Календарь на 3-е февраля
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
В 1803 г. Хаим Воложинер основал в городе Воложин иешиву, названную в его честь «Эц Хаим». Все последующие руководители иешивы были потомками Х. Воложинера или были связаны с его семьей родственными узами. Они считались крупными раввинистическими авторитетами, и некоторые, прежде всего Нафтали Цви Иехуда Берлин, Иосеф Беер Соловейчик (см. Соловейчик, семья) и Хаим ха-Леви Соловейчик, сыграли существенную роль в развитии еврейской религиозной мысли нового времени. Уже с 20-х гг. 19 в. русские власти также стали считать главу Воложинской иешивы одним из руководителей российского еврейства. Несмотря на это иешива дважды (1824, 1858) официально закрывалась властями. Однако ее закрытие оставалось лишь формально объявленным, но не осуществленным актом, и иешива продолжала функционировать. Количество обучавшихся в ней постоянно возрастало, достигнув 400 в конце 80-х гг. 19 в. Высокая репутация иешивы привлекала учащихся из других стран, в том числе Англии, Германии, Австрии и Северной Америки. С середины 19 в. в иешиве стало сказываться влияние недавно возникшего нравственно-этического течения мусар, несмотря на сдержанное отношение руководителя иешивы к этому движению. В 1870-е гг. в иешиву все больше стали проникать идеи Хаскалы, а в 80-х гг. многих учащихся привлекло движение Ховевей Цион. В 1891 г. русский министр народного просвещения утвердил Правила о Воложинском ешиботе, согласно которым студенты должны были отныне изучать не только Талмуд и источники еврейских религиозных законов, но и русский язык и арифметику в объеме курса еврейских народных училищ. Глава иешивы Н. Берлин не согласился с этим, и в 1892 г. власти объявили о закрытии иешивы; Н. Берлин и учащиеся иешивы были высланы из Воложина. Однако в 1895 г. иешива была вновь открыта и продолжала расширяться и развиваться вплоть до 1-й мировой войны, когда с приближением фронтовой полосы к Воложину занятия в иешиве прекратились. Она была открыта вновь лишь в 1921 г., но количество учащихся в ней значительно сократилось. В разное время в Воложинской иешиве учились некоторые еврейские писатели и поэты, в том числе М. И. Бердичевский и Х. Н. Бялик, запечатлевший атмосферу иешивы в поэме «Ха-матмид» («Подвижник»).
Метки:
- советский учёный-историк. Умер 5 апреля 1991 годаУ Бабеля есть рассказ КАРЛ-ЯНКЕЛЬ. Один из персонажей этого рассказа, Семен Брутман ушел, в возглавляемую Примаковым дивизию червонного казачества. Там он стал командиром полка. И, как пишет Бабель: - С него и еще с нескольких местечковых юношей началась эта неожиданная порода еврейских рубак, наездников и партизан-. Историк, Исаак Израилевич Минц, академик, Герой Соц. труда, лауреат двух Сталинских и Ленинской премии, и прочее, прочее; из их числа. Некоторые представители исторической науки независимой Украины относятся к этой метаморфозе более чем насторожено. Дивизию червонного казачества именуют интернациональной бандой. И возмущенно вопрошают. Мол, что это за казаки такие? Если -начальником штаба у этих КАЗАКОВ был С. Туровский, оперативную часть штаба возглавлял А. Шильман, комиссаром 2-й дивизии был Гринберг, редактором дивизионной газеты - С. Дэвидсон…-. В числе, так сказать, посягнувших на высокое звание, и незаконно его присвоивших, назван и начальник политотдела корпуса Исаак Минц. Представляя Минца гостям, академик Тарле как-то пошутил: - А это наш академик Минц, бывший гусар. При этом, как говорят, Минц криво улыбнулся. То ли уловил насмешку. То ли упоминания о кавалерийском прошлом Минцу изрядно надоели. Не вязались с его нынешним академическим имиджем. Не укладывались в него. Исаак Израилевич Минц родился в селе Кринички, тогдашней Екатеринославской губернии. Его отец был служащим. Так написано в справочных изданиях. Что стоит за обтекаемой формулировкой, сказать трудно. В те годы это определяло общественный статус человека, его происхождение - ИЗ СЛУЖАЩИХ. Учился в хедере. Затем, в городских училищах Верхнеднепровска и Екатеринослава. По одной из версий Минц окончил Верхнеднепровскую мужскую гимназию. Во время учебы увлекся политикой. Участвовал в работе каких-то социал-демократических кружков. В апреле 1917 года Минц окончательно определился в выборе революционного пути. Вступил в РСДРП (б). В 1919 году молодого перспективного партийца направили в армию. Его назначили начальником политотдела 1-го конного корпуса червонного казачества. С 1920 по 1922 год Минц неуклонно проводил партийную линию в войсках. Следил за тем, чтобы казаки не сошли, точнее не съехали, с правильной дороги. Трудно сказать, что повлияло. Ленинская ли директива - учиться, учиться, учиться. Или неистребимая еврейская тяга к высшему образованию. Но в 1923 году красный казак Исаак Минц поступил в Институт красной же профессуры. Учился Минц без отрыва от службы. На время учебы его пересадили с кавалерийского седла в кабину самолета. На Минца возложили многотрудные и крайне ответственные, в пору раздиравшей молодое советское государство подковерной борьбы, обязанности комиссара Военно-воздушной академии РККА. Минцу повезло с учителями. Во главе Института красной профессуры стоял, крупный русский историк Михаил Николаевич Покровский. Автор Русской истории с древнейших времен (т. 1-5, 1910-13), Русской истории в самом сжатом очерке (ч. 1-2, 1920) и др. Покровский обратил внимание на многообещающего студента. По завершению учебы в 1926 году по рекомендации Покровского Минца назначили заместителем заведующего историческим отделом института. Ещё он возглавил кафедру ленинизма Международной ленинской школы. В 1949 году, когда Минца обвинили в многочисленных извращениях исторической науки. Их, в части своей, связали с тлетворным влиянием его учителя академика Покровского. Очевидно, после смерти Покровского в 1932 году, его тоже в чем-то уличили. Что, в свою очередь, бросало тень на его учеников и последователей. Довольно быстро Минц взошел на вершину преподавательской орбиты. В 1932-49 гг. он заведовал кафедрами истории СССР МИФЛИ, МГУ, ВПШ при ЦК ВКП (б). Карьерному росту, помимо несомненной одаренности и доблестного кавалерийского прошлого, способствовала направленность научных изысканий Минца. Минц входил в авторский коллектив ИСТОРИИ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ. Был ответственным секретарем, а позднее главным редактором этого издания. Замысел принадлежал Горькому. Но Горький, пытался свести все к военным делам. Битвам и сражениям. Сталин же полагал, что главное внимание следует уделить политической составляющей. С нужными, выгодными для него акцентами. Речь шла о том, чтобы переписать историю. И бывший кавалерист с этой задачей неплохо справился. Ещё Минц принимал участие в подготовке Краткого курса истории ВКП (б), Написал по заданию Сталина капитальный труд АРМИЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА. Этот труд предназначался для иностранных читателей. И был опубликован на английском и нескольких других европейских языках. В своих работах Минц энергично разоблачал мировой империализм и внутреннюю контрреволюцию - меньшевиков и эсеров. Интервентов, так сказать, и их активных пособников. Виновников, как было принято считать, в разжигания гражданской войны в России. И в других бедах тоже. Ещё Минц подчеркивал роль Сталина в победах молодого советского государства над его многочисленными врагами. Всячески выпячивал её, несмотря на очевидные исторические факты противоположного содержания. К Минцу, как к общепризнанному знатоку, перипетий гражданской войны и её живописных подробностей, обратился Алексей Толстой, во время работы над трилогией ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ. Минц, то ли с военной, то ли политической, миссией был в штабе Махно во время очередного перемирия с батькой. И он поделился с писателем увиденным. Бог весть, что Минц говорил Толстому. То, что он видел на самом деле или то, что должен был увидеть. Но Махно у Толстого патологический тип, маньяк и изувер. Впрочем, Толстой пользовался и другими источниками. Публикациями определенного толка, и хорошо отредактированными воспоминаниями очевидцев. Как-то Минцу пришлось сидеть рядом с известным антиклерикалом Емельяном Ярославским. Шла XVIII партийная конференция. И Минц сказал: - Какое великое время мы переживаем, Емельян Михайлович! Я ведь каждый день подробно описываю в дневнике, чтобы для потомков сохранились даже мельчайшие детали нашей замечательной эпохи-. Многоопытный Ярославский осадил Минца: - Этот дневник будет главным вещественным доказательством на вашем процессе. Напуганный Минц закопал свой дневник на даче. Потом, когда времена изменились, он выкопал его. Длительное время государство ценило Минца. Ему вручили сначала одну Сталинскую премию. Затем, в 1946 году - другую. В этом же году Минц стал академиком АН СССР. В период борьбы с космополитизмом Минц, неожиданно для себя очутился в ряду тех, с кем восхваляемое им государство рабочих и крестьян и коммунистическая партия, тоже многократно воспетая, начало воевать, что называется, не на жизнь, а на смерть. На завершившимся 16 марта 1949 года объединенном заседании кафедр истории СССР, всеобщей истории и истории международных отношений Академии общественных наук при ЦК КПСС; Минц и ещё несколько историков с подачи представителя ЦК, некоего Ф. Говенченко, выступившего на общем партийном собрании Академии общественных наук с докладом -О задачах борьбы против космополитизма на идеологическом фронте- были названы кучкой безродных космополитов, пытавшейся вести вредную работу на научно-историческом участке идеологического фронта. Минца обвинили - в сколачивании группы историков-евреев, которые принижали роль русского народа и его авангарда - рабочего класса в истории. Многие из зачисленных в эту группу были уволены. Сталин любил бросать в огонь очередной разоблачительной кампании старых, преданных ему приверженцев. На поверженного и уличенного во всех смертных грехах главного советского историографа можно было свалить какие-то перегибы, бросающееся в глаза славословие, неуместные оттенки. Всё то, что нуждалось, если не в переоценке, то в каком-то обновлении и коррекции. Дело было ещё и в том, что Сталин, подминавший под себя историю Гражданской войны, со временем, в значительной степени, потерял к ней интерес. Шла другая война. Были впечатляющие победы. И победы эти, сами по себе, давали Сталину возможность чувствовать себя великим полководцем. Как никак, верховный главнокомандующий В отличие от Гражданской войны, где были другие главнокомандующие. Другие полководцы. Ликвидированные, в большинстве своём. И, тем не менее. Свою лепту внесли коллеги историки. В течение многих лет Минц был, что называется, главным в ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛАВКЕ. От его слова если не всё, то многое зависело. И это, естественно не нравилось. Вызывало разнообразные формы протеста. Национальный, в том числе. Получив команду РАСПНИ ЕГО, недовольные историки бросились выполнять её с неподдельным энтузиазмом. Писатель Юрий Трифонов был дружен с дочерью Минца Леной. В знаменитой повести Ю. Трифонова ДОМ НА НАБЕРЕЖНОЙ, и в одноименном спектакле Ю. Любимова в театре НА ТАГАНКЕ фигурирует профессор Ганчук. В профессоре Ганчуке и его дочери Соне угадываются Исаак Минц и Лена. В отличие от Ганчука, Минц, хоть и был изрядно потрепан, но вышел из переделки относительно благополучно. Минца просто понизили в должности. Назначили заведующим кафедрой истории СССР, куда менее престижного Московского городского педагогического института. За Минцем оставили академическое звание и дачу тоже академическую. В Мозженке. Не вывели из авторского коллектива -Истории гражданской войны-. Это была хорошо приплаченная синекура. Новые тома не выходили. Что не мешало сотрудникам в течение многих лет получать достаточно высокую зарплату. Сталин потерял интерес к изданию. А напомнить ему. Сказать, мол, пора бы прекратить это обременительное для бюджета страны безобразие, естественно, не решались. Какое-то время Минц находился в тени. Не будь событий зимы 1953 года, он остался бы в памяти как фальсификатор истории. Сталинский холуй, по определению непримиримо настроенных к нему оппонентов. И одна из жертв сталинских репрессий. Одна ипостась Минца, разумеется, не снимала другую. Но как-то уравновешивала. Деваться некуда. Но многие видные жертвы режима, прежде чем попасть под каток сталинских чисток, занимались делами далеко не праведными. В январе 1953 года на страницах ПРАВДЫ должно было появиться письмо -Ко всем евреям Советского Союза- за подписью 59 человек - представителей, науки, искусства, литературы, видных военных и известных врачей. В письме говорилось, что -зловещая тень убийц в белых халатах легла на всё еврейское население СССР-. И смыть это -позорное и тяжкое пятно- евреи могут лишь честным и самоотверженным путем, осваивая просторы Восточной Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера. Письмо и содержавшееся в нём обращение предполагалось включить в комплекс мер, на заключительном этапе ДЕЛА ВРАЧЕЙ. Публичной казни фигурантов на центральных площадях Москвы, Ленинграда и ещё нескольких крупных городов Советского Союза. Взрыве, направленного на евреев, народного возмущения. И депортации евреев, как акте государственного милосердия. Академик Минц наряду с другими принимал какое-то участие то ли в написании письма, то ли в его редактировании. Ещё он работал с подписантами. Кому-то объяснял. Кого-то уговаривал. - Они приехали ко мне домой, - вспоминал Эренбург, - академик Минц, бывший генеральный директор ТАСС Хавинсон и ещё один человек. Вопрос о выселении евреев из Москвы и других городов уже решен был Сталиным. Вот тогда Минц и Хавинсон и обратились ко мне. Не знаю, была ли это их инициатива, или им посоветовали НАВЕРХУ так поступить. Они приехали с проектом письма на имя -великого и мудрого вождя товарища Сталина-. Об этом же в воспоминаниях профессора А.С. Иерусалимского, историка, профессора МГУ: - С просьбой подписать письмо на имя Сталина, ко мне явились академик Минц, бывший генеральный директор ТАСС Хавинсон и ещё двое таких же перепуганных людей. Я их выгнал… Минц действительно был перепуган до чрезвычайности. Одно дело фальсифицировать историю. И совсем другое, как-то влиять на её ход. В силу целого ряда, до конца не выясненных причин, письмо не появилось в печати, в намеченные сроки. Ну, а после смерти Сталина в марте 1953 года, осело в одном из секретных архивов. Участие в подготовке письма отразилось на репутации Минца. И без того небезупречной. Карьера же Минца, напротив, пошла в гору. С 1956 по 1986 год Минц работает на кафедре истории АОН при ЦК КПСС. Многие годы сотрудничает с Институтом истории АН СССР. Председательствует, вплоть до 1989 года в Научном совете АН СССР по комплексной проблеме -История Великой Октябрьской социалистической революции-. И, наконец, становится членом авторского коллектив ИСТОРИИ КПСС под редакцией Понамарева. Энергично работает над новой антисталинской версией истории партии. Позднее, когда появились другие веяния, Минц, исподволь, пытался в чем-то реабилитировать Сталина. И преуспел в этом. Так или иначе, Минцу удалось восстановить свои позиции, утерянные в 1949 годы. Он вернул себе пост верховного руководителя советской историографии в Академии наук. И с академических высот влиял и, соответственно, определял направление всех изысканий в этой области. Труды Минца, и в этом была их идейная первооснова, соответствовали -требованиям партийности-. Когда же, на протяжении его многолетней научной карьеры, эти требования менялись, Минц тут же изменял подход и оценочные критерии. Говорят, что от Минца пошла, вошедшая в анекдоты, фраза, о взглядах, которые колебались вместе с генеральной линией. Партия и правительство высоко ценили своего историографа. В 1974 году Минцу была присуждена Ленинская премия за трехтомную -Историю Великого Октября-. В 1976 году, очевидно в связи с 80-летием, Минц стал Героем социалистического труда. Минц отвечал партии и правительству взаимностью. Участвовал во всех спущенных сверху кампаниях. В -антисионистской кампании-, в том числе. Сионистам здорово досталось от Минца в 1973 году. В свет вышла книга -Сионизм: теория и практика-. Минц был руководителем авторского коллектива и главным редактором этой книги. Минц дожил до последнего генсека СССР Горбачева. Он умер в Москве 5 апреля 1991 года, в возрасте 95 лет. Но отреагировать на новые веяния, и соответственно прогнуться, уже не смог. Помешали возрастные изменения психики. Маразм, как утверждает один научный сотрудник, решивший было получить от Минца, какие-то сведения касавшиеся старого знакомого Минца академика Тарле. - Лет шесть-семь назад я позвонил ему по пустяшному делу, представился, и мне показалось, что он так и не вспомнил, кто такой Тарле. Маразм был в каждом его слове и телефонном вздохе, я повесил трубку, не договорив, ибо понял, что мне не преодолеть этот маразм. Поразило ли Минца старческое слабоумие, или он притворялся, валял дурака. Бог весть. Во всяком случае, вплоть до 1989 года Минц числился за целым рядом научных учреждений. И даже председательствовал в Научном совете АН СССР по комплексной проблеме -История Великой Октябрьской социалистической революции-.О Минце в эпоху гласности пишут плохо. Другой академик Минц, Александр, известный физик, на вопрос, не родственник ли ему Исаак Минц, презрительно заметил:- Даже не однофамилец! Не захотел, так сказать, быть однофамильцем столь одиозной личности. Один из оппонентов, в числе прочих нелестных характеристик, обозвал Минца старым алкоголиком. Спивались многие. Алкоголизмом страдали и Фаддеев, и Твардовский и Шолохов. Считалось, что водкой они заливали образовавшуюся в душе пропасть. Ужасное несоответствие между тем, что они делали, и тем, что думали о происходящем в действительности. Алкоголизм вещь разрушительная. И едва ли, будь Минц алкоголиком на самом деле, он дожил бы до столь преклонного возраста. Хотя ощущение двойственности своего положение у Минца, несомненно,присутствовало, и старый кавалерист мог бы прибегнуть к испытанному способу. Должность главного историографа страны было и многотрудной и опасной. В силу известных тенденций события прошлых лет находились в постоянном движении. Чего не должно было быть, по определению. Менялась оценка событий. Менялись действующие лица. Вчерашние герои превращались во врагов. И главный историограф страны, как и сапер на минном поле, не имел права на ошибку. В принципе, от главного историографа страны не так уж и много зависело. Должность лишала маневра. Не давала привносить что-то свое. Не в оттенках, разумеется, а в главном. И, будь на месте Минца другой человек, он, как и Минц, не смог бы выйти из круга декларируемых сверху указующих постановлений и основополагающих рекомендаций. Занимался бы с большим или меньшим успехом, тем же. Разумеется, Минц мог бы заняться каким-то другим, не столь политизированным и находящимся под неусыпным контролем властей предержащих, отрезком истории. Рассказывают, что какой-то средневековый историк, дойдя в своем труде до современных ему лет, оставил незаполненными несколько десятков страниц. И на каждой из них многозначительно написал: ВО ИЗБЕЖАНИЕ. Минц не сделал этого. Не смог, или не захотел. И в конечном итоге, поплатился. Его многотомные писания превратились в груду никому не интересного бумажного хлама. Ну, а Минца, как водится, сделали главным ответственным за всё те безобразия, которые творились в отечественной историографии. Разумеется, тем же занималось превеликое множество историков от ученых разного ранга до скромных преподавателей истории в школах. Но Минц как никто другой подходил на роль козла отпущения. Владимир Войнович писал: Деградацией личности и таланта платили за благодеяния советской власти все признанные ею корифеи… К академику Исааку Израилевичу Минцу это относится в полной мере. Валентин Домиль ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ №9 (70) Сентябрь 2006 года www.berkovich-zametki.com