Еврейский календарь

70, 28 мая — (29 Ияра 3830) Иудейская война. Римляне закончили сооружение валов вокруг Иерусалима. "С большими усилиями и после беспрестанной семнадцатидневной работы римляне в 29-ый день Артемизия (ияр) окончили сооружение валов, начатое ими 12-го того же месяца. Они построили четыре главных вала: один, против Антонии, был проведен пятым легионом посреди так называемого Воробьиного пруда; другой, почти на двадцати локтях от первого, был воздвигнут двенадцатым легионом; десятый легион возвел свое укрепление на значительном отдалении от последнего, у так называемого Миндального пруда, на севере; наконец, на тридцати локтях дальше, у гробницы первосвященника, находились шанцевые сооружения пятнадцатого легиона. На всех этих валах были уже поставлены машины". (Иосиф Флавий)

70, 28 июня — (1 Таммуза 3830) Иудейская война. Бой у замка Антонии. "Новые валы послужили источником забот, как для иудеев, так и для римлян. Первые предвидели, что если им не удастся сжечь опять и эти сооружения, покорение города неизбежно; римляне же, если бы и эти валы были уничтожены, лишились бы всяких видов на завоевание города (Иерусалима). Далее

Ибо добыть еще лесного материала не было никакой возможности, да кроме того, солдаты уже изнурились от постоянных напряженных трудов и приуныли духом от последовавших одна за другой неудач. Даже бедствия осажденных привели к большому упадку духа среди римлян, чем среди жителей города. Ибо последние, не взирая на самые ужасные невзгоды свои, нисколько не смягчились и каждый раз разби­вали надежды врагов, с успехом противопоставляя валам хитрость, машинам — крепкие стены, а в рукопашных сражениях — бешеную отвагу. Видя эту силу духа, которой обладают иудеи и которая возвышает их над внутренним раздором, голодом, войной и другими несчастиями, римляне начали считать их жажду брани непреодолимой, а их му­жество в перенесении несчастья—неисчерпаемым, и сами предлагали себе вопрос: чего бы только такие люди не могли предпринимать при счастливых условиях, когда несчастье все более и более их закаляет? Ввиду этих соображений, римляне еще более усилили караульные посты на валах. Войско Иоанна в Антонии, подумав об опасности, угрожавшей им в случае если бы стена была пробита, поспешило, еще прежде чем был установлен таран, сделать нападение на неприятельские сооружения. Но на этот раз дело их не удалось: бросившись с факелами в руках, они, не дойдя еще близко к валам, потеряли надежду на успех и потянулись назад. Видно было, что их план страдает прежде всего отсутствием единства: они выступили разрозненными партиями, робко и медленно, одним словом, совсем не в прежнем иудейском духе; не доставало всего того, что всегда отличало иудеев, а именно: смелости, быстроты натиска, общности набега и искусства в прикрытии отступления. Кроме того, совершив на этот раз вылазку с меньшей решимостью против обыкновенного, они встретились с более твердым строем римлян, чем всегда: последние своими телами и воору­жениями прикрывали насыпи вплотную, не оставляя незащищенного места, куда можно было бы бросить огонь, и стояли на своих постах с твердым намерением не давать прогнать себя живыми. Ибо, не говоря уже о сознании, что с сожжением этих укреплений все их надежды превратятся в ничто, солдатская честь уже начала в них возмущаться против того, что хитрость всегда берет верх над храбростью, безумная отвага — над военным искусством, численность — над опытностью, иудеи — над римлянами. Были пущены в ход также и метательные ма­шины, стрелы которых долетали до нападавших. Каждый выбитый из строя образовал препятствие для следовавшего за ним с тыла; да и кроме того опасность, с которой был сопряжен дальнейший натиск, лишала их решимости; находившиеся уже в районе выстрелов, отступили еще до боя, одни устрашенные видом выстроенных в образцовом порядке тесно сплоченных рядов неприятеля, другие раненные метательными копьями. Так они, упрекая друг друга в трусости, все рассеялись, не достигнув никакого результата. Это нападение произошло первого Панема (Таммуз)". (Иосиф Флавий)

70, 30 июня — (3 Таммуза 3830) Иудейская война. Попытка римлян овладеть замком Антонии. "Тит, убежденный в том, что боевое мужество в солдатах можно возбудить преимущественно воззванием и внушением надежды, что бодрящее слово в связи с обещаниями учат солдат забыть опасность и даже презирать смерть, собрал вокруг себя храбрейших и для их испытания произнес речь... Далее

И после речи Тита войско в целом все еще колебалось, трепеща пред грозной опасностью. Но один, сириец по происхождению, по имени Сабин, служивший в когортах, показал себя храбрым и отважным героем, он первый выступил вперед и сказал: За тебя, Цезарь, я готов пожертвовать собою; я берусь первым взойти на стену. Да сопутствует мне вместе с моей силой и решимостью еще и твое счастье. Если же мне не суждена удача, так знай, что неудача не будет для меня неожиданностью, ибо я по своей доброй воле иду на смерть за тебя-. После этих слов он левой рукой поднял свой щит над головой, правой обнажил меч и пошел к стене. Из всего войска за ним последовали одиннадцать соревнователей его храбрости. Во главе всех он грянул вперед, точно охваченный божественным вдохновением. Караулы со стены метали в них копья, осыпали их со всех сторон настоящим градом стрел и швыряли громадной величины камни, поразившие некоторых из одиннадцати. Но Сабин бросился навстречу выстрелам и, хотя покрытый стрелами, не остановился в своем натиске до тех пор, пока не достиг вершины и не обратил врагов в бегство. Устрашенные его силой и присутствием духа иудеи бежали, предполагая, что вместе с ним еще многие другие взлезли на стену. Но тут произошел случай, подтверждающий, что не без основания упрекают судьбу в том, что она завистлива к храбрости и всегда ставит препятствия чрезвычайным геройским подвигам. Когда этот человек достиг уже своей цели, он вдруг поскользнулся, споткнулся о камень и с грохотом упал лицом вниз. Иудеи обернулись и, увидев, что он один и лежит на земле, направили на него со всех сторон свои стрелы. Он привстал на колено и вначале еще защищался с приподнятым пред собою щитом, ранив при этом многих, приближавшихся к нему; но весь израненный он опустил руку и, осыпан­ный стрелами, наконец испустил дух. Из его спутников трех, достигших тоже вершины стены, иудеи убили камнями; остальные восемь были унесены ранеными обратно в лагерь. Это произошло 3-го Панема (Таммуз)" (Иосиф Флавий)

70, 2 июля — (5 Таммуза 3830) Иудейская война. 10-часовой бой в Иерусалиме за замок Антонии. "Спустя два дня двадцать солдат из среды стоявшей на валах стражи сговорились между собою, привлекли к себе еще знаменосца пятого легиона, двух человек из конных отрядов и одного трубача и в 9-м часу ночи тайно проникли чрез развалины в Антонию, убили спавшую передовую стражу, заняли стену и велели трубачу дать сигнал. Далее

Пробужденные этим внезапным трубным звуком, остальные стражники бросились бежать, не успевши различить число взобравшихся на стену. Страх и сигнал трубы возбудили в них ложное подозрение, что неприятель всей массой проник в цитадель. Между тем Тит, едва только раздался сигнал, скомандовал к оружию и во главе отборной части войска, вместе с предводителями, первый взошел в замок. Так как иудеи бежали в храм, то римляне устремились за ними по подземному ходу, прорытому прежде Иоанном к римским валам. Мятежники, хотя были разделены на два лагеря под начальством Иоанна и Симона, дружно бросились навстречу римлянам, сражаясь с необыкновенным напряжением сил и удивительным воодушевлением, ибо они хорошо сознавали, что с завоеванием святилища город должен пасть. Римляне же усматривали в занятии храма начало победы. Таким образом в воротах завязался ожесточенный бой: римляне хотели вторгнуться внутрь, чтобы овладеть и храмом, иудеи же старались оттеснить их к Антонии. Стрелы и копья для тех и других были бесполезны, они нападали друг на друга с обнаженными мечами. В пылу битвы нельзя было разобрать на чьей стороне каждый в отдельности сражается, так как солдаты стояли густой толпой, смешавшись между собою в общей свалке, а из-за общего гула ухо не могло различать отдельных кликов. На обеих сторонах лилось много крови; борцы растаптывали и тела, и вооружение павших. Смотря по тому, на чьей стороне был перевесь, раздавался то победный крик наступавших, то вопль отступавших. Но не было жеста ни для бегства, ни для преследования—беспорядочный бой шел с попеременным успехом. Стоявшие впереди должны были или убивать, или давать себя убить, ибо бегство было немыслимо из-за стоявших в следующих рядах, которые своих собственных людей толкали все вперед, не оставляя даже свободного пространства между сражающимися. В конце концов, свирепая отвага иудеев одержала верх над военной опытностью римлян, и бой, длившийся от девятого часа ночи до седьмого часа дня, совершенно прекратился. Иудеи сражались всей своей массой и с храбростью, сообщенной им опасностью, которая угрожала их городу; римляне же участвовали в битве только частью своего войска, так как легионы, на которых по­коилась надежда воюющих, еще не вступали в замок. По этой же причине они на этот раз довольствовались занятием только Антонии". (Иосиф Флавий)

70, 14 июля — (17 Таммуза 3830) Иудейская война. Тит отдал приказ солдатам разрушить замок Антонии, чтобы открыть войску удобную дорогу. В тот же день в Храме было приостановлено принесение жертвы, называемой постоянной. Далее

"В тот же день - это было 17 Панема (таммуз) - он (Тит) узнал, что принесение жертвы, называемой постоянной, по недостатку людей было приостановлено и что народ этим крайне удручён" (Иосиф Флавий) "Утром 17 таммуза по еврейскому счислению, среди собравшихся появились вожди армии - Симон бар Гиора и Иоанн из Гисхалы, оба при оружии, в сопровождении секретаря Амрама и большой толпы вооруженных солдат. Начальник храмового служения, руководивший жеребьевкой, спросил с тревогой, стараясь сохранить самообладание: - Чего вы хотите? - Можете сегодня не бросать жребия, доктор и господин мой, - сказал Иоанн Гисхальский. - Вам и впредь не придется бросать жребий. Вы все, господа священники, левиты, служители, можете разойтись по домам. Служение в храме прекращено. Священники стояли перепуганные. От голода их лица стали дряблыми, белыми, как их одежды, они очень ослабели. Многих из них, подобно доктору Ниттаю, поддерживало только уважение к службе. Они слишком обессилели, чтобы кричать, и в ответ на заявление Иоанна раздалось только какое-то постанывание и поклохтывание. - Сколько еще осталось жертвенных агнцев в ягнятнике? - грубо спросил Симон бар Гиора. - Шесть, - с трудно дававшейся ему твердостью ответил начальник храмового служения. - Вы ошибаетесь, доктор и господин мой, - мягко поправил его секретарь Амрам, и в вежливой злорадной улыбке обнажились его зубы. - Их девять. - Выдайте этих девять агнцев, - сказал почти добродушно Иоанн Гисхальский. - В этом городе Ягве - уже давно единственный, кто ест мясо. Агнцы не будут сожжены. Ягве достаточно нанюхался сладкого запаха на своем алтаре. Те, кто за святыню борется, должны и питаться святыней. Выдайте девять агнцев, господа. Начальник храмового служения чуть не подавился, ища ответа. Но он не успел открыть рта, так как выступил доктор Ниттай. Он устремил пылающий взгляд высохших исступленных глаз на Иоанна Гисхальского. - Всюду сеть и западня, - проклохтал он со своим жестким вавилонским акцентом, - безопасно только в храме. Вы хотите теперь и в нем расставить ваши западни? Вы будете посрамлены. - Там увидим, доктор и господин мой, - ответил хладнокровно Иоанн Гисхальский. - Может быть, вы заметили, что форт Антония пал? Война подползла к храму. Храм уже не обитель Ягве, он - крепость Ягве. Но доктор Ниттай продолжал сердито клохтать: - Вы хотите ограбить алтарь Ягве? Кто украдет у Ягве его хлеб и мясо, тот украдет у всего Израиля его опору. - Молчите, - мрачно приказал Симон. - Служба в храме прекращена. Но секретарь Амрам подошел к доктору Ниттаю, положил ему руку на плечо и сказал примирительно, оскалив желтые зубы: - Успокойтесь, коллега. Как это место у Иеремии? -Так говорит Ягве: всесожжения ваши совершайте, как и обычные жертвы ваши, и ешьте мясо; ибо я не заповедовал отцам вашим и не требовал сожжений и жертв, когда вывел их из земли Египетской-. Иоанн Гисхальский обвел круглыми серыми глазами ряды растерянных слушателей. Увидел упрямый высохший череп доктора Ниттая. Успокоительно, любезно он сказал: - Если вы хотите, господа, и впредь совершать службы, петь, играть на ваших инструментах, произносить благословляющие молитвы, это у вас не отнимается. Но весь оставшийся хлеб, вино, масло и мясо реквизированы. Пришел первосвященник Фанний, его известили. Когда Иоанн Гисхальский организовал в городе и храме выборы на высочайшую должность и жребий пал на Фанния, этот туповатый, малограмотный человек принял веление божие с тягостным смущением. Он сознавал свое ничтожество, он ничему не учился, ни тайному знанию, ни даже простейшим смыслам Священного писания, - он учился только делать цемент, таскать камни и класть их друг на друга. Теперь Ягве надел на него святое облачение, восемь частей которого очищают от восьми тягчайших грехов. Как ни беден он умом и ученостью, святость в нем есть. Но нести бремя святости тяжело. Вот теперь эти солдаты приказывают приостановить храмовое служение. Этого нельзя допустить. А что он может сделать? Все смотрят на него, ожидая его слов. О, если бы он надел свое облачение, Ягве, наверное, вложил бы в его уста нужные слова. Теперь он кажется себе нагим, он переминается с ноги на ногу, беспомощный. Наконец он начинает. - Вы не можете, - обращается он к Иоанну Гисхальскому, - накормить девятью ягнятами всю армию. А мы можем благодаря им совершать служение еще в течение четырех священных дней. Священники находят, что устами Фанния говорит благочестивая и скромная народная мудрость, и тотчас начальник храмового служения поддерживает его. - Если эти люди еще живы, - говорит он, указывая на священников вокруг себя, - то лишь благодаря их воле совершать служение Ягве согласно Писанию. На это Симон бар Гиора сказал только: - Врата храма достаточно налюбовались, как вы набиваете себе брюхо жертвами Ягве! И его вооруженные солдаты ворвались в ягнятник. Они взяли ягнят. Они ворвались в зал, где хранилось вино, и взяли вино и масло. Они проникли в святилище. Никогда, с самою построения храма, сюда не входил никто, кроме священников. А теперь солдаты, смущенно ухмыляясь, неуклюже обшаривали прохладный, строгий, сумеречный покой. Здесь стоял семисвечник, бочонок с курениями, стол с двенадцатью золотыми хлебами и двенадцатью хлебами из муки. Золото никого не интересовало, но Симон указал на душистые пшеничные хлебы. Берите! - приказал он; он говорил особенно грубо, чтобы скрыть свою неуверенность. Солдаты подошли к столу с хлебами предложения осторожно, на цыпочках, Затем быстрыми движениями схватили хлебы. Они несли их так бережно, словно это были младенцы, с которыми надо было обращаться осторожно. Вслед за солдатами, неуклюже шагая, шел первосвященник Фанний, глубоко несчастный, больной от сомнений, не зная, что предпринять. Боязливо уставился он на завесу, закрывавшую святая святых, жилище Ягве, в которое только он имел право входить в день очищения. Однако ни Симон, ни Иоанн к завесе не прикоснулись, они повернули обратно. Первосвященник Фанний почувствовал, что с него свалилась огромная тяжесть. Покинув священные запретные залы, солдаты облегченно вздохнули. Они были целы и невредимы, никакой огонь с неба не сошел на них. Они несли хлебы. Это были изысканные белые хлебы, но всего только хлебы, и если к ним прикоснуться, ничего не случится. Симон и Иоанн пригласили в тот день на вечерю членов своего штаба, а также секретаря Амрама. Уже в течение многих недель не ели они мяса и теперь жадно вдыхали запах жареного. Было также подано много благородного вина, вина из Эшкола, а на столе лежал хлеб, много хлеба, - его хватило бы не только для еды, как говорили, смеясь, приглашенные, но и для того, чтобы брать мясо с тарелки. Они перед тем выкупались, умастились елеем из храма, подстригли и причесали волосы и бороды. Удивленно смотрели они друг на друга - в каких статных, элегантных людей превратились эти одичавшие существа. - Ложитесь поудобнее и ешьте, - пригласил их Иоанн Гисхальский. - Мы это себе разрешаем, вероятно, в последний раз, и мы это заслужили. Солдаты вымыли им руки, Симон бар Гиора благословил хлеб и преломил его, трапеза была обильной, они уделили от нее и солдатам. (Л. Фейхвангер)

70, 19 июля — (19 Таммуза 3830) Иудейская война. Для удобства обороны Храма иудеи сожгли часть его северо-западной галереи, которая было соединена с замком Антонии.

70, 21 июля — (21 Таммуза 3830) Иудейская война. "Римляне тоже (см. 19 июля) сожгли находившуюся в соседстве галерею (Храма), а когда огонь охватил площадь в пятнадцать локтей, иудеи еще помогли им и сорвали крышу. Имея возможность бороться с огнем, они не только не препятствовали ему, но сами еще истребляли все, что находилось между ними и Антонией. Невозмутимо глядели они на пожар и давали ему производить свои опустошения, на сколько это было в их собственных интересах". В тот же день "остальная часть римского войска после семидневной работы разрушила фундаменты Антонии и устраивала широкую дорогу до самого храма. Приблизившись таким образом к первой стене, легионы начали строить валы: один против северо-западного угла внутреннего храма, второй—вблизи северной паперти, между двумя воротами, а из остальных двух—один у западной галереи наружного храма и другой—у северной галереи снаружи". (Иосиф Флавий)

70, 24 июля — (24 Таммуза 3830) Иудейская война. Бой в западной галерее Храма. "27-го Панема (тамуз) (иудеи) провели еще военную хитрость. Они заполнили промежутки между балками и кровлей западной галереи сухими дровами, асфальтом и смолой, а затем удалились, делая вид, что устали бороться. Далее

Многие менее осторожные римляне в своей горячности пустились преследовать отступавших и с помощью лестниц вскочили на галерею; но рассудительные, которым неожиданное отступление иудеев показалось лишенным всякого разумного основания, остались на месте. И действительно, лишь только галерея наполнилась вторгнувшимися, иудеи подожгли ее со всех сторон. Внезапно вспыхнувшее пламя навело па­нику на стоявших вне опасности римлян и ввергло в отчаяние нахо­дившихся внутри галереи. Объятые со всех сторон огнем, одни бросались назад, в город, другие к неприятелям; но прыгая с галереи в надежде спасти себя, они ломали себе члены. В большинстве случаев попытки к бегству предупреждались огнем, а иные предупреждали огонь мечом. Распространившийся повсюду огонь быстро охватил также и тех, которые уже умерли иной смертью. Некоторые спасались от огня на широкую стену портика, но здесь они были окружены иудеями и после долгого сопротивления, которое они оказали, не взирая на свои тяжелые раны, погибли, наконец, все". (Иосиф Флавий)

70, 25 июля — (25 Таммуза 3830) Иудейская война. "Римляне в свою очередь (см. 24 июля) сожгли еще всю северную галерею до восточной. Угол, в кото­рый упирались обе эти галереи, возвышался над самым глубоким местом Кидронской долины. В таком положении находилась ближайшая окрестность храма". (Иосиф Флавий)

70, 2 августа — (9 Ава 3830) - (или 1 августа) (Каноническая) гибель Второго храма

Храм представлял собой великолепное здание, отделанное позолоченным мрамором. Высота его достигала ста пятидесяти футов. Иосиф Флавий, происходивший из семейства иерусалимских священников и, возможно, сам бывший священником в Храме Ирода, так описывает храмовый комплекс: Сначала шло первое ограждение. Внутри него было второе, куда надо было подняться по нескольким ступеням, пройти за эту стену могли только евреи - и только для того, чтобы принести жертву. Доска с надписью на греческом и латинском языках предупреждала неевреев, что любое проникновение за Copeг наказуется смертью. За стеной Copeг находился алтарь и самый Храм. Храм состоял из двух помещений: Двир - святилище, в котором стоял стол для хлебов, алтарь для воскурении и менора, и Святая Святых - помещение, в которое имел право входить только Первосвященник в самый торжественный день года Йом Кипур. Это внутреннее ограждение имело по трое ворот с северной и южной стороны, на равном расстоянии друг от друга, но с восточной стороны, по направлению к восходу солнца, были только одни большие ворота, через которые входили со своими женами те, кто были чисты. Но храмовый придел за этими воротами был запрещен для женщин, далее вглубь был еще один храмовый двор, куда могли входить только священники. Сам Храм находился внутри него, и напротив Храма был алтарь, на котором мы приносим наши жертвы и совершаем всесожжение Господу. Ни в один из этих дворов не входил царь Ирод (реконструировавший Храм во время своего правления): это ему запрещалось, поскольку он не был священником. Однако он заботился о наружных ограждениях, и их он строил восемь лет. Сам Храм был сооружен священниками за год и шесть месяцев, и тогда люди исполнились радости. Они праздновали и славили восстановление Храма.Был и тайный ход, сделанный для царя: он шел из башни Антония (находившейся рядом с Храмом) во внутренние дворы Храма через его восточные ворота, так что у царя была возможность пройти в Храм через подземный ход, не подвергая себя опасности столкнуться со своими в очередной раз восставшими подданными. РАЗРУШЕНИЕ. Один из солдат, не дожидаясь приказа и не испытывая особого трепета перед масштабами злодеяния, выхватил из костра, горевшего неподалеку (вблизи от Храма), горящую головешку, другой солдат поднял его повыше, и он бросил головешку в золотое окно, через которое можно было проникнуть в комнаты, ведущие вокруг Святого Дома на его северную сторону.Когда огонь вспыхнул, евреи издали страшный крик, как и полагалось при таком страшном бедствии, и кинулись бороться с ним, при этом не щадя своих жизней, не позволяя себя удерживать, ибо погибал тот Святой Дом, ради защиты которого они положили столько труда.И тут некий человек прибежал к Титу, который отдыхал в своем шатре после последней битвы, и рассказал ему о пожаре, и тогда Тит вскочил и побежал к Святому Дому в чем был, чтобы остановить пожар. Вслед за ним бежали его военачальники, а за ними несколько легионов, в великом изумлении, и все кричали и поднимали очень большой шум, что естественно, когда собралась такая большая армия.Тогда император громким криком и движением правой руки отдал приказ солдатам погасить огонь, но они его не услышали и не увидели поданного им знака, а что до легионов, прибежавших вслед за ним, то ни убеждением, ни угрозами нельзя было удержать их неистовство.А вокруг алтаря лежали мертвые тела, одно на другом, и ступени, ведущие к алтарю, были залиты их кровью.И тогда император, поняв, что ему никак не остановить исступление и бешенство солдат, и видя, что огонь разгорается все сильнее и сильнее, - вошел в святилище со своими военачальниками и увидел его, но так как огонь пока не проник во внутренние помещения, а все еще пожирал стены вокруг, то Тит, полагая, что сам Дом еще можно спасти, торопливо вышел и стал уговаривать солдат гасить огонь, и отдал приказ центуриону Либералиусу и одному из своих копьеносцев, бывших с ним рядом, бить упрямых солдат палками и удерживать их. Но их страсть к разрушению была сильнее, чем уважением или страх перед императором, и когда пламя вспыхнуло внутри самого Святого Дома, (Тит) отступил, и так Святой Дом был сожжен без (Титова) разрешения. Иосиф Флавий. Иудейская война, кн. VI, гл. 45-7

. источник

70, 3 августа — (8 Ава 3830) Иудейская война. Решительный штурм Храма. "Когда оба легиона окончили валы в 8-й день месяца Лооса (Ав), Тит отдал приказ поджечь ворота. Далее

Расплавившееся повсюду серебро открыло пламени доступ к деревянным балкам, от­куда огонь, разгоревшись с удвоенной силой, охватил галереи. Когда иудеи увидели пробивавшиеся кругом огненные языки, они сразу лишились и телесной силы, и бодрости духа; в ужасе никто не тронулся с места, никто не пытался сопротивляться или тушить, как остолбеневшие, они все стояли и только смотрели. И все-таки, как ни велико было удру­чающее действие этого пожара, они не пытались переменой своего образа мыслей спасти все остальное, но еще больше ожесточились против римлян, как будто горел уже храм. Весь тот день и следовавшую за ним ночь бушевал огонь, так как римляне не могли поджечь все галереи сразу, а только каждую порознь." (Иосиф Флавий)

70, 4 августа — (9 Ава 3830) Иудейская война. Доступ к Храму открыт (см. 3 августа) "Тит приказал одной части войска потушить пожар и очистить место у ворот, чтобы открыть свободный доступ легионам. Далее

Вслед за этим он созвал к себе начальников; к нему собрались шесть важнейших из них, а именно: Тиверий Александр, начальник всей армии, Секст Цереал, начальник пятого легиона, Ларций Лепид, начальник десятого, Тит Фригий, начальник пятнадцатого, кроме того Фронтон Этерний, префект обоих легионов, прибывших из Александрии, и Марк Антоний Юлиан, правитель Иудеи, да еще другие правители и военные трибуны. Со всеми ими он держал совет о том, как поступить с храмом. Одни советовали поступить с ним по всей строгости военных законов, ибо -до тех пор, пока храм, этот сборный пункт всех иудеев, будет стоять, последние никогда не перестанут замышлять о мятежах-. Другие полагали так: -если иудеи очистят его и никто не подымет меча для его обороны, тогда он должен быть пощажен; если же они с высоты храма будут сопротивляться, его нужно сжечь, ибо тогда он перестает быть храмом, а только крепостью, и ответственность за разрушение святыни падет тогда не на римлян, а на тех, которые принудят их к этому-. Но Тит сказал: -Если даже они будут сопротивляться с высоты храма, то и тогда не следует вымещать злобу против людей на безжизненных предметах и ни в каком случае не следует сжечь такое величественное здание; ибо разрушение его будет потерей для римлян, равно как и наоборот, если храм уцелеет, он будет служить украшением империи-. После этого Тит распустил собрание и приказал командирам дать отдых войску для того, чтобы они с обновленными силами могли бороться в следующем сражении; только одному отборному отряду, составленному из когорт, он приказал проложить дорогу чрез развалины и тушить огонь. В тот день иудеи, изнуренные телом и подавленные духом, воз­держались от нападения" (Иосиф Флавий)

70, 5 августа — (10 Ава 3830) Иудейская война. Ещё один жестокий бой у стен Храма. "Иудеи вновь собрали свои боевые силы и с обновленным мужеством во втором часу чрез восточные ворота сделали вылазку против караулов наружного храмового двора. Последние, образуя впереди себя из щитов одну непроницаемую стену, упорно сопротивлялись. Тем не менее можно было предвидеть, что они не выдержат натиска, так как нападавшие превосходили их числом и бешеной отвагой. Тогда Тит, наблюдавший за всем с Анто­нии, поспешил предупредить неблагоприятный поворот сражения и прибыл к ним на помощь с отборным отрядом конницы. Этого удара иудеи не вынесли: как только пали воины первого ряда, рассеялась большая часть остальных. Однако, как только римляне отступили, они опять обернулись и напали на их тыл; но и римляне повернули свой фронт и опять принудили их к бегству. В пятом часу дня иудеи были, наконец, преодолены и заперты во внутреннем храме." (Иосиф Флавий)

70, 6 августа — (11 Ава 3830) Иудейская война. Последний день Второго храма. "И вот наступил уже предопределенный роковой день — десятый день месяца Лооса (ав), от самый день, в который и предыдущий храм был сожжен царем вавилонян. Далее

Сами иудеи были виновниками вторжения в него пламени. Дело происхо­дило так. Когда Тит отступил, мятежники после краткого от­дыха снова напали на римлян; таким образом завязался бой между гарнизоном храма и отрядом, поставленным для тушения огня в здании наружного притвора. Последний отбил иудеев и оттеснил их до самого храмового здания. В это время один из солдат, не ожидая приказа, или не подумав о тяжких последствиях своего поступка, точно по внушению свыше, схватил пылающую головню и, приподнятый товарищем вверх, бросил ее чрез золотое окно, которое с севера вело в окружавшие храм помещения. Когда пламя вспыхнуло, иудеи подняли вопль, достойный такого рокового момента, и ринулась на помощь храму, не щадя сил и не обращая больше внимания на жизненную опасность, ибо гибель угрожала тому, что они до сих пор прежде всего оберегали. Гонец доложил о случившемся Титу. Он вскочил с ложа в своем шатре, где он только что расположился отдохнуть после боя, и в том виде, в каком находился, бросился к храму, чтобы прекратить пожар. За ним последовали все полководцы и переполошенные происшедшим легионы. Можно себе представить, какой крик и шум произошел при беспорядочном движении такой массы людей. Цезарь старался возгласами и движениями руки дать понять сражающимся, чтоб они тушили огонь; но они не слышали его голоса, заглушенного громким гулом всего войска, а на поданные им знаки рукой они не обращали внимания, ибо одни были всецело увлечены сражением, другие жаждой мщения. Ни слова усовещевания, ни угрозы не могли остановить бурный натиск легионов, одно только общее ожесточение правило сражением. У входов образовалась такая давка, что многие была растоптаны своими товарищами, а многие попадали на раскаленные, еще дымившиеся разва­лины галерей и таким образом делили участь побежденных. Подойдя ближе к храму, они делали вид, что не слышат приказаний Тита, и кричали передним воинам, чтоб те бросили огонь в самый храм. Мятежники потеряли уже надежду на прекращение пожара: их повсюду избивали или обращали в бегство. Громадные толпы граждан, все бессильные и безоружные, были перебиты везде, где их настигали враги. Вокруг жертвенника громоздились кучи убитых, а по ступеням его лились потоки крови и катились тела убитых на верху. Когда Тит увидел, что он не в силах укротить ярость рассвирепевших солдат, а огонь между тем все сильнее распространялся, он в сопровождении начальников вступил в Святая-Святых и обозрел ее содержимое. И он нашел все гораздо более возвышенным, чем та слава, которой оно пользовалось у чужестранцев, и нисколько не уступающим восхвалениям и высоким отзывам туземцев. Так как пламя еще ни с какой стороны не проникло во внутреннее помещение храма, а пока только опустошало окружавшие его пристройки, то он предполагал, и вполне основательно, что собственно храмовое здание может быть еще спасено. Выскочив наружу, он старался поэтому побуждать солдат тушить огонь, как личными приказаниями, так и чрез одного из своих телохранителей, центуриона Либералия, которому он велел подгонять ослушников палками. Но гнев и ненависть к иудеям и пыл сражения превозмогли даже уважение к Цезарю и страх пред его карательной властью. Большинство кроме того прельщалось надеждой на добычу, так как они полагали, что если снаружи все сделано из золота, то внутренность храма наполнена сокровищами. И вот в то время, когда Цезарь выскочил, чтобы усмирить солдат, уже один из них проник во внутрь и в темноте подложил огонь под дверными крюками, а когда огонь вдруг показался внутри, военачальники вместе с Титом удалились и никто уже не препятствовал стоявшим снаружи солдатам поджигать. Таким образом храм, против воли Цезаря, был предан огню." (Иосиф Флавий)

70, 15 августа — (20 Ава 3830) Иудейская война. Начало осады Верхнего города Иерусалима. "Так как Верхний город, вследствие своего крутого положения, не мог быть взят без валов, Тит, в 20-й день Лооса (Ав), разделил войско по шанцевым работам. Тяжела была доставка леса, ибо для постройки прежних укреплений, как выше было сказано, вся окрест­ность города, на сто стадий кругом, была совершенно обнажена. Все четыре легиона воздвигали свои сооружения на западной стороне города, против царского дворца, между тем как вспомогательные отряды и остальная масса войска работала вблизи Ксиста, моста и той башни, ко­торую Симон построил как опорный пункт в борьбе с Иоанном и назвал своим именем." (Иосиф Флавий)

70, 1 сентября — (7 Элула 3830) Иудейская война. Римлянами закончены строительные работы, предшествовашие захвату Верхнего города Иерусалима. Штурм. Далее

"после восемнадцатидневной работы, в седьмой день месяца Гарпея (элул), валы были окончены и машины на них установлены. Многие из мятежников считали уже город потерянным и, оставив стены, отступили в Акру, другие побрели в подземные ходы, значительное же число, выстроившись в ряд, старалось воспрепятствовать установке машин. Но и над ними римляне вскоре восторжествовали, не только благодаря своей силе и большой численности, но главным образом по­тому, что они со свежими, бодрыми силами боролись с приунывшими и изнемогшими. Когда часть стены была разрушена и некоторые башни поддались ударам таранов, защитники сейчас же разбежались, да и самих тиранов охватил страх, далеко не соответствовавший опасности. Ибо прежде чем враги взлезли на стену, они уже оторопели и были готовы бежать. Тогда можно было видеть этих горделивых людей, некогда кичившихся своими злодеяниями, смиренно дрожащими и до того изменившимися, что при всех своих тяжких грехах, они все-таки возбуждали жалость. Им хотелось сделать вылазку против обводной стены, чтобы, пробившись сквозь стражу, выйти на свободу. Но их верные солдаты разбежались куда попало, а вестовые в то же время, один за другим, доносили: -разрушена западная стена-, -римляне уже вторглись-, -вот они уже близко, ищут вас-; и, наконец, другие, ослепленные страхом, утверждали даже, что видят уже своими глазами врагов на башнях. Тогда они с блуждающими от страха глазами пали лицом на землю, вопили над своим безумием и не могли тронуться с места, точно сухожилия были у них перерезаны. Тогда явственно можно было видеть, как преследовал гнев Божий этих нечестивцев и как велико было счастье римлян: тираны сами лишили себя надежнейшей твердыни и покинули башни, где никакая сила не могла бы их победить, за исключением разве голода; а римляне, так много трудившиеся над менее сильными стенами, овладели укреплениями, не боявшимися никаких орудий, по одному только счастью. Ибо три башни, которые мы выше описали, устояли бы против всяких машин. Между тем римляне заняли стены, водрузили свои знамена на башнях и при ликующих рукоплесканиях запели победную песню. Конец войны оказался для них гораздо легче, чем можно было ожидать по ее началу. Им самим казалось невероятным, что последней стеной овладели они без кровопролития, и они сами недоумевали, что не нашли здесь ожидаемого противника. Тогда они устремились с обнаженными мечами по улицам, убивая беспощадно все попадавшееся им на пути, и сжигая дома вместе с бежавшими туда людьми. Они грабили много; но часто, вторгаясь в дома за добычей, они находили там целые семейства мертвецов и крыши, полные умерших от голода, и так были устрашены этим видом, что выходили оттуда с пустыми руками. Однако, искреннее сожаление, которое они питали к погибшим, не простиралось на живых: всех, попадавшихся им в руки, они умерщвляли, запруживая трупами узкие улицы и так наводняя город кровью, что иные загоревшиеся дома были поту­шены этою кровью. С наступлением вечера резня прекратилась, огонь же продолжал свирепствовать и ночью."(Иосиф Флавий)

70, 2 сентября — (8 Элула 3830) Иудейская война. Иерусалим захвачен. "В восьмой день месяца Гарпея (Элул) солнце взошло над дымившимися развалинами Иерусалима. За время осады город перенес столько тяжких бед, что если бы он от начала своего основания вкушал столько же счастья, то был бы поистине достоин зависти..." (Иосиф Флавий)

70, 22 сентября — (28 Элула 3830) Иудейская война. Римлянами захвачена так называемая Башня Давида

Царь Давид не имел к ней никакого отношения. Она названа его именем скорее по недоразумению. Первые укрепления на этом месте были построены хасмонеями, а позже Ирод Великий в 24 году н.э. построил здесь цитадель для защиты своего дворца. В цитадели было три башни, названные Иродом в честь жены Мириамны, брата Фасаэля и лучшего друга Гиппикуса. До наших дней сохранилась только нижняя часть башни Фасаэля. Тит Флавий разместил в этом месте 12-й легион во время разрушения Иерусалима. Ранние христиане в византийские времена устроили свою молельню. Крестоносцы не смогли овладеть цитаделью приступом, и его гарнизон сдался только после падения города. На фундаменте иродионских укреплений в 12 в. крестоносцы построили охранную крепость, разрушенную затем мамелюками но приходе в Иерусалим в 1239 г. Современный минарет, называемый собственно башней Давида построен в 1535 г. турками. До наших дней сохранилась только нижняя часть башни Фацаэля. Во время английского мандата в цитадели стоял гарнизон, а сама она служила военной базой. После ухода англичан база перешла в руки Иордании и оставалась сторожевым постом вплоть до 1967 г. В настоящее время представляет собой один из музеев Иерусалима.

 .

73, 10 апреля — Иудейская война. (15 Нисана 3833) Пала крепость Масада. "Элеазар хотел еще продолжать свою речь, как они в один голос прервали его, бурно потребовали немедленного исполнения плана и, точно толкаемые демонической силой, разошлись. Всеми овладело ка­кое-то бешеное желание убивать жен, детей и себя самих; каждый старался предшествовать в этом другому, всякий хотел доказать свою храбрость и решимость тем, что он не остался в числе последних. Далее

При этом ярость, охватившая их, не ослабела, как можно было бы подумать, когда они приступили к самому делу — нет! До самого конца они остались в том же ожесточении, в какое привела их речь Элеазара. Родственные и семейные чувства у них хотя сохра­нились, но рассудок брал верх над чувством, а этот рассудок говорил им, что они таким образом действуют для блага любимых ими существ. Обнимая с любовью своих жен, лаская своих детей и со слезами запечатлевая на их устах последние поцелуи, они испол­няли над ними свое решение, как будто чужая рука ими повелевала. Их утешением в этих вынужденных убийствах была мысль о тех насилиях, которые ожидали их у неприятеля. И ни один не оказался слишком слабым для этого тяжелого дела, — все убивали своих ближайших родственников одного за другим...Не будучи в состоянии перенести ужас совершенного ими дела и сознавая, что они как бы провинятся пред убитыми, если переживут их хотя одно мгновение, они поспешно стащили все ценное в одно место, свалили в кучу, сожгли все это, а затем избрали по жребию из своей среды десять человек, которые должны были заколоть всех остальных. Распо­ложившись возле своих жен и детей, охвативши руками их тела, каждый подставлял свое горло десятерым, исполнявшим ужасную обязанность. Когда последние без содрогания пронзили мечами всех, одного за другим, они с тем же условием метали жребий между собою: тот, кому выпал жребий, должен был убить всех девятерых, а в конце самого себя. Все таким образом верили друг другу, что каждый с одинаковым мужеством исполнит общее решение как над другими, так и над собой. И действительно, девять из оставшихся подставили свое горло десятому. Наконец оставшийся самым последним осмотрел еще кучи павших, чтобы убедиться не остался ли при этом великом избиении кто-либо такой, которому нужна его рука, и найдя всех уже мертвыми, поджег дворец, твердой рукой вонзил в себя весь меч до рукояти и пал бок о бок возле своего семейства. Рано утром римляне, в ожидании вооруженного сопротивления, приготовились к сражению, накинули наступательные мосты на крепость и вторглись в нее. Каково же было их удивление, когда вместо ожидаемых врагов на них отовсюду повеяло неприветливой пустотой и кроме клокотавшего внутри огня над всей крепостью царило глубокое молчание. Озадаченные этим явлением, они, наконец, как при открытии стрельбы, подняли боевой клик для того, чтобы этим вызвать находившихся внутри. Этот клик был услышан женщинами, которые вылезли из подземелья и по порядку рассказали римлянам о всем происшедшем. В особенности одна из этих женщин сумела передать в точности обо всем, что говорилось и делалось. Римляне все-таки не обратили внимания на их рассказ, так как не верили в столь великий подвиг, а постарались потушить пожар, быстро пробили себе путь и втеснились во внутренние помещения дворца. Увидев же здесь в самом деле массу убитых, они не возрадовались гибели неприятелей, а удивлялись только величию их решимости и несокрушимому презрению к смерти такого множества людей".(Иосиф Флавий)

73, 14 апреля — (19 Нисана 3833) "Воодушевлённые речью своего вождя Элеазара-бен-Яира все находившиеся в крепости Масада иудейские войны закололи своих жён и детей, а затем себя, чтобы не достаться на поругание врагу" (текст С. Дубнова, дата - КМ.ru)

73, 10 июля — (17 Таммуза 3833) Погром в Киренаике (северный Египет). Одно из последних событий Иудейской войны, завершившейся падением Масады.

76, 24 января — (30 Швата 3836) Родился Адриан - римский император, гонения на евреев, в результате которых они отправились в изгнание, произошли в его пору. Он пытался искоренить иудаизм, запретил евреям Иудеи праздновать субботу, исполнять другие важные обряды, обучать детей в школах, совместно читать священные книги. На месте разрушенного Иерусалима воздвиг языческий город Элия Капитолина с статуей Императора на месте Храма.

117, 8 августа — (23 Ава 3877) Умер Марк Ульпий Траян, римский император (98–117), уроженец Иберии (Испании), дядя императора Адриана. В его правление в 115 году произошло еврейское восстание в Киренаике и на следующий год распространилось на Египет, Кипр и Месопотамию. По всей вероятности, побудительной причиной восстания были мессианские чаяния среди еврейства и стремление освободиться от римского ига как на родине, так и в соседних странах. Подробнее

Связь египетского еврейства с Иудеей никогда не прекращалась. С основанием религиозного центра в Явне после падения Иерусалима связи между евреями Иудеи и Египта вновь укрепились и расширились. Подавляющее большинство египетского еврейства было безоговорочно предано национально-религиозной традиции и стране отцов, что, однако, не мешало египетским евреям отстаивать свои гражданские права в Египте — вплоть до кровавых столкновений с александрийскими греками. В 115 г., когда император Траян был поглощен завоевательной экспедицией на Востоке, борьба между еврейским и греческим населением в Египте перешла в открытый мятеж, распространившийся на смежные с Египтом области империи. Вскоре мятеж превратился в настоящую войну, в которой приняли участие евреи Ливии, Киренаики, Египта, Кипра и даже вновь завоеванных Траяном областей Месопотамии. Военные действия велись также и в Иудее, еврейское население которой, по-видимому, также приняло участие в восстании. Центр восстания был в Египте и Киренаике. Начавшись со столкновений между евреями и греками в Александрии и в Кирене, мятеж вылился в столкновение с римскими частями под командованием наместника Лупа. Когда Луп не сумел подавить мятеж, император направил в район восстания значительные воинские силы под командованием Марция Турбона. Из папирусов и из литературных памятников становятся очевидны широкие масштабы войны в Ливии, Киренаике и, особенно, в Египте: нужда в командном составе была столь остра, что чиновники римской гражданской администрации были вынуждены возглавлять отряды египетских греков в Александрии и провинциальных городах. Иногда римляне были вынуждены вербовать полузависимых египетских крестьян для борьбы с повстанцами, однако большинство коренного египетского населения поддержало мятеж. Восстание распространилось на весь Египет; на дорогах страны царил хаос; обширные территории в Ливии, Киренаике и Египте были опустошены. Восстание продолжалось до смерти Траяна, так что его преемнику Адриану в первый год правления пришлось заниматься усмирением восстания.

120, 2 июня — (18 Сивана 3880) Умер раввин Гамлиэль II, прозванный Гамлиэлем из Явне, внук рабби Гамлиэля I, занял пост наси после Иоханана бен Заккая (около 80 года). Целью своей жизни считал сплочение народа вокруг Торы и укрепление нового центра еврейской учености в Явне, авторитет которого после разрушения Храма помог бы сохранить духовное единство евреев, а также восстановить значение Синедриона как высшего законодательного органа и верховного суда. Энергично отстаивал престиж должности наси во имя объединения народа и упрочения главенства нормативного религиозного закона. Особенно много сил уделил унификации Галахи. Совместно с коллегами и учениками в Явне он заложил основы Мишны. Гамлиэль II был признан одним из величайших законоучителей, но был не только высшим религиозным авторитетом своего времени, но и признанным национально-политическим лидером. По всей вероятности, и римские власти признавали его как полномочного представителя евреев.

120, 21 июня — (18 Сивана 3881) Умер раввин Гамлиэль II. Был преемником раввина Йоханана Бен-Заккая, который основал Талмудическую академию в Явне после войны с Римом. Гамлиэль помог установить новое духовное руководство и заложил основу для выживания в диаспоре. Он сыграл ключевую роль в сохранении мира между еврейской общиной и Римом