Еврейский календарь

1905, 2 ноября — (4 Хешвана 5666) Родилась Маргот Клаузнер

Родилась и выросла Маргот в Берлине, замуж вышла за Яакова, жившего в Мюнхене. Во время медового месяца в середине 20-х Яаков с Маргот отправились в Палестину и случайно попали в кибуц Бейт Альфа, где познакомились со скотником Иегошуа Клаузнером. Вспыхнувшая между ним и Маргот страсть была подобна молнии. Начался бурный роман. Маргот вернулась с мужем в Германию, родила в Берлине дочь Мирьям, но Иегошуа поклялся, что любой ценой добьется расположения возлюбленной. Так и случилось: Клаузнер явился в Мюнхен и разлучил Маргот с супругом. В 1932 году с Иегошуа и малышкой Мирьям Маргот перебралась в Эрец-Исраэль. В кибуце Бейт Альфа родился Амос, который на 4 года младше Мирьям. Поначалу Она и Иегошуа состояли в администрации театра "Габима", но ужиться там не смогли. Вылетев из "Габимы", задались целью основать в Израиле новую отрасль искусства - кинематографию. В 1949 году Маргот и Иегошуа Клаузнер обратились в Земельное управление и получили 70 дунамов на краю света (никаких строений в той части Герцлии, которая сегодня считается старой, еще не было). На этом участке и основали студию. В 1950 году из Англии выписали техников. Из Чехословакии приехал еврейский киношник Ярослав Райхель - ответственный работник пражской студии "Баррандов". Он был назначен техническим директором и должен был обучать израильтян искусству кино.

 , стоявшая у истоков израильского кинематографа.

1905, 4 ноября — (6 Хешвана 5666) В Петербурге создан "Союз русского народа". ДАЛЕЕ

Русский национализм окреп и утвердился в годы царствования Александра III как движение не только откровенно контрреволюционное, но и верноподданическое. В нем не было уже ни грана свободомыслия и философской культуры, свойственных родоначальникам. Одна его составляющая, впрочем, оставалась неизменной с 40-х годов XIX века – антисемитизм, которым страдали и славянофил Иван Аксаков, и либерал Иван Тургенев, и народный печальник Николай Некрасов. При императоре Александре Александровиче еврейский погром стал неотъемлемой принадлежностью русской «общественной жизни». Рупор квасного патриотизма и антисемитизма, суворинская газета «Новое время» находила заинтересованную аудиторию в Германии и Австро-Венгрии, где пышным цветом цвел собственный национализм. Один из его видных деятелей, пастор Адольф Штеккер, созвал в 1882 году в Дрездене международный антисемитский конгресс, на котором присутствовали и делегаты из России. Плодом этого взаимодействия и обмена идеями стали «Протоколы сионских мудрецов» – сочинение, сыгравшее совершенно исключительную роль в становлении национал-социализма и формировании личного мировоззрения Гитлера. Вряд ли стоит сейчас излагать аргументы, доказывающие поддельность этого текста, – на этот счет существует обширная литература. Автор опуса в точности не известен, однако имеются веские основания считать организатором провокации жандармского полковника Петра Рачковского, руководившего в Париже заграничной агентурой Департамента полиции. В качестве первоисточников «Протоколов» обычно называют роман Германа Гедше «Биарриц», опубликованный в 1868 году под псевдонимом «сэр Джон Рэтклифф», а также памфлет Мориса Жоли «Диалог в аду между Монтескье и Макиавелли», который увидел свет четырьмя годами позже в Брюсселе. В парижской Национальной библиотеке будто бы даже обнаружился экземпляр брошюры Жоли, где карандашом отмечены места, почти дословно включенные в «Протоколы», первоначально написанные по-французски. Умберто Эко в романе «Маятник Фуко» указывает как минимум еще два источника – романы «Вечный жид» и «Тайны народа» Эжена Сю, рисующие всемирный заговор иезуитов, и роман Александра Дюма «Джузеппе Бальзамо», главный герой которого, граф Калиостро, исполняет волю мировой масонской закулисы. Иными словами, в дело пошла вся оказавшаяся под рукой конспирологическая литература, благо врагов рода человеческого всегда хватало: не масоны, так иллюминаты, не иллюминаты, так тамплиеры. «Протоколы» описывают собрание предводителей всемирного еврейского заговора на старом еврейском кладбище в Праге. Оказывается, главные орудия этого заговора – демократия, свобода слова, гражданские права. «Наш пароль – сила и лицемерие... – говорит главный раввин. – Еще в древние времена мы среди народа впервые крикнули слова «свобода, равенство, братство», слова, столь много раз повторенные с тех пор бессознательными попугаями, отовсюду налетевшими на эти приманки...» В действительности всем неевреям, «гоям», уготован полицейский режим, основанный на поголовном доносительстве: «Тогда не будет постыдно быть шпионом и доносчиком, а похвально...» На тот случай, если ужасный замысел «раскусят» и «поднимутся с оружием в руках» против евреев, у них задуман «терроризирующий маневр»: прорыты во всех столицах «метрополитеновые подземные ходы», откуда столицы будут взорваны. Первая публикация «Протоколов» в газете «Знамя» прошла незамеченной. Во второй раз их выпустил в свет в 1905 году под одной обложкой с собственными сочинениями православный публицист Сергей Нилус, человек психически нездоровый и страдавший манией преследования. В послесловии он утверждал: «Все это добыто моим корреспондентом из тайных хранилищ Сионской Главной Канцелярии, находящейся ныне на Французской территории». Это издание имело колоссальный успех благодаря революции, служившей как бы живой иллюстрацией к «стенограмме». Как утверждает Александр Солженицын в своей книге «Двести лет вместе», Николай II, прочитав «Протоколы», начертал на полях: «Наш Пятый год точно под их дирижёрство!» Однако когда председатель Совета министров Столыпин доложил ему, что этот опус – несомненная фальшивка, царь распорядился: «Протоколы» изъять. Нельзя чистое дело защищать грязными способами». Чистота дела у него сомнений не вызывала. В годы первой русской революции правоэкстремистские круги оформляются организационно – в «Союз русского народа». Его создатель тайный советник Александр Дубровин, составивший состояние частной врачебной практикой, был принят и благосклонно выслушан Николаем. Не одобряя парламентаризма, вожди крайне правых видели в Государственной думе удобную трибуну. Их глашатаями там стали помещики Владимир Пуришкевич и Николай Марков (Марков 2-й). Вот отрывок из книги воспоминаний генерала Джунковского, товарища министра внутренних дел и командира Отдельного корпуса жандармов, в описываемый период – московского губернатора, ярко рисующий атмосферу и уровень их полемики. «Куда же идет наша государственность? – задал вопрос Милюков (лидер фракции конституционалистов-демократов. – В. А.). – Не идет ли на смену октябристам более правая сила? Вот ужасное сообщение «Русского знамени», что государь и наследник состоят членами «Союза русского народа», не опровергнуто»... «Потому что это правда!» – крикнул Пуришкевич. На правых скамьях поднялся шум. «Обвинение монарху, – продолжал Милюков, – что он состоит членом союза убийц и погромщиков». При этих словах правые, вскочив с места, стали потрясать кулаками, слова «сволочь», «мерзавец», «морду побью», «жидовский наемник», «скотина», «последний зуб выбьем» и другие ругательства раздавались в воздухе» Благодаря своей скандальным выходкам Пуришкевич пользовался всероссийской известностью и получал обильное финансирование из секретных фондов полиции и других государственных ведомств. Как политическая организация «Союз русского народа», в чьей программе не было ничего нового по сравнению с триадой николаевских времен «православие, самодержавие, народность», оказался слишком пестрым сборищем для систематической работы и начал распадаться вскоре после революции 1905-1907гг. Пуришкевич возглавил Союз Михаила Архангела, Марков и Дубровин – две конкурирующие фракции, называвшиеся одинаково. Для тех, кто уверовал в жидомасонский заговор, Октябрьская революция была лишь очередным подтверждением его реальности. Но наряду с исконным русским антисемитизмом появилось и нечто новое. Горький в «Несвоевременных мыслях» пишет о пачке прокламаций, присланных ему в 1918 году «Центральным комитетом Союза христианских социалистов», зовущих объединяться «антисемитов всех стран, всех народов и всех партий». «Арийская раса – тип положительный как в физическом, так и в нравственном отношении, – говорится в одной из листовок, – иудеи – тип отрицательный, стоящий на низшей ступени человеческого развития». Цитируя эти откровения, Горький восклицает об их авторах: «Глупые и жалкие люди, несчастные люди!.. Как все это бездарно и постыдно!» «Протоколы сионских мудрецов» пережили после Октября второе рождение. Они издавались пропагандистскими отделами Добровольческой армии (Врангель их запретил на подконтрольной ему территории, а Деникин называл газету, издаваемую в Ростове Пуришкевичем, «погромным листком»), а затем были вывезены в Европу и Америку и имели там шумный успех. Европа переживала потрясение ужасной мировой войны и последовавшего за ней мирового экономического кризиса. Люди со сломанными судьбами, лишенные последнего достояния, искали простые ответы на сложные вопросы. И «Протоколы» эти ответы давали. В короткое время они были переведены, и по нескольку раз, на все европейские языки, японский, китайский и, конечно, арабский. В Германию их привез и опубликовал происходивший из семьи обрусевших немцев полковник царской армии Федор Финберг, сотрудничавший до революции в черносотенных изданиях, но особо громкого имени себе не снискавший. На исторической родине ему было суждено не только стать популяризатором «Протоколов», но и сделать важный шаг от бытового в своей основе русского антисемитизма к антисемитизму интеллектуальному. Именно Финберг уже в 1919 году впервые сформулировал «окончательное решение еврейского вопроса» как поголовное истребление евреев. Он стал страстным апологетом расовой теории. Идеолог национал-социализма Альфред Розенберг, сам выходец из Российской империи, активно пользовался «Берлинскими письмами» Финберга при создании собственного опуса «Миф XX века», который, в свою очередь, стал источником вдохновения для Гитлера при написании «Майн Кампф». Русские националисты, оказавшиеся после революции в Германии и особенно в Баварии, встретили там массу единомышленников. О мюнхенском кружке Гитлера в то время не было и помину, а когда он громко заявил о себе, оказалось, что в ближайшем окружении фюрера немало прибалтийских немцев – тот же Розенберг, но в первую очередь Макс Эрвин фон Шейбнер-Рихтер, переселившийся в Германию еще в 1910 году в возрасте 25 лет и сделавшийся ближайшим помощником Гитлера. Именно выходцы из России внушили Гитлеру ненависть к большевизму как к одному из обличий еврейского заговора. «Другой вопрос, – пишет по этому поводу исследователь нацизма Уолтер Лакёр, – действительно ли Гитлер верил в это, и если так, до какой степени, а в какой мере он просто считал это полезным для его внутренней политики мифом, а для внешней – подходящим оружием». Шейбнер-Рихтер был главным связующим звеном между руководством партии и окружением великого князя Кирилла Владимировича. Кирилл, считавший себя законным наследником, был женат на Виктории Саксен-Кобург-Готской, поэтому после революции семейство поселилось в Кобурге, где жил двоюродный брат великой княгини герцог Карл. Виктория Федоровна была поклонницей национал-социалистов. Вместе с женой Шейбнер-Рихтера Матильдой она посещала учения штурмовиков и пожертвовала в партийную кассу значительные суммы, продав свои фамильные драгоценности. В мае 1921 года Шейбнер-Рихтер организовал даже съезд русских монархистов в Бад-Рейхенхалле. На съезде был избран Высший монархический совет во главе с Марковым 2-м, однако затея не оправдала себя: совет поддержал претензии на престол великого князя Николая Николаевича, и его вожди постепенно перебрались в Париж, поближе к наследнику. Вокруг Кирилла Владимировича остались лишь люди, решившиеся связать свою судьбу не столько с ним, сколько с национал-социализмом. В 1923 году альянсу нацистов с русской правой эмиграцией пришел конец: Шейбнер-Рихтер погиб во время «пивного путча». Он шел во главе колонны штурмовиков рука об руку с Гитлером. Сраженный наповал, он увлек за собой на мостовую и Гитлера и тем, вероятно, спас его от смерти. Вблизи элиты рейха удалось удержаться лишь одному выходцу из России. Это был Григорий Шварц-Бостунич, уроженец Киева, полностью отрекшийся от своего славянского происхождения. Он вовремя понял, что звезда Альфреда Вальдемаровича, как называли Розенберга соотечественники, закатывается, и переключил свою энергию на Гиммлера. К концу войны он имел звание штандартенфюрера СС и был одним из самых популярных лекторов-пропагандистов по еврейскому и масонскому вопросам. Тем временем в советской России зрело течение, получившее впоследствии название «национал-большевизм» (термин не имеет ничего общего с названием партии Лимонова). Поставивший Чапаева в тупик вопрос – «Ты за большевиков али за коммунистов?» – на самом деле отнюдь не был лишен смысла. В народе слово «коммунист» было эвфемизмом революционера-инородца (возможно, из-за своего иностранного происхождения), тогда как слово «большевик» обозначало русского. С распадом империи русское население национальных окраин оказалось в том же положении, что и немцы после Версальского мира, – оно превратилось в дискриминируемое и унижаемое меньшинство. Поэтому воссоединение государства в более или менее прежних границах, хотя бы и под большевистским флагом, многими воспринималось как исполнение девиза о единой и неделимой России, ради которой воевали белые армии. Одним из провозвестников такого подхода стал известнейший деятель эмиграции, националист и монархист Василий Шульгин, в марте 1917 года принимавший вместе с Гучковым на станции Дно отречение Николая II. Уже в 1920 году он объявил, что «белые идеи перескочили фронт». «Большевики думают, – пишет Шульгин, — что создали социалистическую армию, которая дерется во имя Интернационала, но это вздор... На самом деле они восстановили русскую армию... Знамя единой России фактически поднято большевиками». Спустя пять лет ему представился случай лично убедиться в справедливости своих суждений. Шульгин совершил поездку по России по приглашению мифической подпольной организации – Монархического объединения Центральной России (МОЦР), она же «Трест». В Москве у него состоялась встреча с лицом, не назвавшимся по имени, которое, судя по всему, занимало важный государственный пост и одновременно было одним из вождей всемогущего «Треста». Этот таинственный собеседник развернул перед ошеломленным Шульгиным план действий русских патриотов. «Мы обязаны готовить преемника советской власти, – говорил он. – А она падет, потому что на такой ненависти сидеть нельзя». Чтобы заслужить народную любовь, необходимо избавиться от «еврейского засилья». Евреи, заверял незнакомец, будут оттеснены от управления страной, однако «звериная расправа с еврейством в высшей степени невыгодна для будущности русского народа», поэтому лучшим вариантом был бы исход евреев из России. «Я думал, что я еду в умершую страну, а я вижу пробуждение мощного народа», — умиленно молвил закоренелый юдофоб Шульгин. «И это то, что никак до сих пор нам не удавалось передать в эмиграцию», – скрепил советский сановник. Описывая эту встречу в книге «Три столицы», Шульгин уверенно предсказывает: «Жидов, конечно, скоро ликвидируют». И заклинает своих былых врагов: «Коммунисты да передадут власть фашистам, не разбудив зверя». Михаил Агурский, из книги которого «Идеология национал-большевизма» взяты эти цитаты, комментирует странное событие следующим образом: «Преследовало ли ГПУ в деле Шульгина лишь цель дезинформировать белую эмиграцию? Безусловно да! Но важно то, какая форма была придана дезинформации». В данном случае Агурский пребывает в плену известной версии о том, что вся операция «Трест» была не чем иным, как мастерской провокацией «органов». Между тем новейшие исследования и материалы, ставшие доступными историкам в последнее время (о них «Совершенно секретно» подробно писала), говорят о том, что дело обстояло гораздо сложнее. То, что начиналось как провокация ГПУ, в конечном счете вышло из-под контроля Лубянки; операция превратилась в важнейший канал связи между деловыми и политическими кругами Запада и антисталинской оппозицией в большевистских верхах. В таком контексте речи таинственного незнакомца уже не выглядят дезинформацией с целью одурачить русских монархистов-эмигрантов, которые в то время, откровенно говоря, уже даром никому были не нужны. Действительность опережала самые дерзкие грезы Шульгина. К тому моменту, когда он внимал монологам загадочной личности в Москве, умами кремлевских вождей уже овладела идея стратегического альянса коммунизма и нацизма. В июне 1923 года видный деятель международного коммунистического движения Карл Радек, хорошо знавший Германию и ее политиков, выступил на заседании расширенного пленума исполкома Коминтерна с речью, которая произвела фурор в обеих странах. Радек говорил о смерти Альберта Лео Шлагетера, члена «Добровольческого корпуса» (Freikorps – полувоенные формирования националистов, впоследствии реорганизованные в отряды СА) в Рейнской области. Он был обвинен в шпионаже и саботаже и расстрелян французскими оккупационными властями, впоследствии стал одним из главных мучеников нацистского пантеона. «Шлагетер, мужественный солдат контрреволюции, – вещал Радек, – заслуживает того, чтобы мы, солдаты революции, мужественно и честно оценили его... Если круги германских фашистов, которые захотят честно служить немецкому народу, не поймут смысла судьбы Шлагетера, то Шлагетер погиб даром...» Оратор призвал лидеров правого немецкого национализма создать единый фронт против Антанты и буржуазии Германии. Призыв достиг адресатов. Один из лидеров немецких ультраправых, впоследствии вступивший в НСДАП, граф Эрнст фон Ревентлов принялся за дело. Над речью о Шлагетере прослезилась Клара Цеткин. Взаимодействию мешало, однако, то, что вождями немецких коммунистов были почти сплошь евреи. После поражения революции и «пивного путча» в Германии в 1923 году вопрос был снят с повестки дня, а спустя еще четыре года был снят со всех постов и исключен из партии сам Радек. Ему, однако, удалось отмежеваться от троцкизма и вернуться в публицистику. В этот краткий период реабилитации он написал большой памфлет о Гитлере, из которого явствует, что лидер национал-социалистов – марионетка монополистического капитализма Однако после прихода нацистов к власти процесс наведения мостов возобновился с обеих сторон. Страстным поборником советско-германской дружбы был, в частности, профессор Кёнигсбергского университета Теодор Оберлендер, имевший хорошие связи в руководстве НСДАП. В 1934 году Оберлендер побывал в СССР, встречался с Бухариным и Радеком, выразившими полную поддержку его взглядов. Оберлендер был другом Эриха Коха, в то время гауляйтера Восточной Пруссии, а позднее – рейхскомиссара Украины. О просоветских настроениях Коха и Оберлендера пишут немецкие авторы Густав Хильгер и Альфред Мейер в книге «Несовместимые союзники». Хильгер, переводчик Гитлера, был свидетелем того, как в августе 1934 года Карл Радек, сидя с Бухариным на подмосковной даче пресс-атташе германского посольства Баума, восклицал: «На лицах немецких студентов, облаченных в коричневые рубашки, мы замечаем ту же преданность и такой же подъем, какие когда-то освещали лица молодых командиров Красной Армии и добровольцев 1813 года (имеется в виду заключительный этап наполеоновских войн в Германии. – В.А.). Есть замечательные парни среди штурмовиков...» Их дополняет британский историк Джеральд Райтлингер в книге «Дом на песке». «В бытность рейхскомиссаром Украины, – пишет он, – Кох заимствовал у Гитлера его нерасположение к «неграм». Подобные чувства не владели в 20-х годах служащим железной дороги из Рура, когда он принимал свое будущее Восточно-Прусское королевство, едва ли представляя себе, как выглядит славянин. Соседство Кёнигсберга с Советским Союзом развило в Кохе скорее радикализм, чем германский национализм. В 1934 году он опубликовал книжицу под названием Aufhau im Osten («Прорубая окно на Восток»). Какова бы ни была в ней доля участия самого Коха, во всяком случае, книга обнаруживает то, чему Кох дал свое имя, а именно – теорию о том, что немецкая молодежь должна связать свою судьбу скорее с ожесточенной внеклассовой молодежью Советского Союза, нежели с декадентствующей молодежью капиталистического Запада... Еще более примечательна дружба Коха с человеком русофильских убеждений, профессором Кёнигсбергского университета Теодором Оберлендером, который непродолжительное время работал под началом Коха на Украине. В год публикации своей книги Кох присутствовал при тайном разговоре Оберлендера с человеком из старой большевистской гвардии, Карлом Радеком, галицийским евреем. И Оберлендер, и Радек были против враждебного бездействия своих правительств. Радек – воистину странная фигура – выказал себя поклонником СС и СА». (В 1937 году на процессе «параллельного антисоветского троцкистского центра» Радеку припомнили эти встречи и эти восторги. Бухарин на процессе «правотроцкистского блока» обвинялся в шпионаже на немецкую разведку, а также в том, что он и его подручные не только «провоцировали ускорение нападения фашистских агрессоров», но и вели вредительскую и диверсионную работу «в целях обеспечения поражения СССР». Теодор же Оберлендер в годы войны служил в чине капитана в контрразведке на Восточном фронте и не раз выступал за смягчение оккупационного режима. С 1953 по I960 год он был министром по делам перемещенных лиц в кабинете Конрада Аденауэра.) Ощущение, что на смену большевизму идет фашизм, было не у одного только Шульгина. Выдающийся русский мыслитель Георгий Федотов в 1935 году опубликовал статью «Новый идол», в которой писал: «Вчера можно было предсказывать грядущий в России фашизм. Сегодня он уже пришел. Настоящее имя для строя СССР – национал-социализм. Здесь это имя более уместно, чем в Германии, где Гитлер явно предал национал-социалистическую идею». Что мы знали о Гитлере и нацизме при советской власти? Немного. Кроме изданной АПН скорее пропагандистской, чем исторической книги «Преступник номер один», ничего не вспоминается. Даже материалы Нюрнбергского процесса вопреки решению Международного трибунала не были целиком опубликованы по-русски, а неопубликованные материалы лежали в спецхране. Гитлер был для советского народа или уродливой карикатурой Кукрыниксов, или злобным чудовищем. Разбираться в истоках его мировоззрения считалось недопустимым, постыдным и аморальным. О фашистах было принято говорить и думать примерно так же, как сейчас о террористах, – злыдни, нелюдь, и этим все сказано. Когда появились фильмы о войне, где немцы показаны пусть и отпетой сволочью, но все же не круглыми идиотами, когда в эпопее «Освобождение» мы увидели в Гитлере пусть мерзкое, но все же человеческое существо, это было откровением. У советского режима были какие-то свои, глубоко затаенные причины нежелания разбираться. Большое неудобство для историка представляли протоколы Молотова – Риббентропа и весь начальный период Второй мировой войны, когда Берлин и Москва были союзниками. Возможно, агитпроп Старой площади усматривал идеологическую угрозу в самом факте изучения национал-социализма – ведь в этих трудах потребовалось бы цитировать Гитлера с Геббельсом, а значит, пропагандировать их. Но вышло иначе – так же, как с самиздатом. «Майн Кампф» стали читать по той же причине, по какой читали «Архипелаг ГУЛАГ»: потому что запрещено. Смутные слухи о неких нацистских шествиях в самом центре столицы циркулировали еще в середине 70-х. Я лично их не видел, но помню: на закате брежневской эпохи в Москве в скверах и парках стали появляться бритоголовые юноши. Они еще не рисковали устраивать шествия, и кожаные куртки ввиду их дороговизны были далеко не у всех. Но кто они такие и почему кучкуются, было понятно всем. А уж 20 апреля 1989 года только слепой не видел в Москве усиленных нарядов милиции. Но и слепой слышал в метро обращение к сознательным гражданам: искали обладателей двух пластиковых пакетов с взрывными устройствами, посредством которых русские поклонники фюрера намеревались ознаменовать 100-летний юбилей своего кумира. Что-то не верится, что Лубянка была бессильна изловить наглых скинхедов. Но излови она их, кем тогда народ пугать? Сахаровым? Американским агрессором? Пятое управление отлично понимало, кто опасен, а кто полезен. Потому и в нацистскую бомбу поверить сложно. Страну Россию, образовавшуюся после распада СССР, с веймарской Германией не сравнивал только ленивый. Положение немцев, живших в отторгнутых областях, вряд ли было многим лучше того, в котором оказалось «русскоязычное» население бывших национальных окраин СССР. Упразднение монархии, пожалуй, равнозначно отмене 6-й статьи. Налицо также деморализованная армия и принудительная конверсия промышленности, огромный внешний долг (те же репарации), отчаянная инфляция, падение нравов, ощущение исторической безысходности и общего дискомфорта, обычно выражаемого формулой «национальное унижение». На таком фоне уже никого не удивили доморощенные чернорубашечники общества «Память». Народ прозвал их «памятниками», а в политическом лексиконе появилось слово «красно-коричневые» – дескать, у большевиков и нацистов опять произошла смычка. В России появилась куча монархистов, казаков в опереточных мундирах. Либералы полемизировать с национал-патриотами полагали ниже своего достоинства, а больше и полемизировать-то было некому – не монархистам же. Конечно, многие тогда, вставая в позу непонятых пророков в своем отечестве, напоминали, что, мол, Гитлера и его клевретов тоже поначалу никто всерьез не принимал. Но средство борьбы предлагалось лишь одно – запретить к чертовой матери. Хороши либералы! Вот посмеялся бы фюрер, восстань он из гроба. Его ведь тоже запрещали. После «пивного путча» были запрещены и партия, и ее газета. По выходе Гитлера из тюрьмы баварское правительство на два года запретило ему публичные выступления. Гитлер подчинился. Он вообще после тюрьмы превратился в законопослушного гражданина. Никаких переворотов и уголовщины! Только легальные формы борьбы! Он и к власти пришел легальным путем. В октябре 1992 года имел место бурный всплеск общественного возмущения. Активисты общества «Память» прорвались в здание редакции газеты «Московский комсомолец» и в течение 40 минут «препятствовали нормальной работе журналистов», требуя прекратить публикацию «аморальных и русофобских» статей. (Тоже, кстати, неоригинально: в веймарской Германии нацисты устраивали шумные акции протеста против демонстрации «порнографических» фильмов, составивших впоследствии неувядающую славу немецкого кино.) Президент тогда, помнится, строго-настрого приказал учинить расследование инцидента. Но характерно, что в указе он не стал называть вещи своими именами – сказано было просто: «Событие, имевшее место». Потому что именно тогда шла дискуссия о терминах: юристы никак не могли дать точную дефиницию слова «фашист». (Какой там фашизм – с бирками «лево» и «право» и то намыкались.) А в сентябре 1993 года вождь «памятников» Дмитрий Васильев поддержал указ Бориса Ельцина о роспуске парламента. Вот и пригодился. Русский фашизм – нормальный факт политической жизни, и не надо делать круглые глаза. Фашисты или нацисты есть во всех демократических странах, причем государство, как и полагается, защищает их конституционное право на свободу слова, собраний и уличных шествий. Разумеется, быть фашистом неприлично. Но нельзя не признать, что фашист демократическому обществу нужен – из принципа, а также в качестве пугала. Беда в том, что России никто не сделал прививки от этой заразы. И момент, когда ею можно было переболеть в легкой форме, как корью, упущен. Владимир АБАРИНОВ. «Совершенно секретно».

 

1905, 9 ноября — Цитаты и мнения: «В первые дни после Манифеста беспокойные элементы подняли голову, но очень скоро образовалась острая реакция и масса лояльного населения дала почувствовать свою силу. Результат (реакции) скоро обнаружился, и он был таков, как можно было ожидать в нашей стране. Наглость социалистов и революционеров вывела народ из равновесия, и так как девять десятых из них были евреями, то вся ярость была излита на них, и поэтому произошли погромы, и странно, что эти погромы были одновременно во всех городах России и в Сибири. Понятно, что в английской газете пишут, будто это полиция организовала погромы. Там все повторяют бабскую сказку. Но от погромов пострадали не только евреи, пострадали русские агитаторы инженеры, адвокаты и т. п.» (из письма Николая II матери) (источник)

1905, 27 ноября — (29 Хешвана 5666) В столице России Петербурге начала выходить газета Союза русского народа "Русское знамя". "Вот что писала газета 'Русское знамя' перед процессом по Делу Бейлиса в номере 177 за 1913 год: "Правительство обязано признать евреев народом, столь же опасным для жизни человечества, сколь опасны волки, скорпионы, гадюки, пауки ядовитые и прочая тварь, подлежащая истреблению за свое хищничество по отношению к людям и уничтожение которых поощряется законом... Жидов надо поставить искусственно в такие условия, чтобы они постоянно вымирали: вот в чем со-стоит ныне обязанность правительства и лучших людей страны". (В. Шульгин "Годы").

1905, 9 декабря — (11 Кислева 5666) Родился И. М. Зальцман

Теперь уже трудно представить себе, что до 22 июня 1941 года уральские заводы СССР не выпустили ни одного танка, что до нападения гитлеровской армии на страну Советов ни их инженеры, ни рядовые работники просто не знали, как подступиться к производству этого вида продукции. Потому что каждый танкист-фронтовик вспоминает: танки в годы войны шли с Урала Решение задачи по созданию в кратчайшие сроки на Востоке СССР обновленной военной промышленности Сталин возложил на еврея, Бориса Львовича Ванникова. Прежде всего, ему предстояло подобрать кадры, способные воплотить задание. Таких людей, талантливых руководителей и специалистов, надо сказать, после нескончаемых репрессий 30-х годов осталось совсем немного. Но Ванникову все же удалось создать группу, на которую он мог положиться. В одной из своих статей, опубликованной в журнале Алеф, профессор И.Коган писал: То, что сделала небольшая группа евреев в суровую зиму 1941-1942 годов на Урале, в Сибири и на Волге, было чудом, которое спасло Советский Союз от гибели. 11 октября 1941 года в Челябинск прилетели шестнадцать человек. Группу возглавлял Исаак Моисеевич Зальцман. Он стал новым директором ЧТЗ и одновременно - заместителем наркома танковой промышленности СССР. Через месяц И.М.Зальцман разрезал алую ленту, и с территории завода вышел первый челябинский танк. История не знает таких примеров, чтобы в течение одного месяца весь завод перестроили на производство новых машин. Считается, что технически это - невозможно. Через год танковая промышленность СССР, под руководством Зальцмана, уже была готова к масштабным сражениям. Танки ЧТЗ участвовали в исторической битве на Курской дуге. Кто же он, этот неординарный человек, сумевший осуществить неосуществимое? Исаак Моисеевич Зальцман родился в местечке Томашполь под Винницей. Отец его был портным, работал, не покладая рук, но в семье было много детей - заработанных денег не хватало на самое необходимое. С раннего детства Исааку пришлось подрабатывать на уборке сахарной свеклы. Но учебу он не бросал. Окончил школу и поступил в Одесский политехнический институт. Защитив диплом, молодой специалист получает направление на Путиловский завод в Ленинграде. Там за неполные пять лет Исаак Зальцман делает головокружительную карьеру: от мастера смены - до директора этого крупнейшего тогда в СССР оборонного предприятия, выпускавшего танки, артиллерию, турбины, моторы… Зальцмана назначают директором Путиловского завода в 1938 году. На тот момент ему не было еще и тридцати трех лет. Столь стремительный рост объяснялся, конечно, незаурядными организаторскими способностями молодого инженера. Сентябрь 1941-го. К середине месяца линия фронта вплотную приблизилась к Ленинграду. Возникла реальная опасность, что противник, преследуя отступавшие советские войска, захватит окраины города. Но завод, не взирая на артобстрелы и налеты вражеской авиации, продолжал выпускать столь необходимое для защиты блокадного Ленинграда вооружение. В октябре 1941 года 35-летний директор к тому времени уже Кировского завода (переименован после смерти С.М.Кирова) стал Героем Социалистического Труда Те, кто работал под началом Исаака Зальцмана, вспоминают, что он бывал вспыльчив и резок. Приняв то или иное решение, не допускал возражений. Имея в годы войны практически неограниченные полномочия, данные ему Государственным Комитетом Обороны, он не всегда пользовался ими с должной мудростью и дальновидностью. Но ведь и время было тяжелое - не только на фронте, но и в тылу действовали законы военного времени. Сказывалось постоянно накапливающееся напряжение, работать приходилось круглые сутки. Зальцман, как говорили на заводе, был крут. Но в трудные для людей минуты проявлял доброжелательность, чуткость, особую душевную деликатность. В январе того же 41-го, не успел он завершить организацию выпуска тяжелых танков КВ, под его начало прибыл еще один завод, эвакуированный в Нижний Тагил. Танк КВ остается в производстве. Но фронту теперь требуются танки нового образца - Т-34. Именно на них военное командование СССР возлагает большие надежды. Задача, которая перед ним поставлена, казалось, не имеет технического решения. Так мне и сказали, - рассказывал потом Исаак Зальцман. - Технически это сделать невозможно. Но стране нужны такие танки. И кировцы должны справиться с задачей. Для того, чтобы на новом месте наладить выпуск танков Т-34 на конвейере, понадобилось полгода. К концу этого срока смонтированный заново завод уже производил по 30 танков в день. После Второй мировой войны и до 1949 года Зальцман возглавлял танковую промышленность. Не оправившуюся от разрухи страну захлестнула волна антисемитизма. Борьба против космополитизма и буржуазного национализма приобрела общегосударственный размах. В прессе публиковались статьи, фельетоны, карикатуры на деятелей науки, культуры и искусства еврейской национальности, взятые из пропагандистского арсенала Геббельса. Началось массовое увольнение евреев с руководящих постов. За шесть лет (1947-1953 гг.) из армии и военных научных лабораторий уволили более 50-ти евреев - генералов и адмиралов. В их числе оказались - начальник Военно-инженерной академии генерал-полковник Леонтий Котляр, директор Института танковой промышленности генерал-майор Семен Давидович, министр танковой промышленности Исаак Зальцман, заместитель министра авиационной промышленности Соломон Сандлер… Зальцман остался работать директором завода. Своего апогея советский государственный антисемитизм достиг в январе 1953 года. В средствах массовой информации появилось сообщение ТАСС о том, что органы безопасности СССР обезвредили шайку врачей во главе с профессорами-медиками Вовси, Этингером, Фельдманом и другими. И.Зальцману предложили дать показания по ленинградскому делу, пообещав вернуть министерское кресло. За отказ он был смещен и с директорского поста. Что ж, честь все равно дороже любой должности. Бывший министр танковой промышленности уехал в районный городок Муром во Владимирской области. Устроился на работу на маленький заводик - рядовым мастером. Его реабилитировали в 1955-м году. Вернувшись в Ленинград, он работал главным инженером Ленгорлеса, потом - ведущим конструктором опытно-механического завода. Выйдя на пенсию, долгие годы оставался консультантом. Умер в 1988 году. При подготовке использованы материалы сайтов: zerkalo-nedeli.com; hronos.km.ru;ir.spb.ru; book-chel.ru;sm.aport.ru

 - советский государственный и общественный деятель.

1905, 12 декабря — (По н. ст. 14 Ксилева 5666) родился Василий Гроссман

Типичной для него была сдержанная улыбка, умная, чаще всего ироничная, лукавая, а подчас и озорная.

Мы познакомились и, смею сказать, подружились с ним в редакции центральной военной газеты "Красная звезда", где оба работали с первых дней Великой Отечественной войны.

Гроссман сразу стал одним из самых популярных и авторитетных фронтовых корреспондентов этой газеты да и всей советской печати. Неутомимым, безотказным, бесстрашным. В его корреспонденциях и очерках зоркая, острая наблюдательность сочеталась с несколько неожиданной в глубоко штатском человеке точной и грамотной характеристикой военной обстановки. И написаны многие очерки Гроссмана с таким литературным мастерством, что по сей день читаются как подлинно художественные новеллы. Таковы, например, "Глазами Чехова" из-под Сталинграда или "Треблинский ад" из Польши.

Выступления Гроссмана на страницах "Красной звезды" высоко ценились в армии, и если в редакцию из штаба какого-нибудь фронта приходила телеграмма "Пришлите Гроссмана", было ясно - готовится серьезная операция. Мы как-то столкнулись в коридоре редакции. -Как дела, Вася?-спросил я.-Здоровье? Политико-моральное состояние? Творческие планы?

- Спасибо. Вот послезавтра выезжаю под Варшаву. Там, похоже, предполагаются кое-какие события. Может быть, поедете со мной? - предложил он, улыбаясь не без некоторого ехидства, ожидая, видимо, что я под каким-нибудь предлогом с благодарностью откажусь.

- А что, можно и поехать, - сказал я.

-Нет, я.серьезно.

- Ну, и я серьезно. Погожим сентябрьским днем 44-го года на новеньком редакционном "виллисе" мы трогаемся в путь. За рулем- девушка-шофер Лена и, кроме меня с Гроссманом, военный обозреватель газеты полковник Коломейцев. А дня через три мы уже колесим по дорогам и городам Польши, пядь за пядью освобождаемой советскими войсками от свирепо сопротивляющихся немцев.

Мы - в древнем Люблине. Еще нет и месяца, как отсюда после ожесточенных боев выбиты оккупанты и город объявлен временной столицей Польской Республики. Тогда мир узнал об ужасах Майданека. И так ласково и мило звучащее название Люблина заслонилось зловещей и мрачной тенью этого одного из самых страшных лагерей уничтожения, подлинной фабрикой смерти. Дорогу в Майданек нет надобности спрашивать: даже если бы не было на улицах Люблина указателей с лаконичной надписью "До Майданека", направление к страшному месту можно было легко узнать по неиссякаемому потоку взволнованных, бледных жителей Люблина-большинство из них не имело понятия о совершавшихся рядом с ними злодеяниях.

На территории Майданека мы с Гроссманом проводим почти целый день. Писатель внимательно знакомится с его кошмарной "технологией". В Майданек привозили людей, главным образом еврейские семьи, из всей Европы. Мыс Гроссманом шаг за шагом идем по их последнему пути. Идем через длинный полутемный коридор, по которому еще недавно, теснясь и спотыкаясь, медленно двигался поток уже чувствовавших что-то недоброе, но пытавшихся сохранить какую-то надежду людей, направлявшихся, каким говорили, на санобработку. Вступив в "предбанник", они снимали с себя одежду и получали по микроскопическому кусочку мыла.

После "предбанника"-собственно "баня". Последний этап этой чудовищной, тщательно и продуманно налаженной бойни. Когда "баня" до отказа набивалась голыми испуганными жертвами, наглухо закрывались железные двери, в потолке открывались специальные люки, откуда начинал поступать смертоносный "циклон". Стоя с Гроссманом на сером кафельном полу, мы пытаемся представить себе, что происходило здесь тогда. Но какое воображение способно передать состояние людей, вчера еще свободных, культурных, мыслящих, творческих, а сегодня низведенных до уровня равнодушно истребляемых насекомых, до уровня тараканов и мышей. Согласно своему пристрастию к научно-официозной терминологии гитлеровцы именовали эти изуверские злодейства "радикальным решением еврейского вопроса". Этим занималась особая инстанция, возглавляемая пресловутым Эйхманом, после поражения гитлеровской Германии скрывавшимся в Латинской Америке, но доставленным оттуда в Тель-Авив и получившим там по заслугам.

Надо, между прочим, сказать, что у обладавших немецкой практичностью гитлеровцев ничто в Майданеке (и, естественно, в других лагерях) не пропадало зря. Не говоря уже об одежде и обуви, взрослой и детской, ценных предметах домашнего обихода и быта, вдело шли, конечно, золотые зубы, а также женские волосы, которыми набивались тюфяки в подводных лодках. Использовался и пепел сожженных в крематории мертвых тел - он направлялся в качестве удобрения на обширные огороды вокруг Майданека, где выращивали огромных размеров капусту и другие овощи.

Нам с Гроссманом посоветовали посмотреть и "базисный склад" Майданека на улице Шопена, 9. По этому адресу оказалось здание нового, законченного постройкой перед самой войной городского театра. Мы входим в огромный зрительный зал и перед нами - странное, причудливое зрелище; там, где обычно находятся аккуратные ряды кресел партера, в диком беспорядке нагромождены всевозможные сундуки, кофры и ящики, разных размеров и видов чемоданы, саквояжи, сумки и рюкзаки. Большинство из них раскрыто, в них одежда, белье, обувь, домашние вещи, книги, термосы, детские игрушки - все, что только могут захватить с собой люди,Снявшиеся с годами обжитых мест и навсегда переселяющиеся в далекие неведомые края. Особенно много здесь стеганых ватных и пуховых одеял, вязаных жилетов, свитеров, шарфов, рукавичек и других теплых вещей. Дело в том, что гитлеровцы изуверски разнообразили методы депортации еврейского населения. Чаще всего применялась открытая и грубая облава, "блокада": квартал за кварталом, дом за домом, квартира за квартирой оглашались свирепой каркающей командой "Алле р-раус!!!' -"Всем выходить!!!" Это означало, что всему, из чего на протяжении многих лет складывалась жизнь - творческий труд, семейные радости и заботы, воспитание детей, счастье молодоженов и мирный покой стариков, житейские планы и надежды, всему этому в одно мгновение наступал конец. Алле р-раус!!! - и впереди только два-три дня транспортировки в какой-нибудь из лагерей уничтожения и мучительная, лютая смерть. Но был и другой, маскировочный метод, как в данном случае, когда людям вполне вежливо объявляли, что они переселяются в северные края с холодным, но здоровым климатом, где им будут обеспечены жилье и работа. Люди страстно хотели в это верить и тщательно к этому готовились. Весь пол партера усеян бесчисленными коробочками и флакончиками с патентованными лекарствами против простуды, насморка, кашля, радикулита, гриппа, всевозможными дорогими медикаментами и предметами ухода за больными. Люди собирались жить долго и беречь свое здоровье.

А в это время где-то на заднем дворе Майданека выгружали из вагона предназначенный для них "циклон". Внутренность театра напоминает собой жуткий, привидевшийся в кошмарном сне магазин подержанных вещей. В окружающих зрительный зал ярусах, в балконах и ложах размещены отделы мужских костюмов и женских платьев, обуви, белья, чулок и носков, галстуков, зонтиков и т. д. Обычные, безобидные, будничные предметы. Но на них нельзя смотреть без содрогания - ведь каждый из них безмолвно кричит о мученической смерти своего недавнего владельца. Мы идем вдоль огромных переполненных ларей, где каждый помазок для бритья, каждая авторучка, зубная щетка - это удушенный в газовой камере и потом сожженный человек. А "Отдел детских игрушек"!., Мыслимо ли спокойно смотреть на полки с бесчисленными большими и крохотными куклами, на тысячи мячиков, на плюшевых мишек и зайчиков, которых совсем недавно ласково прижимал к груди ребенок, брошенный вслед за родителями в жерло круглосуточно горевших печей Майданека.

Потрясенные до глубины души покидаем мы с Гроссманом этот кошмарный "театр-универмаг". Уходя, я поднимаю с пола небольшой молитвенник в потертом кожаном переплете. На титульном листе надпись: "Принадлежит Матильде Гарпманн. Быстриц". Я не склонен к мистике, но Гроссман, посмотрев на меня с печалью в глазах, сказал: - По-моему, эта женщина хочет, чтобы вы сохранили о ней какую-то память на земле... И я повез этот молитвенник в Москву моей матери, он находится в моем доме по сей день.

После страшного Майданека нам доведется увидеть на другом конце Польши еще более страшную, апокалиптически кошмарную Треблинку. Кровью сердца, как принято говорить, написан Гроссманом очерк "Треблинский ад" об этом чудовищном лагере-плахе. Вот несколько строк из этого очерка:

"...Мы входим в лагерь, идем по треблинской земле... А земля колеблется под ногами. Пухлая, жирная, словно обильно политая льняным маслом бездонная земля Треб-линки, зыбкая, как морская пучина. Этот пустырь, огороженный проволокой, поглотил в себя больше человеческих жизней, чем все океаны и моря земного шара за все время существования людского рода. И кажется, сердце сейчас остановится, сжатое такой печалью, таким горем, такой тоской, каких не дано перенести человеку..."

Эти проникновенные, пронзительные слова Гроссман находит в глубине своей души. Всех нас потрясали злодеяния гитлеровцев, но мне кажется, что Гроссман переживал их с особой, невыразимой остротой и болью. Я видел, как при всей его внешней сдержанности раскаленным железом жгли его не только дикие и варварские злодеяния Холокоста-истребления еврейского народа гитлеровцами, но и любые-как открыто оголтелые, так и завуалированные- проявления антисемитизма, увы, в нашей стране.

К предполагавшемуся освобождению Варшавы советскими войсками, рассказать о котором и был командирован Гроссман, мы не опоздали по той простой причине, что оно тогда не состоялось. Мы могли только лицезреть огромное зловещее зарево за Вислой, где восставшие варшавяне отчаянно сопротивлялись оккупантам. Казалось, что советское командование неминуемо использует благоприятную стратегическую ситуацию и ударит по фашистам. Но наши армии не трогались с места. Никто ничего не понимал, расспрашивать же и, вообще, рассуждать на эту тему не рекомендовалось... А мы с Гроссманом единодушно пришли к выводу, что Сталин в данном случае руководствуется отнюдь не стратегическими, а политическими соображениями. И его очень мало волнует судьба повстанцев...

Самой значительной наблюдаемой нами военной операцией было форсирование реки Нарев частями 65-й армии, в штаб которой мы направились из-под Варшавы. С этим событием связан маленький эпизод, нас тогда немного позабавивший. Еще по пути в Польшу я, автомобилист-любитель, с большим интересом, сидя рядом с шофером Леной, присматривался к необычному "виллису" и испытывал большое желание сесть за руль этой замечательной машины. Я долго не решался высказать свое желание, понимая, что вряд ли оно вызовет восторг у пассажиров. Наконец, собравшись с духом, я как бы небрежно произнес:

-А не сесть ли мне за баранку? Пусть Лена немного отдохнет. А? Мирно беседовавшие полковник-писатель и полковник-танкист дружно умолкли, после чего были выражены сомнения относительно моих умственных способностей. Я замолчал и надулся. И надо же было так случиться, что на другое утро, когда мы должны были выезжать на передний край, наша Лена плохо себя почувствовала и вышла из строя. Получить в штабе другую машину или другого шофера не представлялось возможным. Мои полковники растерянно стояли во дворе возле нашего "виллиса" и что-то обсуждали, посматривая в мою сторону. Я же, засунув руки в карманы, прогуливался по двору с преувеличенно равнодушным видом. В конце концов Гроссман, откашлявшись, обратился ко мне:

- Борис Ефимович, а вы... э, в самом деле могли бы... э-э... повести машину? : '

- Не знаю, не знаю... - отвечал я вяло. - Можно, конечно, попробовать... Но боюсь не угодить столь капризным пассажирам. Да и ответственность за, так сказать...

- Ладно, ладно, будет вам,-заговорили полковники.- Поехали. Вы же сами понимаете, что другого выхода нет... Я торжествовал и сменил гнев на милость.

Со своими шоферскими обязанностями я благополучно справлялся и мог убедиться в отличных качествах "виллиса". А дальше произошло следующее. Мы въехали во двор помещичьей усадьбы, где разместился штаб наступавшей на этом участке дивизии, и сразу же встретились с озабоченным, куда-то торопившимся начальником штаба, который тут же дал корреспондентам "Красной звезды" краткую информацию о происходящей операции. Гроссману вдруг захотелось пошутить, и он, скрывая улыбку, представил меня начальнику штаба:

-А это, знакомьтесь, наш шофер Борис Ефимов. Тот посмотрел на меня с недоумением, явно не понимая, зачем ему в этой обстановке знакомиться с корреспондентским шофером, но ничего не сказал, а увидев проходившего мимо старшину, распорядился:

-Вот что, Руденко. Проводите товарищей полковников в командирскую столовую и не забудьте покормить у себя шофера. Гроссман слегка покраснел и, косясь на меня, стал уточнять;

- Э-э... Вы меня не совсем поняли. Это ведь наш, так сказать, известный,..

- Да, да, - рассеянно произнес начальник штаба, завидев въехавшего в ворота мотоциклиста,

-Добро. Как пообедаете, подойдете ко мне. Я, грешным делом, не мог не рассмеяться сконфуженному виду Василия Семеновича.

- Разрешите быть свободным, товарищ начальник? - спросил я, приложив руку к козырьку. - Когда прикажете подавать машину? Обедали, впрочем, мы все вместе за столиком во дворе. И тут мне неожиданно пришлось переключиться на свою основную профессию. К нам подошли два товарища из дивизионной газеты и, узнав, кто есть кто, попросили меня дать карикатуру в номер, уже готовый к печати. Вооружившись авторучкой Гроссмана и листком из его блокнота, я быстренько смастерил "красноармейскую шараду" из двух рисунков. На первом был изображен приклад красноармейца, с размаху ударявшего по физиономии Гитлера, и написан первый слог - "НА!" Второй рисунок представлял собой злобно ревущего фюрера и сопровождался слогом "РЕВ!" Текст шарады - НАРЕВ! Карикатура в общем понравилась, но один из сотрудников газеты засомневался:

-Одну минуточку, товарищ Ефимов, -обратился он ко мне. - Река, которую мы форсируем, называется Нарев, а не Нарев, не так ли? А про ревущего человека мы говорим, что слышен рё'в, а не рев. Вроде не получается шарада-то.

- Почему не получается? - возразил я, - все-таки, слова эти очень близки по звучанию и смысл шарады нисколько не пропадает. Нельзя быть таким педантом.

- Мне кажется, - заметил Гроссман, - Борис Ефимович прав. Это ведь не школьное сочинение, а карикатура для солдатской газеты. А главное то, что мы стоим на берегу Нарева и Гитлер здесь крепко получил по морде. Вспомним к тому же в пушкинской "Полтаве": "На холмах пушки, присмирев, прервали свой голодный рев". Думается, Александр Сергеевич тоже разбирался в законах русского языка. На том и порешили. После этого я снова превратился в шофера. Выехав со двора, я притормозил возле стоявшего в группе офицеров начальника штаба. Он начал было объяснять корреспондентам, как проехать на командный пункт генерала Панова, потом, махнув рукой, стал объяснять мне: »«•?

-Слышь, шофер! Ехай прямо по этой дороге. Прямо и прямо. Метров через триста, где лежат побитые лошади, свернешь направо в лес по танковой колее. Проедешь еще метров двести и увидишь-стоят виллиса. Там и будет капе •Панова.

Выслушав все указания и почтительно козырнув, я лихо рванул с места, затем обернулся к своим полковникам, и мы дружно рассмеялись... Писатель, глубоко и серьезно мыслящий, стремившийся постичь суть событий и явлений, Гроссман в годы войны не ограничивал себя оперативными корреспонденциями и очерками. Уже в 41 -м году в нескольких номерах "Красной звезды" была опубликована его повесть "Народ бессмертен", в которой автор смело и правдиво пишет об ошеломившем страну трагическом отступлении Красной Армии на всех направлениях гитлеровского вторжения. Василий Гроссман считал своим долгом писать об этой войне неприглаженную правду, объективно показывать ее неприглядную и жестокую изнанку. Какое-то время это ему удавалось, но когда в литературе о войне стал преобладать помпезно-залихватский тон, на Гроссмана стали смотреть с опаской. "На самом верху" не любили упоминаний об ошибках, просчетах, неудачах и потерях. Даже такой партийно-благонадежный поэт, как Алексей Сурков, не избежал, помню, суровой взбучки в печати за одну-единственную строку в его знаменитой "Землянке": "А до смерти-четыре шага..."

Над головой Гроссмана стали сгущаться тучи. а вскоре грянул и первый гром. Его большой роман "За правое дело", | написанный по впечатлениям Сталинградской битвы, был свирепо и тенденциозно раскритикован в "Правде" как | "искажающий и принижающий" подвиг доблестной Красной Армии, да и всего советского народа. Надо знать, что | подобная проработка в "Правде" предвещала в те времена серьезные неприятности. И, как было положено, раскритикованный в "Правде" автор немедленно и безропотно признавал свои грубые ошибки, обязывался в кратчайший срок их исправить. Через такую процедуру в разное время и по разным поводам пришлось пройти Александру Фадееву, Валентину Катаеву, Константину Симонову и другим видным писателям. Василий Гроссман этого не сделал и тем самым как бы безмолвно продолжал стоять за правое дело писателя иметь собственное мнение, не обязательно совпадающее с официальным.

Более того, не изменив ни одной строки в этом романе, он сделал его первым томом главного и самого значительного труда своей литературной биографии - романа "Жизнь и судьба", над которым не прекращал работать неустанно и неистово, с каким-то ожесточенным вдохновением и даже вызовом.

Готовый роман Гроссман предложил журналу "Знамя". Редактор журнала, ознакомившись с рукописью, немедленно доложил о ней в высокую партийную инстанцию. А дальше все пошло в лучших традициях тридцать седьмого года: ночью на квартиру писателя явились незваные гости. Самого писателя, правда, они не арестовали-репрессировано было его произведение, все экземпляры рукописи романа "Жизнь и судьба", черновики и записи были изъяты и увезены. И подобно тому как в известные времена люди обивали пороги "соответствующих органов" в надежде что-нибудь узнать о своих исчезнувших мужьях, братьях, сыновьях, так теперь метался писатель Василий Гроссман в поисках своего литературного детища. Наконец ему удалось пробиться к главному идеологу режима - Михаилу Андреевичу Суслову.

Ему было сказано, что изъятие романа произведено для его же, Гроссмана, блага, ибо, попади рукописи за границу и будь там роман издан, это нанесло бы серьезный ущерб безопасности и престижу Советского Союза, за что ему, Гроссману, пришлось бы очень строго ответить.

- Но не за границей, а у нас, в Советском Союзе, возможно будет издать этот роман? - почти с отчаянием спросил Гроссман, на что Суслов издевательски ответил:

- Возможно. Через двести лет. Высокопоставленный партократ, однако, ошибся. Роман "Жизнь и судьба" увидел свет значительно раньше. Был найден каким-то чудом уцелевший машинописный экземпляр крамольного романа, и он был издан в 1990 году в двух томах, как и планировал его автор.

Роман "Жизнь и судьба" произвел огромное впечатление масштабностью охватываемых в нем событий и явлений, глубиной писательского проникновения в их суть и смысл, выразительностью художественных образов. Многие ставили его рядом с "Войной и миром". Но сам автор не узнал о выходе романа. И не узнает никогда.

Василий Гроссман ушел из жизни задолго до этого -талантливый, умный и честный человек, писатель-гуманист, по-настоящему, всем своим сознанием преданный идеям человечности, справедливости, взаимопонимания между людьми всех народов и рас. Несправедливой злобно оболганный, замалчиваемый и бойкотируемый, он не дожил и до шестидесяти лет... Борис Ефимов

РОМАН В.С.ГРОССМАНА "ЖИЗНЬ И СУДЬБА" В СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ. Военный корреспондент Василий Гроссман прошел войну с отступления под Гомелем летом 1941 года до взятия Берлина. Всю сталинградскую битву он провел вместе с защитниками города, знал их судьбы, их нужды. Родился он в маленьком украинском городке Бердичеве, в 1929 году окончил химическое отделение физмата МГУ и уехал на работу в Донбасс. В 1932 году вернулся в Москву, написал первую, повесть о шахтерах (Глюкауф"), небольшой рассказ "В городе Бердичеве" (через 30 лет экранизирован -к/ф "Комиссар" с Н.Мордюковой и Р.Быковым), Горький приветствовал первые произведения Гроссмана, его выдвинули за роман "Степан Кольчугин" на Сталинскую премию, но позднее из списков вычеркнули. Первая книга о войне -"Народ, бессмертен", очерк "Направление главного удара", сразу стала. классикой, 1-ая часть дилогии "За правое дело", вторая - "Жизнь и судьба". В годы репрессий горестно переживал судьбу интеллигенции, сам не шел ни на какие компромиссы с совестью, к подписывал никакие обращения. После 20 съезда партии много помогал тем, кто возвращался и, лагерей. Напряженно работал над второй частью дилогии, закончил ее к I960 году и передал г ж."Знамя". В середине февраля 1961 года разразилась катастрофа вокруг рукописи Гроссмана - все экземпляры (16 копий), черновики и даже копирки были арестованы, и это случилось не при Сталине, а при Хрущеве и Семичастном - Автор был на свободе, книга - под замком. Занимался переводами с армянского, написал "Армянские заметки", но при всем желании Твардовского их н.. печатали. С момента ареста книги тяжело заболел, долго и мучительно умирал - 14 сентября 1964 года Гр. не стало.

Долгие годы после войны читатели мечтали, что в отечественной литературе появится книга, равновеликая роману "Война и мир", посвященная событиям Великой Отечественной. Такая книга давно было, но пришла она к читателю в 1988 году. 27 лет молчания о ней еще острее подчеркивают значение этого произведения как феномена свободы духа. Мы еще и сейчас не доросли до Гроссмана 1961 года, до свободы его политического и философского мышления. Это роман о свободе. Свобода - главная идея XX века, его святыня, но никогда она не была так оболгана, как в этот век. Во имя свободы совершались великие подвиги и великие злодеяния. Идея свободы и насилия срослись.

Главная эпическая идея книги - противостояние свободы и насилия. Советский народ ведет войну с фашизмом за свободу Родины, Сталинград - душа этой свободы. Но, с другой стороны, Сталинград - это знак системы Сталина, которая всем своим существом враждебна свободе. Эта двойственность подчеркивает трагедию народа, которому приходится вести войну на два фронта. Во главе народа-освободителя стоит тиран и преступник, который рассматривает в победе народа свою победу, победу своей личной власти. Сталин знал, что "победителей не судят", что теперь ему все спишется, "пришел час его силы" - в этот час решалась судьба, советских военнопленных, которым придется разделить сибирскую ссылку немецких военнопленных, судьба интеллигенции, крестьянства, Восточной Европы, советских писателей, литературы, науки. Сталин торопит войска, но наталкивается на упорное нежелание полковника Новикова начать раньше, чем наши орудия подавят орудия немцев. 8 минут гнева Сталина, 8 минут мужества Новикова. Это прямое противостояние жизни и судьбы. Гроссман убежден, что сила таких людей, как Неудобнов, выбивавший зубы на допросах 1937 года, Сталин, карьерист Гетманов, поддерживается страданиями народа, который, кидая в жерло своих сыновей, создает постамент Сталину. Писатель впервые изобразил противоречия внутри освобождающего войска как противоречия не менее сильные, чем конфликт с врагом.

В немецком лагере для военнопленных те же противоречия. Герой неповиновения майор Ершов, глава лагерного подполья, очень популярный среди узников лагеря, и :"доглядчик" бригадный комиссар Осипов. посылающий (благодаря своим связям в конторе лагеря) Ершова в Бухенвальд на верную гибель. У Ершова неясная биография: отца в Сибирь сослали, а сын не предал его, а вслед за ним отправился, за это был уволен из армии. Останься жив капитан Греков. герой Сталинграда, и он по доносу Крымова был бы расстрелян. Сталин утверждает в романе идею ничтожности человека и величия государства, идею подавления личной свободы человека во имя торжества всеобщего счастья и всеобщего добра..

- "Жизнь и судьба" - роман дискуссий, напряженных диалогов, которые проходят на Лубянке, в доме Грекова, на квартире ученых в Казани, под пулями, на пороге газовой камеры. Один из важнейших - вопрос о насилии и свободе, о причинах тотальной покорности человечества перед лицом тотального насилия. "Нельзя человеком руководить, как овцой", - заявляет Греков.-Свободы хочу, за нее и воюю." И эта свобода - не только освобождение территорий, занятых фашистами, но и освобождение от общей "принудиловки", какою была жизнь до войны.

Дом Грекова - маленькая республика, где люди живут по законам чести, не вытягиваясь перед начальством, без доносов и докладов. Простодушный украинец Бунчук, развязный Зубарев, старик-минометчик, очкастый лейтенант-артиллерист - держат оборону в развалинах дома-Войну не могут выиграть рабы, победить могут только свободные духом. Всех защитников Дома объединяет "закон естественного равенства".. "Дом шесть дробь один" - смысловой центр романа, но и здесь появляются информаторы. Центральный диалог в романе - между теоретиком фашизма Лиссом и большевиком Мостовским.Лисс пытается доказать, что сталинизм и фашизм смотрятся друг в друга как в зеркало, "мы форма единой сущности - партийного государства".Мостовскому хочется смеяться над Лиссом, но "грязные сомнения" закрадываются в его душу, когда речь заходит о сталинских репрессиях. "Сомнения - это динамит сободы", по Гроссману. Но чтобы оттолкнуть Лисса, нужно возненавидеть лагеря, Лубянку, кровавого Ежова,...Сталина, его диктатуру, дальше...край пропасти, куда Мостовский не отваживается смотреть. Но туда смотрит писатель, заставляя читателя, перешагнув черту, испить глоток свободы.

В XX веке человек проделал обратный путь от человека к скотине. Покорной скотиной чувствует себя даже физик Штрум, интеллектуал, автор крупнейшего открытия в области расщепления атомного ядра. Свободомыслие и трусость мешаются в нем. То он трясется от ужаса перед Государством, то бросает ему дерзкий вызов, а затем обласканный Государством, впадает в страх и безволие.

Высшая точка насилия в романе - уничтожение людей в газовой камере. Пытаясь найти ответ на вопрос, почему народ шел покорно на смерть, надеясь на чудо спасения, Гроссман находит объяснение массового гипноза в фактах сверхнасилия, которые тоталитарные системы применяли к своим гражданам, в сверхдавлении мировых идей, призывающим в любым жертвам во имя исполнения цели.

Но есть еще и третья сила - ужас перед беспредельным насилием могущественного Государства, перед убийством, ставшим основой государственности. Один из главных идеологов Добра в романе Иконников был коммунаром, проповедовал Евангелие, сидел в психиатрической больнице, в тюрьме, в лагере ему пришлось защитить идею Добра собственной смертью. Иконников проповедует не безличное добро. Он раскрывает ложь всех религий мира, потому что каждая из них ищет свое Добро, которое оказывается не добром, а злом для всех остальных людей. Религия берет на себя функции идеологии и поэтому утрачивает право защищать человека. Добро - это и есть человеческое в человеке, "высшее, чего достиг дух человека" В книге Гроссмана широко представлены правоверные коммунисты: Крымов. Абарчук, Мостовский. Они свято убеждены в правоте революционнгого насилия меньшинства над большинством, в том, что "партия Ленина, громя врагов, шла за Сталиным". Каждый из них размышляет о правомерности рев. насилия. Абарчук - в сибирском лагере, Крымов - на Лубянке, Мостовский - в немецком концлагере. Теперь революция беспощадна к ним. Эти герои подкупают своей чистотой, в то время как Гетманов, Неудобнов, Осипов вступили в партию ради карьеры и жизненных благ, которые они получали благодаря доносительству. Во время войны только стало ясно, как отгорожены коммунисты своими словесами от просто народа. Война высоко подняла в глазах людей ценность простого человека. Крымов жестоко судит себя за то, что на основании небрежно брошенного слова отправлял красноармейцев в штрафные батальоны. И Грекова он не пожалел, погубил его посмертную славу. Сталинградское торжество определило исход войны, но молчаливый спор между победившим народом и победившим Государством продолжался. От этого спора зависела судьба человека и его свобода. Пусть свобода родилась на пятачке Дома Грекова, в душах таких героев, как Новиков, Греков, Штрум, Шалашников, - но это все равно было началом освобождения. Жизнь сильнее судьбы, человек больше своего страха. Борис Ефимов. Еврейский Интернет Клуб

  - писатель.

1905, 21 декабря — (23 Кислева 5666) Родился Ш. Финкель - израильский артист, режиссёр.

1906, 5 января — Родилась Кэтлин Кеньон, английский археолог. В 50-е годы прошлого века она прославилась раскопками Иерихона, доказав, что это древнейший город Земли. Постоянное поселение на этом месте существовало еще в 8-м тысячелетии до нашей эры. Умерла 24.8.1978.

1906, 5 января — (8 Тевета 5666) Родился Авраам Ставский

Авраам (Абраша) Ставский, веселый плечистый парень, с тяжелой нижней челюстью, в надвинутой на лоб шляпе, организатор нелегальной алии, брал с богатых людей больше, для того чтобы у него была возможность отправить и бедных. Вообще стиль его работы мог отпугнуть многих. И отпугивал, кстати. Но он спасал людей от смерти, а для этого все средства были хороши. Он мог выпить, как еще говорили тогда в Польше — «хлопнуть», с офицером пограничной охраны по стакану «сливовицы» без закуски. Этот человек мог легко дать по морде противнику и так же легко перенести ответ — Ставский хорошо держал удар, как говорят в боксе. Его побаивались, он — посмеивался. Сначала он привез в Варшаву 12 мотогонщиков из Палестины и женил их на 12 местных девушках. Те, таким образом, получили право на въезд в страну. Затем он отвез членов этого хайфского мотоклуба в Ригу, где они переженились во второй раз. В Ковно свадьбы были сыграны в третий раз. Затем он привез группу хайфских докеров, которые продолжили дело мотоциклистов достойно. И попробуйте бросить в Ставского камень за эти поступки. Строжайшие ортодоксальные раввины, регистрируя свадьбы, закрывали глаза на происходящее. Все было правильно и морально в этом деле, все. Для спасения души и жизни человека все можно сделать, как известно, или почти все. Как написано в книге: «Пикуах нефеш», что в вольном переводе значит «спасение души». Сторонники законности донесли на Ставского польским властям. Он был арестован полицией на улице Варшавы по обвинению в торговле живым товаром. Любопытно, что польская полиция, ознакомившись с подробностями странного дела, освободила Ставского. Летом 1947 года он приобрел в США сухогруз, который сначала представители ЭЦЕЛ в Америке хотели назвать именем Жаботинского. В целях меньшего привлечения внимания корабль назвали «Альталена» — журналистский псевдоним умершего в Нью-Йорке за 7 лет до этого лидера ревизионизма. Через год, в июне 1948 года, Ставский был ранен на борту «Альталены», которая везла оружие и 940 боевиков ЭЦЕЛ из Европы в только что созданный Израиль. Этот корабль был обстрелян с тель-авивского берега регулярными подразделениями израильской армии. Чуть позже Ставский, подстреленный братьями по крови, выполнявшими армейский приказ, скончался от ран в больнице.

- лидер движения нелегальной алии до образования Государства. Был обвинен в убийстве Арлозорова в 1933-м, осуждён, но впоследствии оправдан Верховным судом за недостаточностью улик.

1906, 16 января — (19 Тевета 5666) Ишув. В Иерусалиме профессором Борисом Шацем основана школа Искусств "Бецалель"

Академия носит имя Бецалель в честь Бецалеля Бен-Ури Бен-Гур. Как следует из книги Исход 31:1-5, Бецалель был первым художником, дизайнером и архитектором. Спустя почти 3000 лет после Бецалеля Бен-Ури, профессор Борис Шац основал в Иерусалиме Национальную Академию Искусств. Задачей Академии было обучение евреев различным искусствам на их Родине. И имя Бецалель, как нельзя лучше, символизировало связь между прошлым и будущим. Борис Шац - Сын меламеда из Ковно, ученик виленского ешибота, он избрал самую возмутительную и недопустимую, с религиозной точки зрения, профессию - ваяние. Шац получил золотую медаль на Всемирной выставке в Париже за статую "Матитьягу Хасмоней". Он основывал Академию искусств в Болгарии. Встреча с Теодором Герцлем превратила его в сиониста, одержимого мыслью о восстановлении еврейских художественных ремесел в Эрец-Исраэль. Академия Бецалель распахнула для студентов свои двери в 1906 году. И на первых порах в ней было 4 преподавателя и 20 студентов. Школа имела три отделения -для тех, кто обладал какой-то художественноой подготовку, вечернее - для не имевших никаких знаний в этой области и мастерские, где учили ремеслам - ковроткачеству, работам по металлу, дереву, кости. "Бецалель" в те годы, разумеется, не был и не мог быть чисто художественной школой. Как и все в ту эпоху, он был одним из путей приобщения к вновь обретаемой родине еврейского народа. Иврит являлся обязательным предметом. Мастерские "Бецалеля" производили вещи очень высокого ремесленного уровня, в лучшие годы там работало до пятисот человек. Словом, это было крупное по тем временам предприятие полупромышленного типа. Была сделана и другая многозначительная попытка - создать поселение, где занятие художественным ремеслом сочеталось бы с работой на земле. Помимо всего этого, неутомимый Борис Шац начинает собирать коллекцию еврейского традиционного искусства минувших веков - ханукальные светильники, мезузы, рукописи, украшенные миниатюрами, шитые тканые чехлы для свитков Пятикнижия. Эти произведения, прекрасные сами по себе, имеют для еврейского художника то великое достоинство, что они связаны с главной сферой еврейской духовной и одновременно повседневной жизни - с религией. Коллекция Бориса Шаца стала впоследствии основой экспозиции еврейского отдела Музея Израиля. Борис Шац и его ближайшие сотрудники были безгранично преданы своему делу. Трогательная деталь: почти все они назвали своих первенцев именем Бецалель, именем библейского мастера, именем художественной школы. Борис Шац был бессребреником, но денег на основанную им школу он не считал и не жалел. Известный сионистский деятель Артур Рупин писал в своих воспоминаниях: "Шац не признавал никаких бюджетных рамок, он неизменно тратил на нужды школы, на ее расширение и улучшение больше, чем имел". Сбор денег для школы был великой заботой Бориса Шаца. В 1928 году финансовые трудности оказались непреодолимыми, "Бецалель" закрылся. Шац умер в 1932 году во время поездки по Соединенным Штатам с целью собрать средства на восстановление школы. "Бецалель" открылся несколько лет спустя (он именовался тогда "Новый Бецалель"), когда в Эрец-Исраэль приехал ряд выдающихся мастеров искусства из Германии. Но, как это обычно бывает с крупными начинаниями в любой сфере ("Бецалель" Бориса Шаца был, несомненно, большим делом), не денежные затруднения, а внутренний, духовный кризис является истинной причиной их заката. В 20-е годы в Эрец-Исраэль появляется группа художников, отвергающая консервативный реализм "Бецалеля", его салонный символизм, это искусство, которое было предназначено на экспорт больше, чем на внутреннее потребление. Еврейский ишув увеличился, стал разнообразнее. Приехали молодые художники из России и стран Восточной Европы, многие побывали в Париже и были полны впечатлений от тех авангардистских поисков, которые все вместе обозначаются понятием "Парижская школа". Прибавим к этому, что и в самой "Парижской школе" художники-евреи играют большую роль, чем в любом другом важном явлении искусства в новое время. Уже в начале 20-х годов "Бецалель" теряет свое исключительное положение. Зато все большее место в художественной жизни занимают выставки в Иерусалимской Башне Давида. Британский верховный комиссар позволил художникам своими силами расчистить руины много раз за свою историю перестраивавшейся небольшой крепости, примыкающей к Яффским воротам Старого города. Так возник выставочный зал, который и по своему характеру, и по историческим ассоциациям, с ним связанным, был явлением глубоко местным, Эрец-Исраэльским. Он был символом новой эпохи. Сначала и там, в Башне Давида, преобладают работы художников "Бецалеля", но уже на 3-й выставке (1924) представлены только мастера, находившиеся за пределами этой школы. Однако Академия Бецалель продолжала свою деятельность, росла и развивалась вместе со всей страной. В 1969 г. она получила статус Академии художеств. В 1990 г. все ее отделения и отделы были собраны под одной крышей - в новых корпусах кампуса Иерусалимского университета. И сегодня, спустя более 90 лет, в ней более 900 студентов. Обучение проходит в новом кампусе на горе Скопус с видом на Мертвое море на западе и на Иерусалим, на востоке. Сегодня число желающих учиться в Акалемии Бецалель намного превосходит число мест. Достаточно сказать, что в прошлом году на 250 мест на первом курсе, претендовало 1700 челвек. Студенты пробуют свои силы в живописи и графике, дизайне и архитектуре, керамике и фотографии, промышленном дизайне и ювелирном деле. Особенно быстрыми темпами Академия росла в конце 80-ых, начале 90-ых годов. Тогда были построены новые здания на горе Скопус, открыт факультет фотографии и архитектурная школа. Сейчас в Академии Бецалель семь факультетов: Фотографии Изобразительного искусства Керамики Ювелирного искусства Промышленного дизайна Архитектуры Графики Дополнительно, как дань времени, введены специализации по анимации, по кино и видео. Академия Бецалель выпустила в свет более 300 известнейших художников, архитекторов и дизайнеров. Сегодня Академия Бецалель - динамичный центр развития Израильской живописи, архитектуры и дизайна. Работы ее выпускников - это синтез культур Востока и Запада, иудейских, христианских и исламских традиций. ПРАВИЛА ПРИЕМА Запись. Поступающие в Академию должны открыть личное дело, то есть заполнить бланк записи, и представить следующие документы: 1. Аттестат зрелости или другой равноценный документ, переведенный на иврит и заверенный нотариусом; 2. Удостоверение личности или удостоверение нового репатрианта; 3. Одну фотографию; 4. Квитанцию об оплате вступительных экзаменов. Приглашение на вступительные экзамены высылается по почте. Каждый абитуриент имеет право записаться на два отделения и экзаменоваться на обоих, но учиться в дальнейшем ему придется только на одном из них. Кроме того, каждый абитуриент должен пройти отборочный экзамен в Школе для иностранных студентов при Иерусалимском университете и представить справку об окончании ульпана третьего уровня (гимель). Поступающие должны сдать вступительные экзамены на выбранном ими отделении. Абитуриентам ювелирного отделения следует подготовить папку своих работ, которая будет представлена комиссии на собеседовании. Каждая комиссия состоит из двух преподавателей и одного студента-старшекурсника. Абитуриентам сообщается, какие материалыи специальное оборудование им необходимо иметь с собой на экзамене. Абитуриентам отделения промышленного дизайна вручаются инструкции по выполнению домашнего задания, которое следует предъявить на экзамене. Вступительные экзамены включают в себя упражнение по рисунку и дизайну. Успешно сдавшие экзамен приглашаются на собеседование с приемной комиссией. Абитуриенты отделения керамики также должны подготовить папку своих работ в любой области изобразительного искусства (рисунок, скульптура, керамика). Каждый абитуриент последовательно проходит собеседование в двух приемных комиссиях. Кроме того, следует сдать экзамены по рисунку и керамике. Абитуриент отделения фотографии проходит собеседование, на котором представляет папку своих работ (в области фотографии или любой другой области изобразительного искусства). Абитуриенты архитектурного отделения сдают экзамены по рисунку (успешно сдавшие первый экзамен допускаются ко второму). Затем проводится собеседование. Поступающие на отделение изобразительных искусств должны подготовить папку работ (10 работ в области рисунка, живописи, скульптуры, фотографии, видео-арт, литографии или любой другой области). Если сами работы по какой-либо причине невозможно представить (например, из-за их громоздкости), то можно ограничиться слайдами. Затем абитуриенты получают домашнее задание, в рамках которого следует выполнить три работы: по живописи, скульптуре и фотографии. Абитуриенты, успешно прошедшие предварительный конкурс, допускаются к собеседованию с приемной комиссией. Поступающие на отделение графики представляют папку работ и сдают тесты на пространственное мышление и экзамен по рисунку. Абитуриенты, успешно прошедшие первый этап, приглашаются на собеседование. ПРОГРАММЫ ОБУЧЕНИЯ "Бецалель" предлагает студентам четырехлетнюю программу обучения, дающую степень бакалавра. Совместная программа с Еврейским университетом предполагает получение второй степени (магистра). Отделение изобразительных искусств дает студентам серьезные и основательные знания в области искусства. Главный упор делается на развитие художественного вкуса студентов, их творческих способностей, умения решать стоящие перед ними задачи, независимо от подхода и стиля. Выпускникам этого отделения присваивается степень бакалавра изящных искусств. Отделение графического дизайна готовит дизайнеров-графиков, которые впоследствии смогут работать в области полиграфии, рекламы, информации. Отделение промышленного дизайна готовит мастеров, занимающихся разработкой и оформлением разнообразных товаров - от промышленных станков до предметов домашнего обихода. Архитектурное отделение готовит художников-оформителей городских массивов, окружающего пространства (ландшафтный дизайн) и мастеров интерьера. Отделение керамики делает упор на создание собственного стиля в искусстве керамики, уделяя особое внимание технике обработки природных материалов, добываемых в Израиле. Выпускники отделения керамики работают как в области индивидуальных художественных проектов, так и в промышленном производстве. Ювелирное отделение преподает технологию различных процессов обработки металлов, драгоценных и полудрагоценных камней и разрабатывает новые художественные формы древнейшего из искусств. Отделение фотографии раскрывает перед студентами технические и исполнительские возможности фотографии, рассматривает проблемы выразительности в фотоискусстве. МЕЖФАКУЛЬТЕТСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ Мультипликация. Студенты всех отделений имеют возможность познакомиться с новейшими видами традиционной и компьютерной мультипликации. Видео. Студенты знакомятся с основами использования видеотехники в области дизайна, промышленной эстетики, рекламы и пр. ИЗУЧЕНИЕ ГУМАНИТАРНЫХ ДИСЦИПЛИН Студенты всех отделений обязаны прослушать общий курс теоретических дисциплин: введение в историю искусств, новейшее искусство, современное искусство, еврейское искусство, театр и кино, английский язык, литература (общая), искусство ислама, история, философия, искусство средних веков и Возрождения, русское искусство XX века, психология и восприятие и другие. Академия художеств и прикладного искусства "Бецалель" Хар ха-Цофим, п.я. 24046, Иерусалим 91240, т. 02-5893333

 , теперь Национальная еврейская академия искусств. Названа в честь Бецалеля Бен-Ури бен-Гура, бывшего первым художником, архитектором, дизайнером Эрец-Исраэль (Книга Исход 31:1-5). Вначале в школе работали 4 преподавателя, учились 20 студентов. Сейчас - более 900. студенты пробуют свои силы в живописи и графике, архитектуре, керамике, фотографии, промышленном дизайне, ювелирном деле. Конкурс на поступление в Бецалель примерно 7 человек на место. Расположена академия на горе Скопус с видом на Средиземное море и Иерусалим.

1906, 16 января — Родился Эрнст Лейтц III — немецкий инженер-предприниматель, сын промышленника Эрнста Лейтца II и внук основателя фирмы «Лейка» (Leica Camera AG — немецкая компания, специализирующаяся на выпуске цифровых и аналоговых камер для бытового и профессионального применения, основана в 1849 год) Эрнста Лейтца I. В Холокост после прихода к власти Гитлера в 1933 году Эрнст Лейтц активно помогал собственным сотрудникам евреям и членам их семей покидать Германию, выкупая целые железнодорожные составы, а также оказывал им всяческую поддержку в трудоустройстве за пределами Германии. Для этих целей Leica массово открывала собственные офисы или магазины в других странах. Это продолжалось вплоть до закрытия границ в Германии в 1939 году. Умер Э. Лейтц 8 сентября 1979 года

1906, 2 февраля — (7 Швата 5666) в Волковыске, что на Гроднинщине, родился Зерах Варгафтиг - раввин, юрист, государственный и политический деятель Израиля. В начале Второй мировой войны был инициатором перемещения в Японию более полутора тысяч учащихся иешив Польши. Эта акция была проведена при поддержке японского вице-консула Тиунэ Сугихара. Японские визы были выданы как транзитные. Целью значился карибский остров Кюрасао, принадлежащий Нидерландам. Полторы тысячи ешибохеров составляли примерно четверть от бежавших через всю Россию польских и литовских евреев. До Кюрасао они не добрались и провели несколько лет в Китае и Японии. Сам Варгафтиг прибыл в Эрец-Исраэль в 1947 году. Стал членом Ваада Леуми — высшего исполнительного органа еврейской общины Эрец-Исраэль. Подписал Декларацию независимости. Был депутатом Кнессета многих созывов, министром, лауреатом Премии Израиля.

1906, 3 февраля — (8 Швата 5666) (по другим данным 11 ноября) Образован Американский еврейский комитет - старейшая еврейская организация в США, задачей которой является защита прав и интересов евреев в США и других странах. Комитет существует до сих пор

1906, 28 февраля — (3 Адара 5666) Родился Б. Сигaль, американский гангстер, положивший начало игорному бизнесу в Лас-Вегасе. Умер 20 июня 1947 года

1906, 11 марта — (14 Адара 5666) Родился З. Давидофф, владелец швейцарской табачной фирмы. Когда ему было 5 лет, его семья выехала из России и оказалась в Швейцарии, где отец открыл в Женеве на бульваре Философов небольшую табачную лавку. Как пишут, среди ее первых покупателей был В. И. Ленин. Зино после нескольких лет, проведенных в Южной Америке и на Кубе, открыл производство сигар, создав в итоге всемирно известную фирму. Среди других ее продуктов - коньяки, парфюмерия, косметика, кофе, изделия из кожи, авторучки. Умер 14.1.1994.

1906, 5 апреля — (10 Нисана 5666) Выходившая в Ростове-на-Дону газета «Приазовский край» в разделе «Хроника» сообщила: «С Дальнего Востока вернулся в Ростов один из настоящих героев русско-японской войны Иосиф Трумпельдор. Ростовец по рождению, сын фельдшера местной еврейской больницы, прослуживший верой и правдой родине в рядах войск, Трумпельдор был скромным зубным врачом, пока не был призван на действительную службу... Здесь молодой нижний чин совершает ряд подвигов. В одном из сражений Трумпельдор теряет руку. Искалеченный, он остается в строю. Героизм молодого ростовца обратил на себя внимание. Трумпельдор удостаивается ряда наград (между прочим, был удостоен производства в первый офицерский чин). Он также имеет все четыре георгиевских креста».

1906, 15 мая — (20 Ияра 5666) В Минске родилась писательница, критик и литературовед Ривка Рубина. Писала на идиш и русском языках.

1906, 1 июня — (8 Сивана 5666) В Москве разрешено открыть синагогу, закрытую 23 июня 1892 года.

1906, 1 июня — (8 Сивана 5666) Начало погрома в Белостоке (см. 3 июня ). В этот день была разогнана еврейская самооборона. Город тогда находился на военном положении, т. е. власть принадлежала армии, и один из офицеров сказал евреям самообороны, что, если они не разойдутся, солдаты начнут по ним стрелять.

1906, 3 июня — (10 Сивана 5666) Oкончание погрома в Белостоке, начавшегося 1 июня. Когда начался погром, самооборона пыталась действовать, но солдаты начали стрелять, они стреляли только по евреям, если появлялся христианин, ружья молчали. За 3 дня убиты 83 еврея, более 70 получили ранения.

1906, 19 июня — (26 Сивана 5666) Родился учёный сэр Эрнст Борис Чейн

(сын еврея — эмигранта из России, мать — немецкая еврейка) — автор ряда выдающихся открытий в различных областях биохимии и технологии микробиологических производств (исследование микробных антибактериальных веществ, механизма действия инсулина, образования лизергиновой кислоты, грибных метаболитов, биохимии миокарда, токсинов и многое другое). Наиболее значительное достижение Чейна связано с пенициллином (открыт в 1929 г. А. Флемингом, установившим также его антибактериальное действие). Химическая неустойчивость пенициллина и непомерно высокие расходы на его получение надолго остановили дальнейшие работы. Приступив в 1939 г. к исследованиям в этой области, Чейн уже к маю 1940 г. выделил пенициллин в чистом виде, установил его химическое строение и на этом основании определил, а затем и получил такие его химические производные, в которых он сохраняет длительную стабильность. Х. Флори провел клинические испытания нового препарата, которые показали его беспрецедентную эффективность при лечении многих инфекционных заболеваний, затем Чейн разработал химическую технологию выделения и очистки пенициллина, а также его промышленного получения в кристаллическом виде. Начатое благодаря этому в США в 1944 г. массовое производство пенициллина позволило широко применить его в клинической практике, что спасло жизнь многим тысячам раненых и больных. В 1945 г. Чейн был удостоен Нобелевской премии по медицине и физиологии (вместе с А. Флемингом и Х. Флори). В 1949 г. был избран членом Лондонского королевского общества, позднее — членом академий наук многих стран (с 1976 г. — иностранный член АН СССР) и научных обществ. Отмечен самыми престижными научными наградами. В 1969 г. Чейн был возведен в дворянство. В начале 1970-х гг. стал президентом Всемирной организации здравоохранения. Чейн неоднократно приезжал в Израиль, был активным членом ученого совета Научно-исследовательского института имени Х. Вейцмана, охотно сотрудничал с израильскими коллегами.

 

1906, 1 июля — (8 Таммуза 5666) Освящение нового здания Московской хоральной синагоги, которое не позволили открыть в 1892 году. В середине 80-х лет, когда материальное положение общины улучшилось, а срок аренды подошёл к концу, решено было построить новое здание синагоги. Для этого Л. С. Поляков выкупил землю по тому же переулку, но чуть выше. Проект синагоги разработал австрийский подданный архитектор Эйбушиц. Это было торжественное здание с коллонадой и большим куполом. В 1892 году синагога была почти построена, однако к этому времени евреев (примерно 25000-30000 человек) из Москвы выселили, осталось около 7 тысяч. Поэтому синагога властям тоже стала нежелательна. Сначала сняли купол, а 23 июня, в день, назначенный и согласованный с обер-полицмейстером Москвы Власовским для открытия синагоги (в тот день в ней должна была состояться свадьба одного московского врача), и вовсе открывать запретили. 23 сентября того же года последовало Высочайшее распоряжение Общине до 1 января эдание продать или обратить под благотворительное заведение. Кое-как руководителям московского еврейства удалось здание синагоги сохранить и лишь 1 июня 1906 года после многочисленных перестроек и переписки с властью, а так же в результате происшедших в стране революционных перемен, синагога была открыта.

1906, 17 июля — (24 Таммуза 5666) Родился Ицхак бен Ахарон - израильский государственный и общественный деятель, один из оснвателей государства. В 1995 году удостоин Премии Израиля. Умер 19 мая 2006 года.

1906, 22 июля — (29 Таммуза 5666) Альфред Дрейфус, обвиненный в 1894 году в государственной измене и приговоренный к пожизненной каторге на Дьявольском острове во Французской Гвиане, полностью реабилитирован и награжден орденом Почетного легиона.

1906, 3 августа — (12 Ава 5666) Ишув. Собрание еврейской общины Яффо в клубе «Иешурон». Обсуждались тысячи проблем: сложности в отношениях с арабами, проблемы турецкой бюрократии, многократные бакшиши, цены на сельскохозяйственную продукцию И на жилье. На этом же собрании было принято решение строить новый еврейский город, впоследствии получивший имя Тель-Авив. источник