Дневник студентки Киевского политехнического института Нины Герасимовой. Дневники хранятся в фондах Национального музея «История Украины во Второй Мировой войне» (Киев), электронная копия рукописи опубликована на сайте музея.
11.07.1941 — «Ночь прошла тревожно. После 12 ч. ночи началась бомбардировка. Я вышла во двор. По небу искрили прожекторы, слышался шум самолета. Наконец, его поймали на перекрестке нескольких прожекторов. По небу полетели красные, зеленые и оранжевые шарики – это обстреливали самолет. Картина была очень красивая, не хотелось верить, что это страшная война. Самолет бил по прожектору. Два раза я одевалась и выходила во двор. С [нрзб.] был сбит немецкий самолет. Я видела, как летчик опускался на парашюте. Весь день гудят самолеты. 2-й день я не работаю. Из Киева в панике бегут евреи. Одна из них мне сказала, что их все ненавидят, и они боятся погромов. Действительно, чувствуется страшная ненависть населения к ним. Я по-прежнему спокойна»
23.07.1941 — «23 июля. Пока в Киеве было тихо. Сегодня сообщили, что бои идут в направлении Житомира. Сообщили, что этой ночью бомбили Москву. Это уже второй раз. Сегодня весь день летали самолеты, наверное, ночь будет неспокойная. Мила, Дуся и Нюся уже убежали из Киева. Евреи особенно всего боятся. Судьба Киева будет решаться в эти дни. Сталин – нарком обороны. Пока я ничего не боюсь»
8.08.1941 — «8 августа. Целый день дождь. Евреи спешно уезжают. В магазинах пусто. Все [нрзб.] молчаливы и мрачны. По нашей сводке за неделю немцы понесли потери: танков – 5000, самолетов – 4000, орудий – 77000, убито и ранено 6000.
По немецкой сводке мы потеряли всего вдвое больше. 21.00 сейчас впервые наблюдала воздушный бой, 2 немецких самолета и 8 наших»
28.08.1941 — «28 августа. У нас относительно спокойно, сбили в р-не Браваренко немецкий бомбардировщик. На подступах к Одессе идут бои. Одесса будет сдана. 24/VIII в Москве был еврейский митинг. В газетах помещено воззвание к евреям. Но их этим не прошибешь, воевать они не пойдут. Пусть другие воюют, они любят только хорошо жить, а теперь прячутся за спины других»
19.09.1941 — «Пятница. Ночь прошла тревожно. Первый раз за все время я спала одетая.
Вчера вечером все небо было охвачено заревом. Я вышла на улицу. Виден был сильный пожар за железнодорожным полотном. Видны были волны огня. Позже началась сильная стрельба, все гудело и дрожало. Я думала, что это идут бои в городе, но сегодня узнала, что это в Шевченковском саду взрывали все припасы. В саду стоят деревья с ободранной корой и поломанными ветками и представляют печальное зрелище. Ребята собирали [нрзб.] гильзы. В ближайших домах вылетели все стекла. Утро было холодное, пасмурное. Сильный ветер гнал по небу темные тучи. Город я не узнала. Как будто это не Киев был. Пусто, грязно. Мертвый город. Рано утром грабили магазины, но там почти ничего не было. Все вывезли. Сейчас появилось холодное солнце. Я пошла на Крещатик. Улица почти пуста, редкие люди бежали обратно, перепуганные, что в городе немцы. Говорили, что около молочного магазина лежат убитые жители. Вскоре их забрали. Киев сдан без боя.
Вступили немецкие войска на мотоциклах. Молчаливо и холодно смотрели на них. На Крещатике было оживленно около каждого магазина. Тащили все, что попадется, особенно игрушки. Разбирали мешки заграждений. Но людей было мало, боялись выйти. Улица была засыпана осколками стекол и бумажками. День был необычайно холодный и пасмурный. Только евреи на Крещатике встречали немцев [нрзб.] с хлебом с солью. Вот этого простить нельзя!!»
20.09.1941 — «20 сентября. Говорят, что выпущено какое-то воззвание. Евреи страшно перепуганные. Скорее бы установился какой-нибудь порядок. Немцы застрелили Джимку. Пришли в квартиру, стали сильно стучать. Я не могла никак им открыть, был испорчен замок. Они кричали, грозили оружием. У соседей взяли сахар, варенье, подушки. У Ли сняли с руки часы, она даже не успела опомниться. Настроение ужасное. Говорят, что взят Ленинград, Полтава, Москва окружена!»
26.09.1941 — «Горит Пушкинская, Музыкальный переулок. Дом взрывается за домом и невозможно ничего сделать. Нет воды. Все люди из больших домов с узлами идут по улицам. Многие живут на улицах. Сегодня плетками гнали большую толпу евреев. Вчера долго были все во дворе. Ночь была темная. Со стороны Крещатика шли густые клубы дыма, и над нашим домом стоит большое зарево, от него даже земля стала розового цвета. Все время видны вспышки и слышно, как взрываются дома. Разошлись спать поздно. Разбудила ночь нас Еф. Ив. Откуда-то стало известно, что немецкое привезенное радио сообщало, что весь город должен эвакуироваться. Короленко будет взорвана. Мама в панике стала собираться, сердится, вся дрожит. Было просто жутко. Взяли самое ценное и вынесли в коридор. Хорошо, что все было раньше сложено. Некоторые соседи ушли на Полевую. Я с другой частью соседей вышла на улицу. Было страшно смотреть, люди с детьми, нагруженные чемоданами и узлами, еле шли, стараясь бежать. Мы останавливали некоторых, спрашивали, кто велел уходить, и все говорили по-разному. Кто говорил, что весь город будет взорван, другие, что только часть города. Рядом с нашим домом в школе 45 стоял немецкий пост. Подойти к постовому и спросить все боялись, чтобы не убил. Мне все надоело, и я решила пойти одна. Говорю по-немецки я плохо, но решила, что как-нибудь смогу спросить, что нам делать и понять ответ. Немец старался четко говорить, объяснил, что наш квартал в безопасности, что уходить надо из района Оперного театра. Я вернулась и сообщила это соседям. Я пригласила к себе остановившую мною семью мужа, жену и старуху. Они были чрезвычайно благодарны и хотели хотя бы ночевать на лестнице. Но что же было мне бояться, когда я только лишь хотела все бросить, и тоже пришлось бы просить приюта у кого-либо. Места у меня много. Угостила чаем. Мария Федоровна обнаружила, что она потеряла все паспорта. Пошла искать, но не нашла. Спать легли под утро. Сегодня я оставила их жить у себя. Филипп Игнатьевич – юрист. Он сегодня утром меня очень трогательно поблагодарил за гостеприимство. Мне как-то стало неудобно. М. Ф. все не может успокоиться и волнуется из-за утерянных паспортов»
28.09.1941 — 20.00. Каждый час новости. В середине дня был вывешен страшный для евреев приказ: чтобы завтра 29/IX все они явились к 8 ч утра на Лукьяновку (в Бабий Яр) с документами, теплыми вещами. Кто не явится, тот будет расстрелян.
Как видно, все они будут высланы из Киева. Волнение среди евреев страшное. Тяжело видеть страдания людей. Многие из них думают, что они идут на смерть. Пришла Мария Федоровна, страшно взволнованная, и сказала, что они евреи и завтра им нужно идти. А паспорта у них были русские, но она их потеряла. Тяжело было смотреть, как плакал Филипп Игнатьевич, стараясь скрыть слезы. Я дала ему валерьянку. Евреи этого никак не ожидали. Вечером пришел Виктор и позвал Ф. И. играть в дурака. Я отговаривала, но он боялся не пойти, чтобы не вызвать подозрений, т.к. все соседи их считают русскими. Скоро вернулся. Люда мне сказала, что ей сказал Ароньчик, что евреев вышлют в Советский Союз. Я радостно прибежала и сказала своим. Ф. И. поверил, был страшно рад и сказал: «Ниночка, вы у меня с души камень сняли, позвольте мне вас поцеловать», — и поцеловал в щеку. Я, кажется, этот поцелуй никогда не забуду. Пошел лично поговорить с семьей Арона.
Я уговорила завтра отправить только старуху, а самим пока не идти. Все равно в один не отправят, а там видно будет.
Старухе 80 лет. Она просила, чтобы я никогда не расставалась с подаренной мне пудреницей и всегда помнила, что ее молитва всегда со мной. Приготовила ей белые сухари на дорогу»
29.09.1941 — «С раннего утра толпы евреев тянулись по улицам с узлами, чемоданами, детьми. Зрелище было тяжелое, не слышно было слез, шли все молча, никто из русских жителей не позволил себе ни одного хулиганского выпада против них. Ф. И. и М. Ф. я не пустила. Они послушались меня. Вполне возможно, что русских тоже выселят из Киева и сделают его полностью украинским городом. Скорее бы окончилась война!»
30.09.1941 — «Узнали, что евреи расстреляны в Бабьем Яру. Никто этого не ожидал. Хорошо, что не пустила Ф. И. и М. Ф. Ф. И. сказал, что лучше бы он свою мать своими руками отравил. Но кто же знал. Она также могла оставаться у меня. Все русские в квартире и они подозрения ни у кого не вызывают. Страшно»
10.04.1944 — «Безобразие продолжается. Хожу целые дни, но безрезультатно. Ни толку, ни порядка нигде не видно. С завода не отпускают. В ночь с 7 на 8 был налет на Дарницу, там было много эшелонов, войск и много жертв. Говорят, что было что-то страшное. Мама очень волновалась и сошла вниз. Мне было безразлично, т.к. жизнь надоела. Я не вставала. Сводка хорошая. Перешли границу Румынии, достигли границ Чехословакии. Скорее бы конец войне. Евреев в Киеве уже полно. Все руководящие должности в их руках. Не любят их страшно, но ничего не изменилось, они по-прежнему устраивают гешефты, русские же умирают на фронте»
7.05.1944 — «7 мая. В ночь с 5-го на 6-е опять бомбили Дарницу в течение 1 ? часов. Говорят, что немцы пошли в наступление, неужели они применят газы. В Киеве вся торговля в руках евреев. Они воюют на трудовом фронте! Недовольство ими страшное»
22.06.1944 — «Четверг. Три года назад в этот день упали первые бомбы на Киев, и окончилась спокойная жизнь. Сколько погибло хороших людей, а негодяи и дезертиры процветают, но они больше всего кричат о любви к родине и посылают других умирать за нее.
Сегодня на митинге выступил Грушецкий, говорил о любви к родине. Противно было слушать этого Абрашку, хотелось крикнуть: «А что ты сделал для родины?», пролил ли каплю своей поганой крови?
Сегодня ночью опять был где-то налет. Я уже привыкла. Взят Выборг, немцы начали медленно отступать на втором фронте. Они стали применять летающие снаряды, управляемые по радио. Скорее бы конец этой войне! Надеюсь, что к зиме она окончится. С завода не отпускают»
26.06.1944 — «Было открытие стадиона. Ровно на три года опоздание. Ли была на открытии. Она весело живет, время не теряет. Вернется Алеша, она опять будет примерной женой. На заводе ничего не делают, занимаются только очковтирательством. Страшный наплыв евреев, пищат и лезут, занимают теплые места»
16.10.1944 — «На заводе меня держат просто на цепи. Поругалась с Грушецким. Мне кажется, что он мне просто хочет помешать получить образование, потому что я русская»
Дневники хранятся в фондах Национального музея «История Украины во Второй Мировой войне» (Киев), электронная копия рукописи опубликована на сайте музея. Ніна Герасимова мешкала в Києві на вул. Володимирській, буд. 64. Під час окупації столиці України в жовтні 1941 р. переховувала, ризикуючи власним життям, єврейське подружжя Грінбергів. Відповідно до постанови Фонду «Пам’ять Бабиного Яру» вiд 22 лютого 1998 р. за виявлені християнське милосердя й доброту та врятовані життя приречених на загибель євреїв Ніну нагороджено грамотою «Праведника України». (источник)