Календарь на 4-е ноября
Метки:
Метки:
Метки:
Русский национализм окреп и утвердился в годы царствования Александра III как движение не только откровенно контрреволюционное, но и верноподданическое. В нем не было уже ни грана свободомыслия и философской культуры, свойственных родоначальникам. Одна его составляющая, впрочем, оставалась неизменной с 40-х годов XIX века – антисемитизм, которым страдали и славянофил Иван Аксаков, и либерал Иван Тургенев, и народный печальник Николай Некрасов. При императоре Александре Александровиче еврейский погром стал неотъемлемой принадлежностью русской «общественной жизни». Рупор квасного патриотизма и антисемитизма, суворинская газета «Новое время» находила заинтересованную аудиторию в Германии и Австро-Венгрии, где пышным цветом цвел собственный национализм. Один из его видных деятелей, пастор Адольф Штеккер, созвал в 1882 году в Дрездене международный антисемитский конгресс, на котором присутствовали и делегаты из России. Плодом этого взаимодействия и обмена идеями стали «Протоколы сионских мудрецов» – сочинение, сыгравшее совершенно исключительную роль в становлении национал-социализма и формировании личного мировоззрения Гитлера. Вряд ли стоит сейчас излагать аргументы, доказывающие поддельность этого текста, – на этот счет существует обширная литература. Автор опуса в точности не известен, однако имеются веские основания считать организатором провокации жандармского полковника Петра Рачковского, руководившего в Париже заграничной агентурой Департамента полиции. В качестве первоисточников «Протоколов» обычно называют роман Германа Гедше «Биарриц», опубликованный в 1868 году под псевдонимом «сэр Джон Рэтклифф», а также памфлет Мориса Жоли «Диалог в аду между Монтескье и Макиавелли», который увидел свет четырьмя годами позже в Брюсселе. В парижской Национальной библиотеке будто бы даже обнаружился экземпляр брошюры Жоли, где карандашом отмечены места, почти дословно включенные в «Протоколы», первоначально написанные по-французски. Умберто Эко в романе «Маятник Фуко» указывает как минимум еще два источника – романы «Вечный жид» и «Тайны народа» Эжена Сю, рисующие всемирный заговор иезуитов, и роман Александра Дюма «Джузеппе Бальзамо», главный герой которого, граф Калиостро, исполняет волю мировой масонской закулисы. Иными словами, в дело пошла вся оказавшаяся под рукой конспирологическая литература, благо врагов рода человеческого всегда хватало: не масоны, так иллюминаты, не иллюминаты, так тамплиеры. «Протоколы» описывают собрание предводителей всемирного еврейского заговора на старом еврейском кладбище в Праге. Оказывается, главные орудия этого заговора – демократия, свобода слова, гражданские права. «Наш пароль – сила и лицемерие... – говорит главный раввин. – Еще в древние времена мы среди народа впервые крикнули слова «свобода, равенство, братство», слова, столь много раз повторенные с тех пор бессознательными попугаями, отовсюду налетевшими на эти приманки...» В действительности всем неевреям, «гоям», уготован полицейский режим, основанный на поголовном доносительстве: «Тогда не будет постыдно быть шпионом и доносчиком, а похвально...» На тот случай, если ужасный замысел «раскусят» и «поднимутся с оружием в руках» против евреев, у них задуман «терроризирующий маневр»: прорыты во всех столицах «метрополитеновые подземные ходы», откуда столицы будут взорваны. Первая публикация «Протоколов» в газете «Знамя» прошла незамеченной. Во второй раз их выпустил в свет в 1905 году под одной обложкой с собственными сочинениями православный публицист Сергей Нилус, человек психически нездоровый и страдавший манией преследования. В послесловии он утверждал: «Все это добыто моим корреспондентом из тайных хранилищ Сионской Главной Канцелярии, находящейся ныне на Французской территории». Это издание имело колоссальный успех благодаря революции, служившей как бы живой иллюстрацией к «стенограмме». Как утверждает Александр Солженицын в своей книге «Двести лет вместе», Николай II, прочитав «Протоколы», начертал на полях: «Наш Пятый год точно под их дирижёрство!» Однако когда председатель Совета министров Столыпин доложил ему, что этот опус – несомненная фальшивка, царь распорядился: «Протоколы» изъять. Нельзя чистое дело защищать грязными способами». Чистота дела у него сомнений не вызывала. В годы первой русской революции правоэкстремистские круги оформляются организационно – в «Союз русского народа». Его создатель тайный советник Александр Дубровин, составивший состояние частной врачебной практикой, был принят и благосклонно выслушан Николаем. Не одобряя парламентаризма, вожди крайне правых видели в Государственной думе удобную трибуну. Их глашатаями там стали помещики Владимир Пуришкевич и Николай Марков (Марков 2-й). Вот отрывок из книги воспоминаний генерала Джунковского, товарища министра внутренних дел и командира Отдельного корпуса жандармов, в описываемый период – московского губернатора, ярко рисующий атмосферу и уровень их полемики. «Куда же идет наша государственность? – задал вопрос Милюков (лидер фракции конституционалистов-демократов. – В. А.). – Не идет ли на смену октябристам более правая сила? Вот ужасное сообщение «Русского знамени», что государь и наследник состоят членами «Союза русского народа», не опровергнуто»... «Потому что это правда!» – крикнул Пуришкевич. На правых скамьях поднялся шум. «Обвинение монарху, – продолжал Милюков, – что он состоит членом союза убийц и погромщиков». При этих словах правые, вскочив с места, стали потрясать кулаками, слова «сволочь», «мерзавец», «морду побью», «жидовский наемник», «скотина», «последний зуб выбьем» и другие ругательства раздавались в воздухе» Благодаря своей скандальным выходкам Пуришкевич пользовался всероссийской известностью и получал обильное финансирование из секретных фондов полиции и других государственных ведомств. Как политическая организация «Союз русского народа», в чьей программе не было ничего нового по сравнению с триадой николаевских времен «православие, самодержавие, народность», оказался слишком пестрым сборищем для систематической работы и начал распадаться вскоре после революции 1905-1907гг. Пуришкевич возглавил Союз Михаила Архангела, Марков и Дубровин – две конкурирующие фракции, называвшиеся одинаково. Для тех, кто уверовал в жидомасонский заговор, Октябрьская революция была лишь очередным подтверждением его реальности. Но наряду с исконным русским антисемитизмом появилось и нечто новое. Горький в «Несвоевременных мыслях» пишет о пачке прокламаций, присланных ему в 1918 году «Центральным комитетом Союза христианских социалистов», зовущих объединяться «антисемитов всех стран, всех народов и всех партий». «Арийская раса – тип положительный как в физическом, так и в нравственном отношении, – говорится в одной из листовок, – иудеи – тип отрицательный, стоящий на низшей ступени человеческого развития». Цитируя эти откровения, Горький восклицает об их авторах: «Глупые и жалкие люди, несчастные люди!.. Как все это бездарно и постыдно!» «Протоколы сионских мудрецов» пережили после Октября второе рождение. Они издавались пропагандистскими отделами Добровольческой армии (Врангель их запретил на подконтрольной ему территории, а Деникин называл газету, издаваемую в Ростове Пуришкевичем, «погромным листком»), а затем были вывезены в Европу и Америку и имели там шумный успех. Европа переживала потрясение ужасной мировой войны и последовавшего за ней мирового экономического кризиса. Люди со сломанными судьбами, лишенные последнего достояния, искали простые ответы на сложные вопросы. И «Протоколы» эти ответы давали. В короткое время они были переведены, и по нескольку раз, на все европейские языки, японский, китайский и, конечно, арабский. В Германию их привез и опубликовал происходивший из семьи обрусевших немцев полковник царской армии Федор Финберг, сотрудничавший до революции в черносотенных изданиях, но особо громкого имени себе не снискавший. На исторической родине ему было суждено не только стать популяризатором «Протоколов», но и сделать важный шаг от бытового в своей основе русского антисемитизма к антисемитизму интеллектуальному. Именно Финберг уже в 1919 году впервые сформулировал «окончательное решение еврейского вопроса» как поголовное истребление евреев. Он стал страстным апологетом расовой теории. Идеолог национал-социализма Альфред Розенберг, сам выходец из Российской империи, активно пользовался «Берлинскими письмами» Финберга при создании собственного опуса «Миф XX века», который, в свою очередь, стал источником вдохновения для Гитлера при написании «Майн Кампф». Русские националисты, оказавшиеся после революции в Германии и особенно в Баварии, встретили там массу единомышленников. О мюнхенском кружке Гитлера в то время не было и помину, а когда он громко заявил о себе, оказалось, что в ближайшем окружении фюрера немало прибалтийских немцев – тот же Розенберг, но в первую очередь Макс Эрвин фон Шейбнер-Рихтер, переселившийся в Германию еще в 1910 году в возрасте 25 лет и сделавшийся ближайшим помощником Гитлера. Именно выходцы из России внушили Гитлеру ненависть к большевизму как к одному из обличий еврейского заговора. «Другой вопрос, – пишет по этому поводу исследователь нацизма Уолтер Лакёр, – действительно ли Гитлер верил в это, и если так, до какой степени, а в какой мере он просто считал это полезным для его внутренней политики мифом, а для внешней – подходящим оружием». Шейбнер-Рихтер был главным связующим звеном между руководством партии и окружением великого князя Кирилла Владимировича. Кирилл, считавший себя законным наследником, был женат на Виктории Саксен-Кобург-Готской, поэтому после революции семейство поселилось в Кобурге, где жил двоюродный брат великой княгини герцог Карл. Виктория Федоровна была поклонницей национал-социалистов. Вместе с женой Шейбнер-Рихтера Матильдой она посещала учения штурмовиков и пожертвовала в партийную кассу значительные суммы, продав свои фамильные драгоценности. В мае 1921 года Шейбнер-Рихтер организовал даже съезд русских монархистов в Бад-Рейхенхалле. На съезде был избран Высший монархический совет во главе с Марковым 2-м, однако затея не оправдала себя: совет поддержал претензии на престол великого князя Николая Николаевича, и его вожди постепенно перебрались в Париж, поближе к наследнику. Вокруг Кирилла Владимировича остались лишь люди, решившиеся связать свою судьбу не столько с ним, сколько с национал-социализмом. В 1923 году альянсу нацистов с русской правой эмиграцией пришел конец: Шейбнер-Рихтер погиб во время «пивного путча». Он шел во главе колонны штурмовиков рука об руку с Гитлером. Сраженный наповал, он увлек за собой на мостовую и Гитлера и тем, вероятно, спас его от смерти. Вблизи элиты рейха удалось удержаться лишь одному выходцу из России. Это был Григорий Шварц-Бостунич, уроженец Киева, полностью отрекшийся от своего славянского происхождения. Он вовремя понял, что звезда Альфреда Вальдемаровича, как называли Розенберга соотечественники, закатывается, и переключил свою энергию на Гиммлера. К концу войны он имел звание штандартенфюрера СС и был одним из самых популярных лекторов-пропагандистов по еврейскому и масонскому вопросам. Тем временем в советской России зрело течение, получившее впоследствии название «национал-большевизм» (термин не имеет ничего общего с названием партии Лимонова). Поставивший Чапаева в тупик вопрос – «Ты за большевиков али за коммунистов?» – на самом деле отнюдь не был лишен смысла. В народе слово «коммунист» было эвфемизмом революционера-инородца (возможно, из-за своего иностранного происхождения), тогда как слово «большевик» обозначало русского. С распадом империи русское население национальных окраин оказалось в том же положении, что и немцы после Версальского мира, – оно превратилось в дискриминируемое и унижаемое меньшинство. Поэтому воссоединение государства в более или менее прежних границах, хотя бы и под большевистским флагом, многими воспринималось как исполнение девиза о единой и неделимой России, ради которой воевали белые армии. Одним из провозвестников такого подхода стал известнейший деятель эмиграции, националист и монархист Василий Шульгин, в марте 1917 года принимавший вместе с Гучковым на станции Дно отречение Николая II. Уже в 1920 году он объявил, что «белые идеи перескочили фронт». «Большевики думают, – пишет Шульгин, — что создали социалистическую армию, которая дерется во имя Интернационала, но это вздор... На самом деле они восстановили русскую армию... Знамя единой России фактически поднято большевиками». Спустя пять лет ему представился случай лично убедиться в справедливости своих суждений. Шульгин совершил поездку по России по приглашению мифической подпольной организации – Монархического объединения Центральной России (МОЦР), она же «Трест». В Москве у него состоялась встреча с лицом, не назвавшимся по имени, которое, судя по всему, занимало важный государственный пост и одновременно было одним из вождей всемогущего «Треста». Этот таинственный собеседник развернул перед ошеломленным Шульгиным план действий русских патриотов. «Мы обязаны готовить преемника советской власти, – говорил он. – А она падет, потому что на такой ненависти сидеть нельзя». Чтобы заслужить народную любовь, необходимо избавиться от «еврейского засилья». Евреи, заверял незнакомец, будут оттеснены от управления страной, однако «звериная расправа с еврейством в высшей степени невыгодна для будущности русского народа», поэтому лучшим вариантом был бы исход евреев из России. «Я думал, что я еду в умершую страну, а я вижу пробуждение мощного народа», — умиленно молвил закоренелый юдофоб Шульгин. «И это то, что никак до сих пор нам не удавалось передать в эмиграцию», – скрепил советский сановник. Описывая эту встречу в книге «Три столицы», Шульгин уверенно предсказывает: «Жидов, конечно, скоро ликвидируют». И заклинает своих былых врагов: «Коммунисты да передадут власть фашистам, не разбудив зверя». Михаил Агурский, из книги которого «Идеология национал-большевизма» взяты эти цитаты, комментирует странное событие следующим образом: «Преследовало ли ГПУ в деле Шульгина лишь цель дезинформировать белую эмиграцию? Безусловно да! Но важно то, какая форма была придана дезинформации». В данном случае Агурский пребывает в плену известной версии о том, что вся операция «Трест» была не чем иным, как мастерской провокацией «органов». Между тем новейшие исследования и материалы, ставшие доступными историкам в последнее время (о них «Совершенно секретно» подробно писала), говорят о том, что дело обстояло гораздо сложнее. То, что начиналось как провокация ГПУ, в конечном счете вышло из-под контроля Лубянки; операция превратилась в важнейший канал связи между деловыми и политическими кругами Запада и антисталинской оппозицией в большевистских верхах. В таком контексте речи таинственного незнакомца уже не выглядят дезинформацией с целью одурачить русских монархистов-эмигрантов, которые в то время, откровенно говоря, уже даром никому были не нужны. Действительность опережала самые дерзкие грезы Шульгина. К тому моменту, когда он внимал монологам загадочной личности в Москве, умами кремлевских вождей уже овладела идея стратегического альянса коммунизма и нацизма. В июне 1923 года видный деятель международного коммунистического движения Карл Радек, хорошо знавший Германию и ее политиков, выступил на заседании расширенного пленума исполкома Коминтерна с речью, которая произвела фурор в обеих странах. Радек говорил о смерти Альберта Лео Шлагетера, члена «Добровольческого корпуса» (Freikorps – полувоенные формирования националистов, впоследствии реорганизованные в отряды СА) в Рейнской области. Он был обвинен в шпионаже и саботаже и расстрелян французскими оккупационными властями, впоследствии стал одним из главных мучеников нацистского пантеона. «Шлагетер, мужественный солдат контрреволюции, – вещал Радек, – заслуживает того, чтобы мы, солдаты революции, мужественно и честно оценили его... Если круги германских фашистов, которые захотят честно служить немецкому народу, не поймут смысла судьбы Шлагетера, то Шлагетер погиб даром...» Оратор призвал лидеров правого немецкого национализма создать единый фронт против Антанты и буржуазии Германии. Призыв достиг адресатов. Один из лидеров немецких ультраправых, впоследствии вступивший в НСДАП, граф Эрнст фон Ревентлов принялся за дело. Над речью о Шлагетере прослезилась Клара Цеткин. Взаимодействию мешало, однако, то, что вождями немецких коммунистов были почти сплошь евреи. После поражения революции и «пивного путча» в Германии в 1923 году вопрос был снят с повестки дня, а спустя еще четыре года был снят со всех постов и исключен из партии сам Радек. Ему, однако, удалось отмежеваться от троцкизма и вернуться в публицистику. В этот краткий период реабилитации он написал большой памфлет о Гитлере, из которого явствует, что лидер национал-социалистов – марионетка монополистического капитализма Однако после прихода нацистов к власти процесс наведения мостов возобновился с обеих сторон. Страстным поборником советско-германской дружбы был, в частности, профессор Кёнигсбергского университета Теодор Оберлендер, имевший хорошие связи в руководстве НСДАП. В 1934 году Оберлендер побывал в СССР, встречался с Бухариным и Радеком, выразившими полную поддержку его взглядов. Оберлендер был другом Эриха Коха, в то время гауляйтера Восточной Пруссии, а позднее – рейхскомиссара Украины. О просоветских настроениях Коха и Оберлендера пишут немецкие авторы Густав Хильгер и Альфред Мейер в книге «Несовместимые союзники». Хильгер, переводчик Гитлера, был свидетелем того, как в августе 1934 года Карл Радек, сидя с Бухариным на подмосковной даче пресс-атташе германского посольства Баума, восклицал: «На лицах немецких студентов, облаченных в коричневые рубашки, мы замечаем ту же преданность и такой же подъем, какие когда-то освещали лица молодых командиров Красной Армии и добровольцев 1813 года (имеется в виду заключительный этап наполеоновских войн в Германии. – В.А.). Есть замечательные парни среди штурмовиков...» Их дополняет британский историк Джеральд Райтлингер в книге «Дом на песке». «В бытность рейхскомиссаром Украины, – пишет он, – Кох заимствовал у Гитлера его нерасположение к «неграм». Подобные чувства не владели в 20-х годах служащим железной дороги из Рура, когда он принимал свое будущее Восточно-Прусское королевство, едва ли представляя себе, как выглядит славянин. Соседство Кёнигсберга с Советским Союзом развило в Кохе скорее радикализм, чем германский национализм. В 1934 году он опубликовал книжицу под названием Aufhau im Osten («Прорубая окно на Восток»). Какова бы ни была в ней доля участия самого Коха, во всяком случае, книга обнаруживает то, чему Кох дал свое имя, а именно – теорию о том, что немецкая молодежь должна связать свою судьбу скорее с ожесточенной внеклассовой молодежью Советского Союза, нежели с декадентствующей молодежью капиталистического Запада... Еще более примечательна дружба Коха с человеком русофильских убеждений, профессором Кёнигсбергского университета Теодором Оберлендером, который непродолжительное время работал под началом Коха на Украине. В год публикации своей книги Кох присутствовал при тайном разговоре Оберлендера с человеком из старой большевистской гвардии, Карлом Радеком, галицийским евреем. И Оберлендер, и Радек были против враждебного бездействия своих правительств. Радек – воистину странная фигура – выказал себя поклонником СС и СА». (В 1937 году на процессе «параллельного антисоветского троцкистского центра» Радеку припомнили эти встречи и эти восторги. Бухарин на процессе «правотроцкистского блока» обвинялся в шпионаже на немецкую разведку, а также в том, что он и его подручные не только «провоцировали ускорение нападения фашистских агрессоров», но и вели вредительскую и диверсионную работу «в целях обеспечения поражения СССР». Теодор же Оберлендер в годы войны служил в чине капитана в контрразведке на Восточном фронте и не раз выступал за смягчение оккупационного режима. С 1953 по I960 год он был министром по делам перемещенных лиц в кабинете Конрада Аденауэра.) Ощущение, что на смену большевизму идет фашизм, было не у одного только Шульгина. Выдающийся русский мыслитель Георгий Федотов в 1935 году опубликовал статью «Новый идол», в которой писал: «Вчера можно было предсказывать грядущий в России фашизм. Сегодня он уже пришел. Настоящее имя для строя СССР – национал-социализм. Здесь это имя более уместно, чем в Германии, где Гитлер явно предал национал-социалистическую идею». Что мы знали о Гитлере и нацизме при советской власти? Немного. Кроме изданной АПН скорее пропагандистской, чем исторической книги «Преступник номер один», ничего не вспоминается. Даже материалы Нюрнбергского процесса вопреки решению Международного трибунала не были целиком опубликованы по-русски, а неопубликованные материалы лежали в спецхране. Гитлер был для советского народа или уродливой карикатурой Кукрыниксов, или злобным чудовищем. Разбираться в истоках его мировоззрения считалось недопустимым, постыдным и аморальным. О фашистах было принято говорить и думать примерно так же, как сейчас о террористах, – злыдни, нелюдь, и этим все сказано. Когда появились фильмы о войне, где немцы показаны пусть и отпетой сволочью, но все же не круглыми идиотами, когда в эпопее «Освобождение» мы увидели в Гитлере пусть мерзкое, но все же человеческое существо, это было откровением. У советского режима были какие-то свои, глубоко затаенные причины нежелания разбираться. Большое неудобство для историка представляли протоколы Молотова – Риббентропа и весь начальный период Второй мировой войны, когда Берлин и Москва были союзниками. Возможно, агитпроп Старой площади усматривал идеологическую угрозу в самом факте изучения национал-социализма – ведь в этих трудах потребовалось бы цитировать Гитлера с Геббельсом, а значит, пропагандировать их. Но вышло иначе – так же, как с самиздатом. «Майн Кампф» стали читать по той же причине, по какой читали «Архипелаг ГУЛАГ»: потому что запрещено. Смутные слухи о неких нацистских шествиях в самом центре столицы циркулировали еще в середине 70-х. Я лично их не видел, но помню: на закате брежневской эпохи в Москве в скверах и парках стали появляться бритоголовые юноши. Они еще не рисковали устраивать шествия, и кожаные куртки ввиду их дороговизны были далеко не у всех. Но кто они такие и почему кучкуются, было понятно всем. А уж 20 апреля 1989 года только слепой не видел в Москве усиленных нарядов милиции. Но и слепой слышал в метро обращение к сознательным гражданам: искали обладателей двух пластиковых пакетов с взрывными устройствами, посредством которых русские поклонники фюрера намеревались ознаменовать 100-летний юбилей своего кумира. Что-то не верится, что Лубянка была бессильна изловить наглых скинхедов. Но излови она их, кем тогда народ пугать? Сахаровым? Американским агрессором? Пятое управление отлично понимало, кто опасен, а кто полезен. Потому и в нацистскую бомбу поверить сложно. Страну Россию, образовавшуюся после распада СССР, с веймарской Германией не сравнивал только ленивый. Положение немцев, живших в отторгнутых областях, вряд ли было многим лучше того, в котором оказалось «русскоязычное» население бывших национальных окраин СССР. Упразднение монархии, пожалуй, равнозначно отмене 6-й статьи. Налицо также деморализованная армия и принудительная конверсия промышленности, огромный внешний долг (те же репарации), отчаянная инфляция, падение нравов, ощущение исторической безысходности и общего дискомфорта, обычно выражаемого формулой «национальное унижение». На таком фоне уже никого не удивили доморощенные чернорубашечники общества «Память». Народ прозвал их «памятниками», а в политическом лексиконе появилось слово «красно-коричневые» – дескать, у большевиков и нацистов опять произошла смычка. В России появилась куча монархистов, казаков в опереточных мундирах. Либералы полемизировать с национал-патриотами полагали ниже своего достоинства, а больше и полемизировать-то было некому – не монархистам же. Конечно, многие тогда, вставая в позу непонятых пророков в своем отечестве, напоминали, что, мол, Гитлера и его клевретов тоже поначалу никто всерьез не принимал. Но средство борьбы предлагалось лишь одно – запретить к чертовой матери. Хороши либералы! Вот посмеялся бы фюрер, восстань он из гроба. Его ведь тоже запрещали. После «пивного путча» были запрещены и партия, и ее газета. По выходе Гитлера из тюрьмы баварское правительство на два года запретило ему публичные выступления. Гитлер подчинился. Он вообще после тюрьмы превратился в законопослушного гражданина. Никаких переворотов и уголовщины! Только легальные формы борьбы! Он и к власти пришел легальным путем. В октябре 1992 года имел место бурный всплеск общественного возмущения. Активисты общества «Память» прорвались в здание редакции газеты «Московский комсомолец» и в течение 40 минут «препятствовали нормальной работе журналистов», требуя прекратить публикацию «аморальных и русофобских» статей. (Тоже, кстати, неоригинально: в веймарской Германии нацисты устраивали шумные акции протеста против демонстрации «порнографических» фильмов, составивших впоследствии неувядающую славу немецкого кино.) Президент тогда, помнится, строго-настрого приказал учинить расследование инцидента. Но характерно, что в указе он не стал называть вещи своими именами – сказано было просто: «Событие, имевшее место». Потому что именно тогда шла дискуссия о терминах: юристы никак не могли дать точную дефиницию слова «фашист». (Какой там фашизм – с бирками «лево» и «право» и то намыкались.) А в сентябре 1993 года вождь «памятников» Дмитрий Васильев поддержал указ Бориса Ельцина о роспуске парламента. Вот и пригодился. Русский фашизм – нормальный факт политической жизни, и не надо делать круглые глаза. Фашисты или нацисты есть во всех демократических странах, причем государство, как и полагается, защищает их конституционное право на свободу слова, собраний и уличных шествий. Разумеется, быть фашистом неприлично. Но нельзя не признать, что фашист демократическому обществу нужен – из принципа, а также в качестве пугала. Беда в том, что России никто не сделал прививки от этой заразы. И момент, когда ею можно было переболеть в легкой форме, как корью, упущен. Владимир АБАРИНОВ. «Совершенно секретно».
Метки:
- "мама" куклы Барби.Барби до сих пор остается самым лучшим подарком для девочек. Но даже их взрослые мамы не знают, что Барби родилась как мечта человека о новой идеальной расе, как результат грешной любви между куклой и человеком. Ровно полвека назад ее придумала художница по имени Рут из семьи бывших российских подданных. Все началось в ноябре 1916 года, когда в американском городе Денвере в семье бывшего российского подданного, польского хасида Мошколовича, родилась девочка, которую назвали Руфь. Ее отец, переделавший сложную для американского слуха фамилию Мошколович на простое Моско, когда-то бежал в Америку, дезертировав из царской армии. Не желая исчезнуть в немецком плену, хитрый ребе Моско со своей семьей – десять человек детей – осел за океаном, в Новом Свете, где обрел неожиданное счастье. В Америке его любимая дочь Руфь превратилась в Рут и благополучно окончила отделение дизайна Калифорнийского университета. Там она познакомилась с одним парнем. У него были голубые глаза, длинные ноги и сексапильное имя Эллиотт (по крайней мере таковым оно становилось в его исполнении). Роман длился недолго и закончился браком – в самом лучшем смысле этого слова. Рут стала миссис Хандлер, а через девять месяцев произвела на свет потомство – девочку, которую назвали Барбра. Художники Рут и Эллиотт Хандлер были деятельными натурами. Не желая ждать, когда компания Форда закажет им разработку дизайна новой серии семейных автомобилей, они основали маленькую фирму по производству домашней утвари. Эллиотт предложил выпускать небьющиеся чашки, неколющие вилки и нетупящиеся ножи. Небьющиеся чашки никто не покупал, неколющие вилки вызывали подозрение, а нетупящихся ножей просто не бывает в природе. Столкнувшись с таким очевидным крушением честолюбивых замыслов, супруги Хандлер приуныли. К тому же их замучила экологическая инспекция по поводу горы небьющихся чашек, растущей на их заднем дворе. Это были куски пластмассы отвратительного зеленого цвета, от которых необходимо было избавиться. Защитники природы грозили серьезными штрафами. С тоской глядя на этот хлам, Рут предложила переплавить осколки небьющихся чашек в игрушечные домики. Полученные чудовища они с трудом продавали местной детворе – не больше десятка в месяц. Зимой 1957 года супруги Хандлер с дочерью отдыхали в Швейцарии. Падал снег, толпы людей осаждали магазины – шла пора рождественских распродаж! Как гласит легенда, Эллиотт предложил Рут зайти в табачную лавку, чтобы купить дешевых сигарет. Рут вошла и остолбенела. Среди табака, контрацептивов и игривых журналов сидела девочка с лицом и телом взрослой женщины. Не зайди Рут со своим мужем в этот день и час в табачный магазин, мир никогда не узнал бы куклу Барби. Девочка, которая сидела на полке, была не чем иным, как сувенирной порнографической игрушкой – младшей сестрой резиновых кукол из секс-шопов. Но она имела имя – что-то вроде Магды или еще более заковыристой Рутгерины. Подкупало то, что в ней странным образом сочетались порок и невинность, правда и фантазия. Она была похожа на настоящую женщину, только маленькую. Впервые в жизни Рут Хандлер увидела свой идеал – жаль, что кукольный, зато его можно было выдать за игрушку для дочери. Но еще больше Рут хотелось самой походить на такую куклу, чтобы чувствовать себя ею в руках любимого мужчины. Тоска по той, кем Рут Хандлер никогда не станет, заставила ее купить сразу три куклы – две для дочери и одну (тайком) для себя. Мужу она сказала, что покупает все три для своих любимых недоразвитых кузенов. Вернувшись домой, Рут показала подарок для дочери подруге. «Ты впала в детство», – сказала та пренебрежительно. Бабушка (мать Эллиотта) отнеслась к подарку более скептически, словно учуяв запах секс-шопа. Муж кинул: «Где-то я ее видел! По-моему, она похожа на нашу соседку». Рут только виновато улыбнулась. Самая правильная реакция принадлежала маленькой Барбре Хандлер: она положила девочку спать в свою кроватку. Кукла напомнила ей маму – у нее была взрослая грудь. «Почему бы, – подумала Рут, – не осчастливить такой игрушкой каждую американскую семью?» Женщина позвонила своему другу дизайнеру (на часах было полвторого ночи) с одним-единственным вопросом: можно ли переделать игрушку для мужчин в игрушку для маленьких девочек? «Тебе надо просто поменять бирку», – ответил приятель. Это было гениальное решение. На самом деле Рут не знала, какую девочку «приводит в дом», иначе ни за что не решилась бы предлагать такой подарок детям. Лицо будущей Барби было списано с героини немецких эротических комиксов по имени Лилли. Истории ее похождений еженедельно публиковались в низкосортных немецких газетах послевоенного периода. В комиксах Лилли была не просто куколкой, она была «правильной» куколкой: ослепительно-белые волосы, высокий лоб, прямой носик, огромные глаза, в общем, игрушечная Марлен Дитрих – идеал арийской расы! Лилли из комиксов родилась 24 декабря – в Рождество 1952 года. Она обожала две вещи: секс и деньги. Вся ее биография сводилась к поиску богатых поклонников и хождению в неглиже по Берлину. Она была действительно популярна. Немецкие солдаты, вернувшиеся с фронта или из плена, с удовольствием покупали журнальчики, рассказывающие про похождения белокурой бестии. Особенно мужчинам нравились ее плоские шуточки – например, те, где Лилли жалуется, что у нее короткие ноги, а подруга успокаивает: «Где же короткие, раз достают до земли». За каких-нибудь семь лет, прошедших после окончания Второй мировой войны, порочная блондинка стала невероятно популярна в мужской среде. Ее лицо воспринималось как символ женской неверности. А ее порок был пропуском в высшую лигу индустрии развлечений для мужчин. То, что Рут сочла ее героиней детских грез, – ирония судьбы. Ночная бабочка, работающая воспитательницей в католическом лицее для мальчиков, – в этом есть какая-то невероятная правда, если только это не верх идиотизма. С другой стороны, самые лучшие озарения произрастают из семян ошибок, а порок ничем не отличается от добродетели в своих крайних проявлениях. Все дело в восприятии и в том, кто об этом судит – мать Тереза или трижды разведенная женщина. Вот так, из небьющейся посуды, и родилась кукла для девочек, которой еще предстояло пройти период взросления. Он обещал быть достаточно сложным. Счастливая Рут Хандлер назвала свое детище в честь дочери – Барби. От замысла до воплощения прошло два года. Первая опытная партия детских куколок со взрослой грудью поступила на прилавки универсальных магазинов Америки в марте 1959 года. У нее была несколько идеальная, но весьма эффектная фигура, в «человеческом» эквиваленте соответствующая пропорциям 99-46-84, а в кукольном 39-18-33. Это больше отвечало идеалам мужских фантазий, чем реальным женским возможностям. В сопроводительном реестре было указано: кукла по имени Барби, стоимость три доллара. Так пластмассовая марсианка с заднего двора Рут Хандлер спустилась на землю. «Анатомическая достоверность» – это была сенсация, с которой Рут не просчиталась. Не учла она только одно: девочки тринадцати лет ее оценить могут, заплатить – нет. Рут поняла свою ошибку слишком поздно. Первую партию Барби вернули со складов магазинов почти целиком. На вопрос Рут «почему?» менеджеры отвечали: «Мэм, девочки-подростки приходят в основном с отцами, но их отцы почему-то не хотят покупать эту куклу, торопясь увести своих детей подальше». Рут стукнула себя по лбу: как она раньше не подумала! Отцов смущают воспоминания о куклах из секс-шопов. Наверняка такие же продаются в табачных лавках Америки. Но ведь это неправильно! Первая попытка завоевать Америку провалилась. Рут была на грани отчаяния. Раввин, к которому она обратилась за помощью, рассказав о своем соблазне и искусе, сказал, что детям грехи неведомы, и посоветовал снизить возрастной ценз тех, к кому была обращена кукла, с тринадцати до семи лет. Это был совет на миллион долларов. Игрушками малолетних девочек занимаются исключительно матери – отцам и в голову не приходит посмотреть, во что играют их дочки. К тому же матери таких девочек не ходят по секс-шопам. Это был гениальный расчет. Взрослые всегда ориентируются на свой вкус, даже когда покупают игрушки детям. Матери, которые хотят, чтобы у их дочерей была счастливая судьба, интуитивно одевают их так, чтобы они были похожи на звездных принцесс – холодных и отрешенных, интригующих и повелевающих мужчинами. Как только Рут это поняла, она тут же направила в магазины новые инструкции. Она просила только об одном: кукол не возвращать, место их размещения на прилавках и возрастную направленность – поменять. Вся следующая неделя прошла в томительном ожидании. В сочельник 1959 года Рут была разбужена рано утром. Звонили из магазинов и просили привезти дополнительную партию игрушек – в магазине образовались очереди из девочек и их мам, желающих купить Барби. Рут не могла поверить своим ушам! Наконец-то это произошло! Впрочем, секрет успеха можно было объяснить и кое-чем другим. Америка 1959 года, столкнувшаяся с новорожденной Барби, еще жила в тени легендарного скандала, связанного с появлением в 1958 году на книжных прилавках нашумевшего романа о жизни девочки-подростка по имени Лолита, придуманной русским писателем Владимиром Набоковым. Пока в печати вовсю обсуждали Лолиту, на прилавках появилось ее пластмассовое подобие по имени Барби. Прямые аналогии никто не проводил, но они витали в воздухе. Иногда ангелы получаются из самых больших грешников. Именно такая судьба постигла грудастую пластмассовую девочку. Она родилась как мечта человека о новой идеальной расе, как результат грехов-ной связи между людьми и их пластмассовыми двойниками. Куколка Барби стала воплощением нимфетки. Именно Лолита оказала ей неоценимую услугу, превратив безобидную куклу в скандальное воплощение американской мечты о вседозволенности. Призрак этой свободы уже витал в массовом сознании и вскоре нашел воплощение в Мэрилин Монро. Собственно говоря, здесь было и кое-что другое. Бессознательное программирование. Никто из первых покупателей Барби до конца не понимал, почему они это делают. То, что кукла нравилась их дочерям, безусловно, было серьезным основанием для покупки. Но не единственным. Как показала статистика, основными покупателями Барби за первые полгода продаж оказались как раз не девочки, а взрослые женщины. Причем женщины успешные. Зачем покупали они – неясно, но, как бы там ни было, Барби оказалась самой продаваемой игрушкой последующих лет. Этого было достаточно, чтобы супруги Хандлер в одночасье разбогатели. Эротические фантазии бывшей российской подданной превратились в деньги, а деньги придали сомнительному с точки зрения нравственности товару необходимую благопристойность. Маленькая пластмассовая девочка с голубыми глазами и лицом взрослой женщины стала королевой прилавка, а длинные очереди к ней – символами финансового могущества новой игрушечной империи, которую основала чета Хандлер. В их личной жизни тоже произошли перемены. У них родился мальчик, которого они назвали Кеннеттом – Кеном, дочь Барбра Хандлер подросла, стала крупнее и толще, но ее пласт-массовый двойник оставался все таким же, каким его создала природа, – 99-46-84. И ее кроткие голубые глаза все так же ласково смотрели на мир. Взлет и расцвет Барби продолжались до середины 70-х, пока «родители» Барби не поссорились со своим компаньоном, с которым начинали кукольный бизнес. В результате целой серии бескровных войн компания была продана и права на Барби перешли к новому владельцу. Однако это не означало смерти пластмассовой девочки. Она всего лишь подросла и изменилась, перестав быть похожей на арийскую бестию Лилли. Начиная со второй половины 70-х появляются темнокожие Барби, Барби, похожие на мексиканок, Барби с раскосыми, как у китаянок, глазами... Барби меняет национальность, длину и цвет волос, форму глаз и тон кожи, но не меняет свою сказочную сущность. Она становится многоликой, как детские мечты, появляясь в образе инструктора по аэробике, королевы диско, стюардессы сказочной авиакомпании… Она, как колонизатор, покорила весь мир. Последним шагом, означающим окончание экспансии, было появление отпечатка нежной ступни Барби в детской песочнице практически каждого города любой страны мира. Площадь завоеванных ею земель можно сравнить только с ареалом распространения гриппа. С начала 90-х Барби попала под прицел самых модных дизайнеров. Началась эпоха головокружительных поисков новой одежды для стареющей куклы. Кто только не сочинял «прикид» для самой гламурной куклы века! В списке портных оказались викториански чопорный Александр МакКуин, буддистски невозмутимая Вера Вонг, экстравагантный Билл Бласс, куртуазный Ральф Лорен, убийственный лейбл Versace и изысканный Burberry. При этом в большинстве случаев инициатива исходила от самих дизайнеров. И Барби все молчаливо принимала и примеряла. Ведь она продолжала оставаться под опекой и присмотром своей «матери» Рут. Самая первая Барби хранилась у нее дома. Хранилась до тех пор, пока… Никто не может ответить на вопрос, поняла ли сама Барби, что случилось с ее создательницей. 27 апреля 2002 года американские газеты вышли с трагической новостью: в одной из калифорнийских клиник в возрасте 85 лет скончалась мать-создательница Барби – Рут Хандлер. Она умерла с именем Барби на устах. У ее постели стояли дети: взрослая дочь Барбра (младший Кен трагически скончался в 1994 году) и вечно юная и неизменившаяся кукла Барби. Она одна последовала за матерью до конца. Ее положили в гроб Рут. Однако закончилась ли на этом история «куклы-женщины»? Вовсе нет. Эта игрушка обрела вечность. Она окружила себя героями-партнерами, родственниками и друзьями. Но самое главное – она стала бессмертной. В ее домике можно разыгрывать нешуточные драмы бытия: любовь, счастье, смерть... И пока они есть на земле, Барби будет жить. Тем более когда за окном летают снежинки, а часы совсем скоро возвестят о наступлении Нового года!
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
 Армия обороны Израиля продолжала наступление на севере сектора, а также ограниченные входы на юг анклава с целью подготовки этого района к будущим этапам войны. По мере продвижения войск вглубь сектора военнослужащие периодически находили туннели, склады и схроны с оружием ХАМАСа. Пехота и бронетехника столкнулись с многочисленными попытками вооруженного противостояния: боевики ХАМАСа выходили из туннелей и начинали атаковать израильские войска. ЦАХАЛ обнародовал имена погибших бойцов. Капитан Иегуда Коэн (посмертно произведен в майоры), 25 лет, командовал разведротой в бригаде "Гивати", житель поселка Шдемот-Мехола в Иорданской долине. Старший сержант Гилад Ницан из поселка Шило в Самарии, 21 год, боец в разведроте бригады "Гивати". Старший сержант Йонадав Левинштейн, 23 года, боец в разведроте бригады "Гивати", житель города Маале-Адумим в Иудее. Прапорщик Лиор Арази, 25 лет, из кибуца Гиват-Хаим, военный санитар в спецподразделении "Шальдаг", действующем при ВВС. Младший прапорщик резерва Ядидия Элиягу, 23 года, из поселка Карней-Шомрон в Самарии, боец в батальоне 8170 саперных войск. Почти через месяц после резни, учиненной боевиками ХАМАСа и "мирными жителями" Газы в кибуцах, прилегающих к сектору, стало известно имя еще одной погибшей в тот день военнослужащей. Это сержант Ям Гласс (посмертно повышена до старшего сержанта), 20-летняя жительница Модиина, служившая на базе Реим и убитая при захвате базы исламистами. Анархисты возобновили массовые акции. Они прошли в Тель-Авиве и в столице, где толпа левых активистов, прорвав полицейский заслон, подобралась непосредственно к резиденции премьер-министра и стала скандировать: "Народ не забывает: Биби – убийца!". Арабы запустили из Газы по Эйлату ракету "Аяш-250". дальностью 250 километров (самая дальнобойная у них). Была перехвачена при помощи системы ПВО "Стрела". Террористы ХАМАСа напали на силы ЦАХАЛа, пытавшиеся открыть проезд для жителей Газы, желающих эвакуироваться на юг сектора. ЦАХАЛ атаковал объекты "Хизбаллы" на территории Ливана в ответ на попытки пусков ракет и обстрел в районе Метулы противотанковой ракетой