Календарь на 3-е ноября
В поселение Моди'ин (близ Иерусалима) прибыли сирийские чиновники, чтобы проконтролировать выполнение жителями царского запрета отправлять еврейский религиозный культ. Маттитьяху, пользовавшемуся среди односельчан большим авторитетом, было приказано принести жертву на алтарь языческого божества, однако он отказался. Более того, Маттитьяху убил отступника, вызвавшегося выполнить приказ, и одного из чиновников. Вместе с пятью сыновьями и группой единомышленников Маттитьяху бежал в Иудейскую пустыню. После того, как группа повстанцев (около тысячи человек) была уничтожена, не оказав сопротивления врагу из-за невозможности нарушить святость субботы, Маттитьяху разрешил защищаться с оружием в руках и в этот день, исходя из принципа ценности человеческой жизни. Маттитьяху возглавлял восстание всего год и перед смертью передал руководство двум своим сыновьям — Иехуде Маккавею и Шим'ону Хасмонею. источник, переводчик дат, www.eleven.co.il
Метки:
Метки:
- оснватель движения "Мусар". Умер 1 февраля 1883 года.Происходил из рода Виленского Гаона. Родился в литовском гордке Загоре. Изучал Тору у отца , р. Зеева-Вольфа Липкина, раввина г. Телза (Тельшая) и автора комментария Агаот Бен Арье, который печатается в приложении к большинству изданий Талмуда. В двенадцать лет женился на дочери р. Яакова Эйзенштейна из г. Саланта (Салантая) и поселился у тестя. Прославился в Саланте как илуй (вундеркинд): уже к четырнадцати годам он был сведущ во всех трактатах Талмуда; в этом же возрасте он направил свои хидушим (аналитические заметки) одному из высших алахических авторитетов Европы р. Акиве Эйгеру, назвавшему эти заметки "гениальными из гениальных". В годы юности его основным наставником был р. Йосеф-Зундель Салант, ближайший ученик двух великих духовных лидеров – р. Хаима из Воложина и р. Акивы Эйгера. Предание рассказывает, что изо дня в день р. Исраэль тайно следовал за р. Йосефом-Зунделем, который имел обыкновение уходить из города в ближайшую рощу и там изучать этический трактат Месилат йешарим (Путь праведных) , посвященный работе человека над своим характером. Юноша с трепетной любовью следил за каждым движением мудреца, у которого он бы очень хотел учиться. Однажды р. Йосеф-Зундель заметил, что кто-то наблюдает за ним, и раскрыв тайное убежище р. Исраэля, сказал ему: "Исроилке, займись книгами мусара и станешь по-настоящему богобоязненным евреем". С тех пор они начали заниматься вместе (Сарей амеа 2:37). Спустя много лет р. Исраэль Салантер писал, что его наставник "был подобен лестнице, установленной на земле, а вершиной достигающей неба". Для посторонних глаз р. Йосеф-Зундель казался балабосом – одним из бедных торговцев, озабоченных пропитанием:он одевался и вел беседу, как балабос; но при более близком знакомстве под обличием простолюдина открывался мыслитель, праведник и знаток Торы (там же 2:37). Большинство из методов духовной работы, которые р. Салантер впоследствии сделал достоянием всего еврейского мира, были разработаны его наставником р. Йосефом-Зунделем. В свою очередь, р. Йосеф-Зундель развивал те методы воспитания, которые были апробированы в ешивах р. Хаима из Воложина и р. Акивы Эйгера , а еще раньше – в доме учения Виленского Гаона – ведь именно Гаон сформулировал исходный постулат школы мусара: "Основа человеческой жизни – постоянно преодолевать дурные качества характера; и если человек этого не делает, то для чего он живет?!" (Эвен шлема 1:2; р. Дов Элиах, Агаон с. 238-398). Около 5598/1838 года р. Йосеф-Зундель решил навсегда уехать в Землю Израиля. Первоначально р. Исраэль Салантер намеревался , во всем следуя путем наставника, достичь высочайшего уровня "скрытого праведника" (цадик нистар) – человека, чьи духовные достижения скрыты под обличием заурядного обывателя. Готовясь к такому поприщу, р. Исраэль принялся изучать Талмуд наизусть со всеми основными комментариями, чтобы обрести возможность на глазах у всех незаметно и непрерывно заниматься Торой – ведь в книгах у него уже не будет необходимости. Но когда половина Талмуда уже была аккуратно размещена в хранилищах его памяти, р. Исраэль, осознав свое подлинное призвание, решил посвятить дальнейшую жизнь широкому распространению духовной практики, связанной с совершенствованием качеств характера. В 5600/1840/году он начал преподавать в знаменитой виленской ешиве Рамайлес. Его уроки по Талмуду и алахе пользовались большой популярностью , но этот авторитет выдающегося педагога и законоучителя был необходим ему только в качестве прочного фундамента для дальнейшего продвижения идей мусара. В беседах с учениками он убеждал их поставить в центр своего служения заповеди, регулирующие взаимоотношения между людьми (мицвот бейн адам лехаверо). Он говорил : "Стремясь идеально выполнить свои обязанности перед Б-гом (мицвот бейн адам ле-Маком), человек порой пренебрежительно относится к своим обязанностям перед другими людьми. Старательно выполняя одну заповедь, человек может одновременно с этим совершить десятки грехов. Например, собираясь задолго до рассвета на чтение слихот перед Рош ашана, он может, неаккуратно хлопнув дверью, разбудить других членов семьи и даже соседей – а, если кто-то из разбуженных им был болен, то это дополнительный грех" (Сарей амеа 2:36, р. Дов Кац, Тнуат амусар). Р. Исраэль Салантер призывал своих учеников относиться к заповедям "бейн адам лехаверо" хотя бы с той же педантичностью и серьезностью, как они относятся к запретам шабата или к законам о кашерности пищи. Он боролся против "умственной ограниченности многих из своих современников", которые не желали заниматься "Торой качества характера" (Сарей амеа 2:35). "Знатоки Торы уже привыкли не обращать внимание на темы, связанные с выработкой в себе богобоязненности и этических качеств, - сокрушался он в одном из писем, - ... и это кажется им пустой потерей времени, которое могло бы быть посвящено изучению Торы" (Ор Исраэль). В 5602/1842/году р. Исраэль оставил ешиву Рамайлес и, объединив вокруг себя группу наиболее талантливых учеников, основал Мусар-штибл (дом этики), занятия в котором строились на изучении классических книг мусара – таких, как Ховот алевавот (Обязанности сердец) р. Бхайе Ибн Пакуды и Месилат йешарим р. Моше-Хаима Луцато (Рамхаля ). Вечерами в Доме этики собирались люди из всех слоев виленского общества; знатоки Торы, ремесленники, коммерсанты, рабочие , даже студенты и люди свободных профессий, объединенные стремлением к самосовершенствованию и духовному росту. Изучение мусара проходило очень эмоционально – по свидетельству самого р. Исраэля, обсуждения "сопровождались душевными бурями" и "уста высекали языки пламени" (Ор Исраэль 2). Вместе с тем, занимающиеся стремились глубоко понять и осмыслить прочитанное. На вопрос "Как изучают Мусар?", заданный одним из начинающих учеников, р. Исраэль дал, на первый взгляд, парадоксальный ответ: "Точно так же, как и Талмуд". Заметив, что ученик не уловил смысл ответа, р. Исраэль пояснил:"Как ты изучаешь Талмуд? Ты стараешься понять. Точно так же следует осваивать и Мусар" (Алей шур 2 с.166). Каждое высказывание мудрецов "повторялось множество раз – до тех пор, пока оно не совершало свое воздействие: в конце концов, изучающий чувствовал и осознавал, что именно ему необходимо исправить в своей душе, и после этого он поднимался на следующую ступень, переходя к работе по исправлению своих влечений" (Ор Исраэль 30). Результаты педагогической деятельности р. Исраэля ярко проявились, когда в конце 5608/1848/ года в Вильно вспыхнула эпидемия холеры и ученики "Дома этики" организовали штаб по борьбе с болезнью. Собрав значительные благотворительные средства, р. Исраэль арендовал больницу, рассчитанную на полторы тысячи коек. В ней работали посменно, круглые сутки обслуживая больных, около семидесяти его учеников, молодых знатоков Торы. Он обещал родителям этих учеников, что ни один из молодых людей не заразится, и все возвратятся по домам живыми и невридимыми, поскольку заняты выполнением заповеди. Так и произошло, несмотря на то, что болезнь распространялась стремительно, унося сотни жертв. Р.Исраэль и сам постоянно навещал больных, обеспечивая их лекарствами и продуктами питания. В субботние дни он следил, чтобы больные не ограничивали себя алахическими запретами, - ведь, когда жизни человека угрожает опасность, отменяются все запреты шабата. Чтобы убедить "ревнителей веры" из числа больных, р.Исраэль и его ученики сами совершали запрещенные в шабат действия по уходу за ними – например, они рубили дрова и разводили огонь в печах, чтобы прогреть больничные помещения. За несколько дней до Йом Кипура 5609/1848/года, когда эпидемия достигла своего апогея, он объявил своим измученным помощникам, что им не следует поститься в этот святой день, так как их здоровью угрожает опасность. Он также обучил их, в каких дозах и с какими промежутками следует принимать пищу, чтобы нарушение поста было минимальным. Из книги "Еврейские мудрецы", изд. Швут Ами
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Из-за того, что высшее руководство Освенцима ценило хорошую музыку, профессиональный уровень исполнителей в нем был выше, чем в других лагерях. Здесь, помимо традиционных мужских коллективов, был и известный женский оркестр, созданный начальницей женского отделения Биркенау Марией Мандель. История этого ансамбля началась весной 1943 года, однако в полной мере он заработал в июле, когда в лагерь прибыла племянница австрийского композитора и дирижера Густава Малера, Альма Мария Розе. Сначала эта венская скрипачка попала в концлагерь Дранси под Парижем, но летом 1943-го ее перевезли в Биркенау и определили в экспериментальный 10-й блок. Здесь Альму узнала одна из медсестер, с которой они вместе выступали до войны, и уже к вечеру каждый в лагере знал, что прибыла «блистательная Розе». Узнала об этом и Мария Мандель. Недолго думая, она предоставила Альме скрипку и перевела ее в блок, где жили оркестранты. Поскольку до войны скрипачке уже приходилось возглавлять музыкальный коллектив, вскоре она стала лидером оркестра.
Розе проводила репетиции, формировала репертуар, ночами делала переложения для ансамбля, где из духовых инструментов были только две флейты. Вскоре у музыкантов появилась и своя форма: синие плиссированные юбки, белые рубашки и серые пиджаки. Женщинам даже выдали платки с цветочным рисунком и разрешили носить белье – роскошь, которая была недоступна другим арестанткам. Поскольку в лагере запрещали играть пьесы еврейских композиторов, ансамбль исполнял в основном Вагнера, Штрауса, Бетховена и Баха. Но и здесь Альма однажды позволила себе вольность. Она ввела в репертуар первую часть скрипичного концерта Мендельсона, и это стало неким символом солидарности с теми, кто услышал и узнал его.
Несмотря на то, что профессиональный уровень подопечных Розе постоянно рос, она называла коллектив «куцым оркестром, где роль трубы исполняют скрипки» и искала новых музыкантов. Желая улучшить звучание и спасти больше жизней, руководительница взяла в коллектив и профессиональную виолончелистку Аниту Ласкер-Вальфиш, которая впоследствии написала мемуары о своем пребывании в лагере. «В музыкальном блоке люди действительно заботились друг о друге, и это было похоже на оазис, – писала Анита. – Помимо того что мы все делали вместе, у нас не было никакой конкуренции, ведь оркестрантов никогда не отправляли в газовую камеру».
В первых числах апреля 1944 года у Альмы Розе поднялась температура. Она не могла работать и раз за разом повторяла, что скоро лагерь освободят и они поедут в мировое турне. Спустя несколько дней Розе скончалась, предположительно – от ботулизма. Ее оплакивали не только коллеги-музыканты – слез не могли сдержать даже работники лагеря, включая Марию Мандель. «Нацисты, плачущие над телом еврейки – это зрелище мы запомнили на всю жизнь, – вспоминала Анита Ласкер-Вальфиш. – Именно тогда я поняла, насколько тонка грань между неоправданным зверством и сердечной привязанностью». После смерти Альмы оркестр просуществовал недолго – через несколько месяцев узников отправили в Берген-Бельзен, где уже не было ни инструментов, ни привилегий.
К счастью, большинству женщин из оркестра все-таки удалось выйти из лагеря живыми. Они оставили после себя мемуары и многочисленные интервью, большая часть которых была вовсе не о пытках и ожидании смерти, а об оркестровых репетициях. «Когда война закончилась, ко мне не раз подходили и спрашивали, как я смею играть пьесы немецких композиторов, – рассказывала Флора Схрейвер-Джейкобс. – Я отвечала, что у нот нет национальности, они не могут быть источником ненависти и страха. Мы сами направляем музыку в своем сердце, и только от нас зависит, в какие цвета она будет окрашена» (источник)