Если вы еще не видели культовый израильской сериал «Фауда», то просто обязаны его посмотреть. Главные герои — бойцы сверхсекретного подразделения ШАБАКа, «мистаарвим», то есть евреи, которые маскируются под арабов и ведут борьбу с террором внутри логова врага. А один из главных персонажей — капитан Аюб, координатор служб безопасности на территориях или, проще говоря, вербовщик. Это, конечно, собирательный образ, но у него есть вполне конкретный прототип. И мне предоставилась уникальная возможность взять интервью у Эреза Хасона, который двадцать шесть лет проработал в должности координатора округов Хеврона и Рамаллы. И он рассказал мне о том, как происходит вербовка, почему арабы готовы сотрудничать с евреями и насколько сильно они нас ненавидят. Наша встреча с Эрезом Хасоном происходила на следующий день после теракта в Иерусалиме, когда два человека погибли от бомбы, взорвавшейся на автобусной остановке.
— Как вы думаете, исходя из вашего опыта и информации, которой вы обладаете. Мы на пороге новой интифады?
— Я бы сказал, что это длительный и многофакторный процесс. С одной стороны, мы видим у израильской стороны снижение способности к сдерживанию террора. С другой стороны, усиливается ощущение безнаказанности у арабских экстремистов. Это целый процесс, который идет одновременно в двух направлениях, и мы видим, к чему он приводит. Я бы пока не употреблял слово «интифада». Но мы видим, что происходит в Иерусалиме, в Иудее и Самарии. Это постепенная утрата контроля на территориях и силы сдерживания. В первую очередь вследствие того, что наш ответ на террор недостаточно жесткий, однозначный и болезненный, наша политика непоследовательна, мы не демонстрируем уверенности и настойчивости в защите наших граждан от террора. Враг видит нашу разобщенность, политическую нестабильность, неспособность договориться у себя внутри и использует это в своих целях. Бьет по больному месту: взрывает, похищает, убивает. Я все время призываю народ Израиля понять: мы не имеем права на слабость, мы должны объединиться, отложить мышиную возню за кресла и мандаты, продемонстрировать силу и сплоченность. Но в этом есть и позитивный момент. Противник таким образом обнаруживает свою деятельность, и мы понимаем, какие меры нужно принимать.
— И какие же меры нужно принимать?
— Я не буду сейчас вдаваться в подробности, но у нас есть множество средств в арсенале. Я полностью доверяю нашим силовым структурам, они прекрасно знают, что нужно делать. Но мы — исполнительная власть, мы не принимаем решения. Поэтому я призываю тех, кто действительно принимает решения, дать нашей армии и службам безопасности сделать все возможное, чтобы задавить террор и не дать ему распространиться. Сегодня мы делаем недостаточно и всегда немного запаздываем.
— То есть все упирается в политическую поддержку?
— Да. Мы умеем действовать против террора, но нам не хватает политической воли в стране, которая находится на пороге большого противостояния.
— Противостояния с кем?
— С палестинскими жителями Иудеи и Самарии и в меньшей степени с арабами Газы. Но ситуация усугубляется тем, что враги живут среди нас. Существует очень тесная связь между некоторыми иерусалимскими арабами и жителями Иудеи и Самарии. Это противостояние — длительный процесс, как я уже говорил, и начался он в мае двадцать первого года. Тогда у многих израильтян открылись наконец глаза. Но, видимо, этого недостаточно.
— Вы хорошо знаете арабов. Вы можете объяснить, что заставляет человека взять оружие или бомбу и пойти убивать?
— Прежде всего, нужно выделить в отдельную категорию «одиночного террориста», который совершает теракт самостоятельно, никого не посвящая в свои планы и понимая, что с большой вероятностью не вернется домой. Его мотивы понятны: безумная ненависть к евреям, безустанная промывка мозгов, религиозные обещания о семидесяти двух девственницах и прочий бред. Возьмите восемнадцатилетнего парня, который верит, что Израиль не имеет права на существование, а умереть шахидом — это очень почетно. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он берет оружие и идет убивать евреев. Кроме того, он живет в культуре, где смерть священна, и, соответственно, выполняет божью заповедь. Его ничто не может остановить. Для нас священна жизнь, а для них — смерть. В этом главная разница между нами. С другой стороны, есть организации, где выстроена целая террористическая сеть. И с тем, и с другим нам приходится бороться.
— Вы верите, что из этого противостояния существует выход?
— Мне сложно представить, как это может разрешиться. Это война не территориальная, как ее некоторые пытаются представить. Это война религиозная. Я не вижу ни одной возможности разрешить религиозный конфликт. Это значит, что у нас есть только один способ выжить: быть сильными и последовательными, верить, что это наша земля и никто не сможет нас отсюда выгнать. Нам некуда отступать, за нами море. Это игра с нулевой суммой: или мы, или они. Если мы не будем сильными, нас просто уничтожат.
— В сериале нам показывают такую звериную ненависть по отношению к евреям, что даже сложно представить. Это действительно так?
— Я думаю, что только в последнем сезоне создателям удалось приблизиться к более-менее адекватному изображению отношения арабов к евреям. В реальности ненависть к нам намного сильнее, глубже и масштабнее. Промывка мозгов начинается в детстве, с детского сада. И дальше продолжается беспрерывно. В сериале показана ненависть «на кончике ножа», как говорится. На самом деле все намного хуже. Их ненависть носит глубинный характер, и она настолько сильна, что ее трудно описать. И я еще раз повторяю: это не война между бедными и богатыми, не борьба за территорию. Это религиозная война, священная война. Самая жестокая и непримиримая. Поэтому, если мы не поймем, что мы должны быть сильными и жесткими, нас просто не будет. Ни здесь, ни в любом другом месте. Нас уничтожат как народ, как этнос. Это уже пытались сделать, и не раз. Меняются только враги, суть остается неизменной. У нас очень опасная ситуация, но мы с ней справимся» Источник (публикуется с сокращением)