Декларацией Калинина».   В 1922-1936 годах в Северном Крыму и на Украине было создано пять   еврейских национальных районов, 213 еврейских колхозов с 11 тысячами   хозяйств и более 40 еврейских сельхозпоселений. Численность евреев в   Крыму неизменно росла и достигла к 1939 году 65 тысяч человек: на   них приходилось 8% городского и 3% сельского населения Крыма. В то   же время привилегии евреев в землеустройстве, их поддержка из-за   границы сельхозтехникой, семенами и породистым скотом вызывали   зависть и массовый антисемитизм у славянских соседей, в не меньшей   степени страдавших от малоземелья. В результате идея еврейской   государственности в Тавриде была встречена в штыки и не прошла.   В годы войны еврейское население Крыма исчезло с лица земли: немцы   истребили здесь не менее 67 тысяч евреев и крымчаков (караимов не   трогали). В 1944-1946 годах по инициативе Еврейского антифашистского   комитета вновь рассматривался «Крымский вариант» еврейской   государственности — и с тем же успехом. Идею поддержал Молотов, но   на этот раз резким ее противником оказался Сталин.   Наиболее удавшийся (или, по крайней мере, не полностью   провалившийся) проект — дальневосточный: переселение еврейских   аграриев на четыре с половиной миллиона гектаров плодородных и   незаселенных земель в районе рек Бира и Биджан в левобережье Амура,   закрепленных за КомЗЕТом еще в 1927 году. Намечалось переселить туда   60 тысяч человек до конца первой пятилетки и еще 150 тысяч — к концу   второй. К 1938 году общая численность еврейского населения в области   должна была достигнуть 300 тысяч чел.

Метки:

Оставить комментарий