Последняя колонна была отправлена из гетто около 12 часов дня. Опустевшие жилища еще раз обыскали, чтобы обнаружить укрывшихся евреев. 20 больных узников оказались прикованными к постелям и не могли быть транспортированы в Румбулу. После полудня майор К. Хейзе, ведавший немецкой полицией порядка, приказал возвратившимся к тому времени из Румбулы полицейским О. Тухелю, М. Нойману, Хесферу и др. вынести больных на соломенных матрацах из больницы, уложить их вдоль улицы и убить выстрелом в голову. Первые убитые в Румбуле евреи не были рижанами – это были так называемые Reichsjuden (нем. «евреи из рейха»), или «немецкие евреи» (поскольку говорили по-немецки). Они были привезены поездом из Германии на станцию Шкиротава (Сортировочная) в Риге 29 ноября ночью. Поскольку место для их размещения не было предусмотрено, 942 человека из них уничтожили в Румбуле утром 30 ноября, перед прибытием туда колонн евреев из Рижского гетто166. Первая колонна рижских евреев достигла Румбулы в 9 часов утра167. Ее подогнали к тому месту, где от шоссе отходила тропа, ведущая к месту убийства. Там охранники образовали строй в форме «воронки», обращенной узким концом к ямам168. Вдоль строя было установлено несколько пулеметов, готовых сдержать даже массовое бегство. Ближе к яме строй становился плотнее и уже, на расстоянии около 50 м от ямы охранники стояли на расстоянии 6-8 м друг от друга, а «воронка» сужалась до 4-5 м. На поляне перед лесом лица из латышских подразделений СД собирали ношу, которую принесли с собой евреи. По обе стороны тропы стояли деревянные ящики для более ценных вещей, которые евреи еще не побросали в канавы и кусты. Жертвы подводили непосредственно к ямам, чтобы сэкономить труд по перемещению трупов. При прохождении далее сквозь строй их заставляли снять одежду – полностью или до нижнего белья. Обувь сваливали в другую кучу. Тех, кто медлил, полицаи подгоняли прикладами и пинками. Раздетым людям приходилось стоять на морозе, видя, как убивают их родных и близких. Некоторые из них теряли рассудок. Жертвы сходили в яму по наклонному земляному спуску. Обессилевших мужчины заносили в яму и укладывали на свежие трупы170. Некоторые из них возносили молитвы, некоторые причитали, стонали и плакали. Влюбленные шли, прижавшись друг к другу, а матери крепко прижимали к себе детей. Жертвы заставляли ложиться лицом вниз, поверх тех, кто еще корчился и силился подняться в сочившейся крови и разбрызганных мозгах. Одиночными выстрелами в затылок их убивали с расстояния примерно 2 м. Каждой жертве полагалась одна пуля171. Маленьких детей бросали в ямы живыми172. Этот предложенный Ф. Еккельном метод убийства назывался «укладкой сардин». Для расстрела использовались советские автоматы, магазины которых вмещали 50 патронов. К тому же эти автоматы позволяли вести огонь одиночными выстрелами. Расстрел Ф. Еккельн поручил произвести своим телохранителям (10-12человек). Как немцы, так и местные полицаи, участвовавшие в акциях, употребляли много спиртного. Рядовые полицаи получали пол-литра, офицеры – литр водки. Под воздействием алкоголя и с наступлением темноты стрельба уже не могла быть достаточно меткой. Некоторые жертвы приходили в сознание, и в ночи еще долго слышались стоны. Это были легко раненные и просто заваленные телами люди, в которых не попала пуля. Ямы охраняли полицаи, которым было приказано убивать на месте всех выживших. Однако на следующий день около 11 часов утра во дворе железнодорожной станции Румбула появились две голые окровавленные женщины. У одной было прострелено горло, другая была ранена в щеку, и у нее был разорван язык. Жена железнодорожного рабочего попросила не убивать их на месте, поскольку дома были дети. Подоспевшими полицаями эти полуживые женщины были свалены в сани и увезены обратно к ямам. Уборка трупов с улиц гетто началась около 14 часов. Как правило, это были старые и больные люди, убитые выстрелом в голову. Евреи из «малого гетто» собрали и перевезли трупы на находившееся в черте гетто Старое еврейское кладбище. (Убитых было около 800178). Для этого использовались санки, подводы, тачки. Некоторые лежавшие на улицах евреи еще дышали, но их добили лица из «команды Арайса». Э л ь м а р Р и в о ш: «Улица, залитая кровью, белый снег, ставший за одну ночь серым с красными узорами. Трупы – все старики и женщины. Помятые колясочки, детские саночки, сумочки, перчатки и калоши, мешочки с продовольствием, бутылочка с соской, в ней замерзший тум, детский ботик. И по сторонам трупы. Они еще теплые, мягкие, лица залиты кровью, глаза открыты. <…> Худые трупы уже окоченели, и их удобно взять и погрузить, толстые же женщины еще совсем мягкие, и их никак не ухватить, никак не поднять, они как-то выскальзывают из рук. Все время кажется, что эти толстые женщины еще живы и вот-вот завопят. Когда везем их на тележке, то они колышутся, как живые, а кровь комьями падает на белый снег. <…>. Мы возим трупы пока только за ворота кладбища, там складываем отдельно рядами мужчин и женщин. <…> Привезли мальчика лет двенадцати. Чудный, красивый ребенок в серой шубке с меховым воротничком, в новых сапожках. Лежал он на спине с широко открытыми голубыми глазами на восковом личике. Револьверная пуля попала в затылок, и только часть воротничка была залита кровью. Лежал он, как кукла, и как-то не верилось, что он еще недавно был живым и, может, веселым ребенком. <…> Наконец мы пробили замерзший слой земли, вырубаем корни, и яма заметно начинает углубляться. Могила большая, приблизительно два на пять метров. Посредине что-то твердое.<…> Ударяю сильнее и выбрасываю песок, с песком – кусок материи с мясом. Это еще осенняя жертва. Оставляем труп на месте и продолжаем углублять яму вокруг него… <…> …Скоро слышим знакомые окрики. Над оградой появляются головы и плечи конных патриотов, за оградой – шарканье многих ног. Перед нами ворота кладбища, они сплошные железные, но отстают от земли на 25-30 сантиметров. Стоя в яме, видишь бесконечное количество ног. Ноги движутся осторожно, мелкими шажками, боясь поскользнуться. Все почти женские, иногда мелькают маленькие ножки детей. Изредка – палка, ощупывающая дорогу, тут же – игривые конские копыта. На улице Жиду в маленьком домике, в мансардной комнате, отодвинута занавеска и видны лица нескольких женщин. На них – ужас, немой упрек и сочувствие – жители Московского района. <…> Ноги [узников] и головы всадников. Как много они говорят, как много горя в этих ногах и какая наглость и удовлетворенность сквозит из этих голов и плеч. <…>. Все проходит на свете, прошла и последняя колонна. Ног больше не видать, всадники медленно удаляются. Одна из женщин в окне подносит к глазам платок. Занавеска опускается». Арайсовцы рыскали по опустевшим квартирам «большого гетто» в поисках оставленных евреями сколько-нибудь ценных вещей (в частности, их интересовала меховая одежда). В тот день ряд узников гетто, в том числе несколько врачей, покончили с собой. «Евреи из рейха», прибывшие в Рижское гетто два месяца спустя, еще находили трупы в подвалах и на чердаках. После последней акции в «большом гетто», когда проверяли опустевшие дома, там оставалось около 100 мужчин, женщин и детей, которым удалось спрятаться в разных местах и чудом спастись. 8 декабря, в день второй акции, вспомогательный персонал больницы гетто получил приказ подготовить больных к эвакуации. Около полудня в больницу явились несколько эсэсовцев и проверили каждый уголок. К больнице были поданы грузовые автомашины, предназначенные для вывоза на расстрел больных иперсонала185. В гетто стали распространяться ложные слухи, что евреи, уведенные 30 ноября, живы и находятся в каком-то концлагере. 8 декабря узники были более спокойны, ибо думали, что зверства, которые они наблюдали на улицах гетто в день первой акции, больше не могут повториться. С собой было разрешено взять ношу весом 20 кг, которую якобы, как было объявлено, в указанное место доставит грузовая машина. На этот раз число застреленных внутри гетто было около 300186. 8 декабря погиб крупнейший еврейский историк С.М. Дубнов, продолжавший работать над своими трудами и в условиях гетто. В день второй акции в Румбуле выжили Фрида Фрид (Михельсон), Элла Медалье (урожд. Гутман) и Матвей Лутрин с женой и еще одна женщина по фамилии Гамбургер, а также неизвестный подросток, которого сначала приютил кто-то из окрестных жителей, а потом выдал. Ф р и д а М и х е л ь с о н: «Колонна вливается в лесок сквозь строй шуцманов. Тут же у входа большой, высокий ящик, а возле него стоит толстый немец-эсэсовец с дубинкой и кричит, чтобы в ящик сбрасывали драгоценности. В ящик падают золотые кольца, сережки, браслеты, часы. <…> Другой, шуцман-латыш, приказывает снять пальто, бросить в кучу, уже ставшую горой, и идти вперед. <…> Иду вперед, крича и вырывая волосы, я не чувствую даже, как вырываю их целыми клочьями. Следующий шуцман кричит: снять все до нижнего белья. <…> Воспользовавшись моментом… я бросилась на землю лицом в снег и замерла неподвижно. Немного спустя слышу, как надо мной говорят по-латышски: – Кто здесь лежит? – Наверное, мертвая, – отвечает громко второй голос: – это гонят евреев: быстрей, быстрей. И евреи бегут прямо в могилу. Я слышу, как возле меня стонет женщина: «Ай, ай, ай!..» – и чувствую, что она бросила мне на спину какой-то предмет, затем второй. Голоса женщины больше не слышу, но предметы падают один за другим, я понимаю, что это падает обувь. Вскоре я покрываюсь целой горой ботинок, валенок, бот. <…> Люди горько рыдают, прощаются друг с другом, и тысячами все бегут и бегут в пропасть. Пулеметы непрерывно стрекочут, а шуцманы все орут и гонят: «Быстрей! Быстрей!», – дубасят дубинками, нагайками. Так длится много часов. Наконец, стихают крики, прекращается бег, смолкает стрельба. Доносятся где-то рядом из глубины звуки, как при работе лопатами, – это, должно быть, закапывают расстрелянных. Русские голоса их подгоняют, торопят работать быстрее. Вероятно, для этой работы пригнали советских военнопленных. После, наверное, и их самих расстреляют. Меня давит гора обуви, все тело онемело из-за холода и неподвижности, но я – в полном сознании. От тепла моего тела снег подо мной растаял, и я лежу в луже. <…>Вдруг неподалеку в стороне от ямы тишину прорезал детский плач и крики: – Мама! Мама! Раздались беспорядочные одиночные выстрелы. Плач ребенка смолк. Убили. Опять тишина»191. Э л л а М е д а л ь е: «Вокруг, насколько можно было охватить взглядом, лес был оцеплен вооруженными охранниками, стоящими на расстоянии нескольких шагов друг от друга, образуя у самого шоссе живые ворота – вход для обреченных. Слышно было, как невдалеке строчили пулеметы. Дубинками и прикладами нас стали выгонять из машины и пристраивать к хвосту далеко растянувшейся плотной людской массы. <…> Из передних рядов доносились рыдания, переходящие в вопли и крики, сливаясь в сплошной стонущий гул. У многих на руках были дети. Ожидание близкой смерти передавалось и им, но дети не плакали – в детских глазах застыл леденящий душу страх. <…> Вдруг я услышала душераздирающий вопль – все оглянулись. Из-под груды пальто вытащили молодую женщину. Она пыталась спрятаться. К ней сразу подбежали несколько полицаев и, словно разъяренные звери, начали избивать ее, пока не прикончили. <…> Глухо, где-то из-под земли, беспрерывно раздавались выстрелы. Я подняла голову и увидела: бегут в ряд полунагие люди… <…> На меня уставился главный палач Арайс. Лицо его было по-животному обезображено, звериным оскалом вывернуты губы, он носился от одной группы к другой, был страшно пьян от водки и безумен от крови. У меня вырвался рыдающий крик: – Я не еврейка! Меня всю лихорадило. Арайс небрежно отмахнулся и заорал: – Здесь все жиды! Сегодня должна литься жидовская кровь! <…> Я побежала к немцам. <…> Навстречу мне вышел из ряда какой-то важный, холеный эсэсовец, вероятно, предводитель акции. В нескольких шагах от него я выпалила на немецком: – Я не еврейка! – Каким образом ты здесь оказалась?!, – крикнул он. – Мой муж был евреем! – Если врешь, девка, застрелим тебя завтра. – Нет! Нет!, – я замотала головой и заплакала. <…>.Эсэсовец скороговоркой приказал что-то шуцманам, мне принесли чье-то пальто… <…>Колонна начала редеть, заканчивались убийства». Число расстрелянных в ходе двух акций в Румбуле евреев из Рижского гетто оценивается примерно в 25 тыс. человек. Всего там было расстреляно 27 800человек (включая «евреев из рейха», привезенных в ночь на 30 ноября 1941 г., и около 300 советских военнопленных, использовавшихся на «земляных работах»). Испачканная кровью и простреленная одежда убитых 30 ноября и 8 декабря была тщательно отсортирована и вместе с мебелью из гетто впоследствии распродана немцам и местным жителям195. Хотя «евреи из рейха», депортированные в Ригу, не принадлежали к населению города и потому формально остаются за рамками темы этой статьи, вкратце следует коснуться и их судьбы. Первый транспорт с «евреями из рейха» (из Берлина), как и последующие эшелоны с евреями из других европейских стран, прибыл на станцию Шкиротава в Риге в ночь с 29 на 30 ноября, накануне первой акции в Румбуле. За исключением нескольких мужчин, отправленных в бывшее имение Юнгфернгоф (Юмправмуйжа, в 3 км от станции Шкиротава, между шоссе Рига-Даугавпилс и Даугавой), все привезенные евреи (942 человека) были убиты 30 ноября в 8 часов утра в Румбуле, пока по пути туда находились местные евреи. 1-8 декабря в Латвию прибыли еще четыре транспорта – всего 3747 человек из Нюрнберга, Штутгарта, Вены и Гамбурга, которые были размещены в концлагере Юнгфернгоф. Только в начале 1942 г. в Латвию были привезены 19 тыс. евреев. Около 2000 престарелых и слабых людей, не способных передвигаться самостоятельно, были убиты прямо на станции Шкиротава, и над их могилами оккупанты позднее проложили новый железнодорожный путь, существующий и поныне. Всего из «рейха» (т.е. из Германии, Австрии и Чехии) в Латвию (по неполным данным) были депортированы 24 603 еврея (из них в Латвии были убиты около 11 тыс. человек200, выжили 1073 человека) и еще по нескольку тысяч (точное количество не установлено) – из Венгрии и Литвы. По некоторым свидетельствам, в Латвию были депортированы евреи и из других европейских стран. Для такого количества людей не хватало жилья, поэтому там была очень большая смертность – от пребывания на морозе и нехватки продовольствия. Многих из этих евреев лица из «команды Арайса» убили в Бикерниекском лесу («евреев из рейха» они начали там убивать в начале 1942 г.203). «Евреи из рейха» в целом происходили из слоя предпринимателей и квалифицированных работников и были менее привычны к ручному труду, чем латвийские евреи. Многие, особенно молодые мужчины, погибли от непосильного труда на строительстве Саласпилсского концлагеря. Условия там были губительными, и смертность от голода и недоедания была очень высокой. А л е к с а н д р Б е р г м а н: «…я увидел через два забора, как на противоположной стороне улицы, в «немецком гетто», стоят на солнышке женщины и держат на руках, как младенцев, своих мужей. Как я впоследствии узнал, то были те мужчины, которых привезли эшелонами в Ригу с их семьями. Однако их направили не в гетто, а на стройку концлагеря Саласпилс. Живя в нечеловеческих условиях, постоянно голодая и подвергаясь систематическим унижениям, мужчины мерли, как мухи… <…> Оставшихся в живых после завершения строительства концлагеря отправили в гетто, и я их увидел на руках их жен. О них нельзя было даже сказать «кожа да кости» – такими маленькими и сморщенными они выглядели». В Юнгфернгофе были сараи, конюшни и другие хозяйственные постройки, где были размещены евреи, которых использовали на различных строительных работах. Комендантом лагеря был Р. Зек. Сначала внутри и снаружи лагеря евреев охраняло латышское подразделение СД, с января 1942 г. внутри – еврейская полиция во главе с Ю. Леви. Здесь также были «юденрат», больница без лекарств, зато с десятью врачами и обслуживающим персоналом. Число жертв зимой 1941-1942 гг. было очень велико. В день от голода и холода в среднем умирали 3 человека. Вещи вновь прибывавших евреев конфисковывались «в пользу Великой Германии» и сортировались. Часть их забирало местное нацистское начальство и отправляло своим семьям в Германию, а часть раздавалась в качестве подачек местным коллаборационистам. В освободившемся в гетто жилье уничтоженных рижских евреев, куда поселяли «евреев из рейха», они могли найти кое-какие необходимые им вещи и даже остатки продовольствия. 10 декабря 1941 г. контроль над гетто взяло на себя СД, и оберштурмфюрер (старший лейтенант) СС К. Краузе объявил себя комендантом гетто. Он и его адъютант М. Гимних отличались особой жестокостью по отношению к узникам. Около 1000 евреев, прибывших в этот день из Кельна, были первой группой «евреев из рейха», помещенной в Рижское гетто. В начале 1942 г. примерно четверть территории гетто была отдана обратно в распоряжение города, и в дальнейшем гетто имело тенденцию к сокращению. В период с 14 декабря 1941 по 10февраля 1942 г. в гетто прибыли 14 групп «евреев из рейха». На этом транспорты евреев оттуда закончились. Когда в августе-сентябре 1944 г. «евреев из рейха» отправляли из концлагеря Кайзервальд обратно в Германию, примерно треть из них еще были живы. В феврале 1942 г. в Рижском гетто насчитывалось около 11 тыс. «евреев из рейха», в Юнгфернгофе были размещены примерно 2500, в Саласпилсе – около 1300 из них. Жизнь «евреев из рейха» в гетто была организована по группам соответственно городам, из которых они прибыли (Берлин, Нюрнберг, Штутгарт, Вена, Гамбург, Кельн, Кассель, Дюссельдорф, Билефельд, Ганновер, Терезиенштадт, Лейпциг, Дортмунд, Прага). Соответствующим образом (по названию городов) были даже переименованы улицы в гетто. В гетто «евреев из рейха» действовал «юденрат»: староста – М.И. Лейзер (Кельн), члены – Г. Флейшель (Ганновер), З. Блетнер (Кассель), Беренд (Кельн), а также еврейская полиция: Р. Хаар (Дрезден), Мильденберг, Флатов, Крох, Фельдман и др. Каждая группа имела своего старосту. Медицинской помощью в гетто для «евреев из рейха» руководил врач Ауфрехт. Для каждой группы немцы выбрали специального полицейского, представителей и старших рабочих колонн. Считается, что по сравнению с другими гетто Восточной Европы режим в Рижском гетто был несколько более «мягким». Во дворах некоторых домов были даже огородики. Сохранялись семьи и признаки общинной жизни. К 1943 г. в гетто сложилась довольно разнообразная общественная жизнь, включавшая обучение в школе, лекции (в частности по литературе и истории), художественную самодеятельность. Однако рождавшихся в гетто детей охрана уничтожала. Действовала синагога со святым ковчегом, где хранились свитки Торы, и кантором. Евреи из Германии, исповедовавшие католицизм, имели даже свою молельню (хотя их постигла та же судьба, что и их соплеменников, исповедовавших иудаизм). Саласпилсский концлагерь начал строиться в Рижском уезде в декабре 1941 г. как место заключения евреев, вывезенных из европейских стран, и до мая 1942 г. там в основном содержались евреи, а затем туда стали заключать латышей и депортированных из западных областей России и Белоруссии. Данные о количестве узников и жертв концлагеря противоречивы. Последние евреи были отправлены оттуда в Рижское гетто в январе 1943 г.(В 1967 г. на месте концлагеря Саласпилс был открыт мемориальный ансамбль.) С начала ноября 1942 г. евреи из Рижского гетто стали использоваться для медицинских экспериментов в «институте гигиены» СС, который был создан нацистами на базе серологической станции Латвийского университета в бывшем имении Клейсты (в то время в 5 км от Риги на левом берегу Даугавы). Институт занимался проблемой борьбы с сыпным тифом, и узники гетто служили донорами для подкормки вшей в его лабораториях. Все подвергавшиеся этим экспериментам евреи остались живы. 24 апреля 1942 г. численность охраны гетто была увеличена до роты – 144 человека. Вскоре ее численность была уменьшена до 88 человек – по 44 на смену. Смена работала по 24 часа, и охранники сменялись в 13 часов. При смене постоянно находились четыре немецких полицейских и два латышских офицера220. В январе 1943 г. К. Краузе был переведен в концлагерь Саласпилс, и новым комендантом гетто стал оберштурмфюрер СС Э. Рошман. 4 или 5 февраля 1942 г. на расстрел были уведены примерно 1500 евреев старшего возраста из Берлина и Вены. 15 марта ознаменовалось так называемой «усть-двинской операцией». Комендант гетто К. Краузе потребовал от каждой группы выбрать от 60 до 120 человек старшего возраста для переселения в Усть-Двинск (Даугавгрива – район города у впадения Даугавы в Рижский залив). Такая же операция 13-14 марта произошла в Юнгфернгофе. Было объявлено, что евреи якобы требуются на рыбозаводе, работа на котором наиболее подходит для пожилых людей. Фактически они были убиты «командой Арайса» в Бикерниекском лесу по методу «укладки сардин». (По другой версии, по дороге туда они были удушены выхлопными газами в автомобилях-«душегубках».) Ямы рыла группа из 48 евреев – узников рижской Центральной тюрьмы. В целом численность узников в гетто в результате этой акции уменьшилась примерно на 1900 человек, а в Юнгфернгофе – на 1840, а общее число «евреев из рейха» сократилось до примерно 11 060 (9100 в гетто, 1550 в Саласпилсе и 450 в Юнгфернгофе). К февралю 1943 г. их число снизилось до примерно 8060 человек. В Рижском гетто существовало подпольное Сопротивление, оттуда постоянно предпринимались попытки побега. В частности, группа установила связь с немецким офицером, который за большие деньги обещал снабдить их документами, дававшими возможность морем добраться до Швеции. Однако офицер оказался провокатором СД, и когда беглецы поднялись на судно, они были арестованы и затем убиты. Первые подпольные группы появились еще в «большом гетто» в ноябре 1941 г. Считается, что инициаторами движения были предприниматель О. Окунь из Даугавпилса и адвокат Я. Евельсон из Риги. К ним присоединились И. Баг из еврейской полиции, учитель И. Лат, инженер М. Михельсон и механик И. Ботвинкин
Метки: Что евреям Израиль