— события (1125-1150 из 9171)
Метки:
Метки:
Дом Рахиль стал местом встреч известнейших немецких интеллектуалов – здесь бывали Шлегель и Шеллинг, Александр и Вильгельм фон Гумбольдты, Барон Брукман и Ламотт-Фуке. В числе посетителей салона также были знаменитые писатели-романтики – Тик, Брентано, Шамиссо, известные аристократы – например, прусский принц Фердинанд – и многие другие. Рахиль состояла в переписке с Гете, которого боготворила, и дружила с Генрихом Гейне. Была она очень дружна и с дочерями Мозеса Мендельсона, «отца» еврейского Просвещения, а также с Генриеттой Хертц, с которой впоследствии вращалась в одном интеллектуальном кругу.
Биография Рахили и ее эпистолярное наследие – 1600 писем и документов – представляют собой неисчерпаемый материал для исследователей. Ее жизнь, с одной стороны, свидетельствует о беспрецедентных возможностях, ненадолго открывшихся для еврейских женщин в конце XVIII века. Но была и другая сторона ее жизни, трагичная. Несмотря на все свои способности и амбиции, Рахиль до самого конца своей жизни оставалась непонятой и чужой в немецкой культуре. Осталась она и маргинальной фигурой для еврейской истории. Детство Рахель было безрадостным – отец, богатый ювелир, был деспотичным человеком с несгибаемой волей. Рахиль была старшей дочерью в семье, в которой было еще четверо детей: Маркус Роберт Торнов (Мордехай Левин), будущий банкир, Людвиг Роберт (Липман Левин), будущий писатель, Роза Ассер и Морис Роберт Торнов (Меир Левин), будущие коммерсанты. В ее семье соблюдались все еврейские традиции, а вот знакомства с немецкой культурой практически не было. Долгие годы Рахиль владела только идишем и ивритом. Но вскоре она легко исправила это – сама выучила немецкий язык, да так, что начала писать на нем прозу. О том, какими недюжинными способностями обладала Рахиль, говорит тот факт, что женщина, которая до своей поздней юности вообще не знала немецкого, стала центром немецкой интеллектуальной жизни.
С самой ранней молодости Рахиль относилась к своему еврейству, как к тяжелому бремени, которое ее тяготило и казалось наказанием. Классовые различия в самом еврейском обществе тогда были настолько сильны, что одним из самых ранних впечатлений Рахили от еврейства была ее поездка к дальним родственникам в Бреслау. Рахиль писала, что принимали ее, как «великого Султана при входе в гарем»: «воспоминания об этом до сих пор вызывают горячий стыд».
Она неоднократно пыталась вырваться из своей среды с помощью брака. В 1795 году она объявила о помолвке с графом Карлом фон Финкенштейном. Однако помолвка была разорвана, и все последующие попытки выйти замуж долго ни к чему не приводили. Дело осложнялось тем, что сама Рахиль считала себя крайне непривлекательной. И это было абсолютной неправдой. Она была прехорошенькой – матовая кожа, большие черные глаза, вьющиеся волосы. Но главное, что ценили в ней окружающие, – это, конечно, ее живой ум, образованность и умение слышать. Многие ее современники отмечали, что разговаривать с ней было сплошным удовольствием: она слушала, где-то соглашалась, где-то деликатно отстаивала свою точку зрения и спорила. В общем, Рахиль прекрасно усвоила библейскую мудрость: «Изо всех сил своих учитесь понимать».
К счастью, в своем уме Рахиль сомневалась куда как меньше, чем в социальном положении и внешности. Вот почему, потерпев несколько неудач в попытках выйти замуж, она организовала в мансарде родительского дома литературный салон. Берлин на тот момент был провинциальным городом, в котором даже не было собственного университета, поэтому салоны и кружки играли очень важную роль в интеллектуальной жизни. Салоны были чем-то сродни университетам. И вскоре «лучшим университетом» был признан салон Рахиль. Он был построен на идее равенства, в него были одинаково вхожи и евреи, и неевреи, и протестанты, и католики, и аристократы, и люди более низкого социального происхождения. Все это имело второстепенное значение – пропуском в салон были талант и интеллектуальные способности.
Рахиль пыталась создать «полунейтральные» сообщества, где этническая принадлежность не имела бы значения. Поскольку евреи в Европе не были приняты в высшем свете и обществе, подобные попытки интеграции идеологами еврейского Просвещения расценивались весьма положительно. Например, Мозес Мендельсон называл такие собрания собраниями «немецких сократов». Однако ни Просвещение, ни эмансипация так и не дали иудаизму равенства с католицизмом или лютеранством. Скорее наоборот – по словам историка современного антисемитизма Рабби Артура Хертцеберга, именно эпоха Просвещения положила начало расцвету европейского антисемитизма. В качестве примера Хертцеберг приводит Вольтера, который, хотя и призывал к терпимости в отношении евреев, тем не менее выступал против их «невежества и предрассудков»: «Все же мы находим в евреях только невежественных варваров, которых изначально объединяет их отвратительная жадность, предрассудки и непримиримая ненависть к тем людям, которые так радеют об их благе и терпят их».
Как ни печально, но в своем салоне Рахиль делала все, чтобы уйти от еврейской темы. И тем самым, конечно, предоставляла благодатную почву для развития и укрепления еврейского комплекса неполноценности. Например, завсегдатаи салона никогда не обсуждали еврейских мудрецов и философов – имена Маймонида или Иегуды Леви не могли быть упомянуты в контексте бесед о Лессинге, Канте или Гете. И это при том, что Рахиль выросла в традиционном доме – она не могла не знать великих имен, которые евреи дали мировой философии и культуре задолго до появления Канта или Гете. Встреча двух культур, начавшаяся с благородных принципов Просвещения в конце XVIII века, так и не привела к конструктивному диалогу еврейского мира с немецким.
И даже несмотря на полное отречение от еврейской темы для большинства людей, в том числе для многих гостей ее салона, Рахиль оставалась в первую очередь еврейкой – человеком, явно или скрыто всеми презираемым. Несмотря на огромный успех салона, Рахиль так до конца и не смогла избавиться от презрительного отношения к себе. Ей пришлось пережить многочисленные предательства – например, после 1806 года ее бывшие поклонники, писатели-романтики Арним и Брентано, основали свои собственные салоны, куда ни для Рахили, ни для других евреев входа не было.
На тот же 1806 год пришлась и смерть отца Рахили. После этого трагичного для всей семьи события Рахиль покинула Пруссию и жила в Париже, Франкфурте-на-Майне, Гамбурге, Праге, Дрездене. Это время было очень тяжелым для Германии, вовлеченной в наполеоновские войны – по всей стране организовывались секретные общества, целью которых было свержение тирании Наполеона, в одном из таких обществ Рахиль принимала активное участие. В 1814 году, после нескольких лет скитаний и лишений, Рахиль вышла замуж за Карла Августа Фарнхагена фон Энсе, человека на 14 лет моложе ее. Для этого она перешла в протестантство и приняла новое имя – Фредерика Антония. Церемония крещения произошла в доме ее брата, который впоследствии также крестился. Замужество не дало ей собственного статуса, но явилось социальным минимумом – ее терпели как жену Фарнхагена.
Замужество дало вторую жизнь ее блистательному салону. Теперь салон располагался не на мансарде, а в одном из богатейших домов Берлина. По словам современников, здесь «говорилось обо всем, что волновало умы в области искусства и литературы». Сюда же впервые пришел молодой Генрих Гейне. Впоследствии он будет говорить, что никто не понимал его так глубоко, как Рахиль, и посвятит ей книгу «Возвращение домой». Ассимиляция Рахили и переход в христианство часто воспринимаются как предательство ее родной веры и среды. Но на самом деле Рахиль всегда выказывала живой интерес и участие в жизни своих соплеменников, пытаясь и делом, и словом улучшить их положение. Даже в завещании Рахиль прописала отправить крупную сумму на нужды еврейской общины Берлина. Последние ее слова: «Я, беглянка из Египта и Палестины, нашла надежду и любовь в своем народе» – принято считать свидетельством о возвращении в лоно еврейского народа, полным искуплением ее «предательства».
В конце 20-х годов XX века фигура Рахили привлекла внимание всемирно известного философа еврейского происхождения, Ханны Арендт, которая даже посвятила ей книгу – «Рахиль Фарнхаген – жизнь еврейки». Арендт считала Рахиль очень значимой исторической фигурой и даже в какой-то степени идентифицировала себя с ней: «Рахиль является моим самым близким другом, несмотря на то, что она умерла более чем за сто лет до моего рождения». Можно сказать без преувеличения, что впервые эволюция немецко-еврейской истории, приведшей к Катастрофе мирового еврейства, начала изучаться Арендт именно на примере жизни Рахили Левин-Фарнхаген.
Книга «Рахиль Фарнхаген – жизнь еврейки» была начата в 1933-м и опубликована уже в США в 1958 году. Именно в этой книге Арендт ввела в обиход понятие «парии (то есть отверженного. – Прим. ред.), осознающего себя таковым». Парвеню – человек, прорвавшийся в аристократические круги отказывающийся от своего простецкого прошлого, воплощает для Арендт наиболее неприятные черты еврейства. По ее мнению, позиция парвеню опирается на сознательную утрату памяти. Тем самым «парвеню выпадает из истории, к которой он был приписан от рождения».
При этом важно понимать, что по мнению Арендт, Рахиль – пария-парвеню. То есть, с одной стороны, выскочка, изо всех сил пытающаяся перепрыгнуть через социальные барьеры и занять неподобающее ей по рождению место. Но с другой стороны – и пария, «отверженная», так как она трезво осознает тщетность этих попыток. Вот почему выводом Ханны Арендт о Рахили является тезис, что еврейства не избежать: несмотря на все попытки порвать с еврейством, Рахиль так и не смогла выйти за его пределы. И не ее вина, что ее литературный салон – эта миниатюрная утопия, основанная на идеале просвещенного человечества, в которой не существовало ни этнических, ни классовых, ни гендерных преград, была эфемерна и просуществовала так недолго. Со смертью Рахили период становления немецко-еврейского интеллектуала закончился источник
Метки:
Метки:
.Отец Давида сделал состояние на фондовой бирже в Лондоне. С четырнадцати лет мальчик работал в конторе своего отца на Лондонской бирже. Занимался операциями с ценными бумагами, к 1814 накопил значительное состояние, позволившее ему заняться тем, что его интересовало, а именно наукой — математикой, химией и геологией. 1799 Рикардо прочел книгу А.Смита "Богатство народов" и у него пробудился интерес к экономике как теоретической дисциплине. Рикардо написал ряд памфлетов — "Высокая цена золота, доказательство обесценения банкнот" (The High Price of Bullion, a Proof of the Depreciation of Bank Notes, 1810), и "Предложения по экономичной и надежной валюте" (Proposals for an Economical and Secure Currency, 1816). В 1817 в свет вышел главный труд Рикардо — "Начала политической экономии и налогообложения" (Principles of Political Economy and Taxation, 1817), в котором он использовал некоторые идеи Смита. Рикардо принадлежит первая четкая формулировка количественной теории денег, разработка теория ренты, трудовой теории стоимости (положенной впоследствии в основу теории прибавочной стоимости К.Маркса), заработной платы, исследование процессов движения товаров и денег, а также системы налогообложения. В 1819 Рикардо окончательно ушел из бизнеса, посвятив себя политике, и стал членом парламента от Портарлингтона. Среди близких друзей Рикардо были Джеймс Милль, Иеремия Бентам, Томас Мальтус. Его фритредерские идеи повлияли на Генри Джорджа, Джона Стюарта Милля и способствовали снижению влияния физиократов.Умер Рикардо в Гатком-парке (графство Глостершир) 11 сентября 1823.
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
В середине 16 в. в Португалии (как и в Испании) был принят принцип чистоты происхождения, фактически превративший новых христиан в граждан второго сорта: им запрещалось занимать многие государственные и церковные должности, проживать в некоторых городах, вступать в религиозные братства и рыцарские ордена. Продолжались нападения черни на новых христиан: погромы произошли в городах Брага, Гуарда, Визеу, Миранда-ду-Дору, Сантарен (дважды), Транкозу и других. В 1557 г. король Себастьян I запретил новым христианам выезд из страны, однако по уплате ими 250 тыс. дукатов (1,7 млн. крузадо) отменил свой запрет. Легальная эмиграция вновь прекратилась с присоединением Португалии к Испании в 1581 г., однако многим марранам, чье положение значительно ухудшилось, по-прежнему удавалось покидать страну, в частности, под видом паломничества в Рим. В 1601 г. король Филипп III дал новым христианам Португалии разрешение на эмиграцию с вывозом имущества, а в 1603 г. на них распространилось право на выезд, купленное за 200 тыс. дукатов группой новых христиан, переселившихся в Испанию. Еще одна попытка приостановить эмиграцию новых христиан была предпринята в 1604 г. В 1620 г. в королевском совете Испании обсуждалось предложение о высылке новых христиан в Африку. После восстановления независимости Португалии (1640) новые христиане (марраны) по-прежнему подвергались дискриминации и преследованиям. Лишь в 1768 г. по инициативе министра (фактического правителя государства) маркиза де Помбала были уничтожены списки новых христиан.
Метки:
Метки:
(«Мителер Ребе» — Средний Ребе), раввин, второй руководитель любавичского движенияЕго отец — рабби Шнеур-Залман из Ляд, мать — раббанит Стерна.В течение четырнадцати лет прошедших со свадьбы Алтер Ребе, состоявшейся в 5520 году, у него рождались лишь дочери. Приехав к своему учителю Магиду из Мезерич, Алтер Ребе попросил благословения на рождение сына. Магид сказал ему, что рождения мальчика удостаиваются принятием гостей. Перед своим уходом из мира Магид вызвал к себе Алтер Ребе и раскрыл ему порядок трапезы, которую устраивают в первую Субботу после рождения мальчика в доме его родителей. После этого он сказал, что скоро у Алтер Ребе родится сын и попросил назвать его своим именем. Через год у Алтер Ребе родился сын и он назвал его по имени учителя в соответствии с его указанием. После ухода из жизни Алтер Ребе 24 тевета 5573 года, Мителер Ребе несколько месяцев провел на Украине в городе Кременчуге. Украинские хасиды просили, чтобы он поселился на там постоянно. В противовес этому, хасиды Белоруссии отправляли к Ребе делегации с просьбами о том, чтобы он основал место своего проживания среди них. В конце концов, верх взяли белорусские хасиды и после праздника Шавуот Ребе оставил Кременчуг и отправился в Белоруссию.В понедельник, 18 элула, Ребе, а вместе с ним тысячи хасидов, добрались до местечка Любавичи, где и основал Ребе место своего постоянного проживания. Приехав в Любавичи, Ребе отправился на пустое место — дома, стоявшие там, сгорели за два года до этого — и там сказал: 58 лет назад, когда Алтер Ребе было 10 лет, и он учился у цадика хасида Иссахар-Дова, это происходило в синагоге, которая стояла на этом участке. Когда я готовился к этой поездке, сказал мне отец мой, Алтер Ребе, чтобы по приезде в Любавичи я основал место проживания своего именно в этом месте, и благословил город проживания руководителей Хабада долгими днями и годами. А причину, согласно которой такой маленький город, как Любавичи, был избран столицей Хабада, объясняет Ребе Раяц:Любавичи неспроста были предназначены для того, чтобы занять столь значимое место в жизни скрытых праведников, а позже в жизни раббеим и хасидов Хабада. Для людей одухотворенных, Любавичи по причине своего особого географического положения, были местом в особой степени подходящим для того, чтобы отделиться от внешнего мира, и полностью предаться Торе и Служению Всевышнему, или для начала новой жизни, основанной на традиционном чистом фундаменте Торы.Около 102 лет Любавичи служили местом проживания четырех поколений руководителей Хабада и центром хасидизма Хабад для сотен тысяч хасидов, проживавших на территории России и в других странах. Рабби Дов-Бер с семьей жил в одном доме с отцом. Он отличался изумительной способностью концентрировать внимание: когда он изучал Тору или молился, окружающий мир переставал для него существовать. Однажды, когда рабби Дов-Бер был погружен в Тору, его ребенок, спавший в колыбели в той же комнате, выпал из кроватки и заплакал. Отец не услышал его плача, а дедушка — Алтер Ребе, находившийся в кабинете на втором этаже и тоже погруженный в занятия, услышал детский плач. Он прервал занятия, спустился на первый этаж, поднял ребенка, успокоил его и уложил спать. Отец младенца по-прежнему ничего не замечал. Впоследствии Альтер Ребе сделал замечание сыну: Каким бы возвышенным предметом человек ни занимался, он не должен оставаться глухим к плачу ребенка. Эта история иллюстрирует один из основных принципов ХаБаДа — услышать плач попавшего в беду еврейского ребенка. Это может быть и младенец, и школьник, ВЫПАВШИЙ ИЗ КОЛЫБЕЛИ подлинного еврейского образования, и взрослый человек, еврейское самосознание и образование которого находятся на младенческом уровне. Души этих ДЕТЕЙ плачут, ибо они живут в духовной пустоте, иногда даже не сознавая этого. Каждый еврей, как бы ни был он погружен в самые благочестивые занятия, должен услышать их плач. Ибо нет ничего важнее, чем помочь такому ребенку вернуться в свою еврейскую колыбель. Мителер Ребе был заключен в тюрьму в результате доноса, основным содержанием которого было то, что он отправляет деньги в Землю Израиля. Для подтверждения доноса составители подделали письмо Ребе, говорящее о направлении средств в Святую Землю. Мителер Ребе доказал следователям, что написанный на него донос основан на лжи, а все средства, отправляемые им в Землю Израиля, предназначаются для бедных. Подобно этому, он указал на то, что представленное письмо являлось подделкой. После того, как следователи довели до губернатора ответы Ребе, тот попросил, чтобы Ребе привели к нему вместе с теми, кто на него донес, дабы выслушать доводы каждого из них и узнать, кто прав. Ребе оделся в белые субботние одежды и на роскошной карете отправился к губернатору округа. Вид его был подобен ангелу Всевышнего воинств. Поначалу хасиды опасались, что великолепие Ребе возбудит гнев губернатора. Но случилось иначе. Красота и великолепие Ребе снискали милость в глазах губернатора. Губернатор оказал Ребе великие почести и велел принести кресло для того, чтобы Ребе сел.После этого прибыл доносчик и стал излагать свои доводы. Выступая, доносчик называл Мителер Ребе РЕБЕ. -Смотрите, — обратил внимание губернатора Мителер Ребе, — он говорит, что я лгун и бунтовщик, и в то же время называет меня РЕБЕ. Доносчик из Витебска не знал, что ответить, речь его окончательно смешалась, пока, наконец, губернатор не сказал ему: Хватит лаять! Доносчик, поникнув головой, ушел оттуда с позором, а Ребе — с великим почетом. Когда наступил месяц кислев — месяц освобождения — тот месяц, в котором Алтер Ребе был дважды освобожден из своего заключения, на десятый день этого месяца Мителер Ребе отправил губернатору через своих сыновей просьбу об освобождении. Представ перед губернатором, сыновья Ребе расплакались от душевной горечи. Губернатор зачитал прошение и сказал им: Зачем вы плачете? Идите с миром по своим домам, поскольку отец ваш вышел из своего заключения. Так и произошло. Когда сыновья Мителер Ребе вернулись в дом, где находился в заключении их отец, приказ губернатора о его освобождении уже был получен. Этот приказ указывал охранникам оставить дом, и дом сразу наполнился многочисленными хасидами. Мителер Ребе освободился из своего заключения десятого кислева, и рассказывают, что известие об освобождении пришло в субботний день девятого кислева, в то время, когда Ребе стоял и читал лекцию по хасидизму. В середине Ребе прервался и сказал: Ша! Освободите помещение! Здесь отец! Во время одной из своих поездок рабби Дов-Бер остановился на постоялом дворе в небольшом городке. Лето подходило к концу, стояла хорошая погода, и Ребе решил задержаться здесь на неделю. Когда об этом узнали многие его местные последователи, около гостиницы собралась большая толпа хасидов — все они хотели попасть на йехидут — встречу наедине с Ребе, во время которой хасид обнажает душу перед Ребе и получает от него наставления по всем проблемам — как материальным, так и духовным. Несколько дней подряд Ребе проводил йехидут. Однажды днем, когда сотни людей толпились в очереди, чтобы попасть на йехидут к Ребе, он неожиданно попросил закрыть дверь в свою комнату и прекратил принимать посетителей. Хасиды, стоявшие во дворе в ожидании своеи очереди, решили, что Ребе просто утомился от бесед с таким количеством людей и хочет сделать небольшой перерыв, а потом снова начнет йехидут. Прошло полчаса. Реб Залман, личный помощник Ребе, вышел из комнаты Ребе в большом волнении, с глазами, красными от слез, и прошептал что-то стоящим рядом старейшинам-хасидам. Услышав его слова, старейшины выказали озабоченность, их лица побледнели от тревоги. Волна горечи прошла по рядам ожидающих хасидов, хотя никто из них не знал, в чем дело. Час или два спустя несколько особо известных хасидов вошли в дом Ребе и услышали за дверью его голос. Ребе читал у себя в комнате Теилим (Псалмы), но читал так, будто он изливал душу, переполненную страданием, с рыданиями в голосе. Огорчение и сострадание стоящих за дверью хасидов были беспредельными. Кто-то потерял сознание, но никто из них не имел ни малейшего представления о том, почему Ребе вдруг посреди дня прекратил прием посетителей и впал в такое глубокое отчаяние. Ребе так ослабел от прочитанных псалмов, что ему пришлось на часок прилечь отдохнуть перед дневной молитвой, которую на сей раз он читал так, как это делается только в Десять Дней Раскаяния. Позднее, выступая перед хасидами, Ребе особо подчеркивал необходимость самого глубокого раскаяния. На следующий день Ребе был так слаб, что не мог встать с постели, но уже через день он снова начал проводить йехидут. Спустя несколько дней один старейший хасид, особенно близкий к Ребе, попросил его объяснить причину такого необычного поведения. При упоминании об этом инциденте Ребе мгновенно погрустнел и сказал: -Когда мои последователи приходят ко мне на йехидут со своими горестями и духовными болезнями, мне нужно ощутить сочувствие к каждому из них. Мне нужно найти хотя бы слабое мерцание, бледную тень чего-то похожего в собственной душе; я не могу давать им советы и наставлять, как им исправить и искупить свои грехи, пока я не исправлю бледную тень их грехов в собственной душе. В тот день на прошлой неделе пришедший на йехидут хасид обнажил передо мной свое сердце, — и я был потрясен. Я не мог найти в своей душе, да простит мне Б-г, даже тени от тени такого греха — или даже чего-то отдаленно похожего. Тогда я подумал, что, возможно, я не могу найти в себе следов этого греха потому, что это скрытый и неявный порок, погребенньй в самой глубине моей души! Эта мысль потрясла меня и подвигла к раскаянию и возвращению к Б-гу в самых глубинах моего существа-. Место захоронения Мителер Ребе в г. Нежин Мителер Ребе постоянно говорил, что боится 5588 года, что существуют намеки в отношение недобрых решений на этот год, и начал намекать хасидам в отношении своего ухода из мира в этом году. Однажды сказал он хасидам: -Отцу моему было 54 года, когда второй раз он был забран в Петербург. С Небес ему предложили на выбор: страдания или уход из мира, и он выбрал страдания. Очевидно, оставил он мне второй выбор...- Так и случилось. Мителер Ребе ушел из мира в возрасте пятидесяти четырех лет. На Рош а-Шана и Йом-Кипур 5588 года Мителер Ребе отправился в Гадяч на могилу своего отца, Алтер Ребе. Там собралось большое количество хасидов. Будучи в Гадич, Мителер Ребе сказал хасидам: Добился я от своего отца, чтобы он освободил меня от должности Ребе. Наверняка речь идет о том, что Ребе собирается отправиться в Святую Землю, решили хасиды, и сказали ему: Как же оставят нас, как скот без пастуха?! Ответил им Мителер Ребе: Зять мой, рабби Менахем-Мендель — находится с вами, и он будет вам верным пастухом.По окончании праздников, находясь по пути возвращения в Любавичи, Мителер Ребе тяжело заболел и был вынужден задержаться в городе Нежин. Были приглашены крупные врачи, и все они заявили, что от болезни Ребе нет лекарства. Болезнь Ребе нарастала изо дня в день. Когда прикасались к нему, он терял сознание. Так продолжалось вплоть до месяца кислев. В кислеве, за неделю до ухода Ребе, ему нанесли визит врачи и застали его лежащим почти без жизни. Восьмого кислев он хотел написать комментарий по идеям Хануки, но после этого сказал: Весь мир находится в беде, а я так наслаждаюсь?! — и перестал писать. Ребе сказал хасидам, чтобы те шли по домам и были веселы. Сказали ему хасиды: Скоро десятое кислева, день радости освобождения нашего Ребе. Тогда время радости, но сейчас что за радость? Ответил им Мителер Ребе: Несмотря на это, идите и сделайте так, как я сказал. Ночью, девятого кислева, Ребе многократно терял сознание, и каждый раз удавалось вернуть его к жизни. Последний раз, когда он потерял сознание, пробудить его не смогли. В доме поднялся великий плач. Явились все жители города и увидели, что нет в нем духа жизни. Однако хасиды подошли к нему и сказали: Зачем наш Ребе пугает нас? Неужели не слышал он голоса плача? Ребе посмотрел в их сторону и сказал: Слышал я голос, произносящий Что нужно этой душе в этом мире!. После этого велел он одеть его в белую рубашку, и одел белое, и закутался в белое, подобно ангелу Всевышнего воинств. Лицо его покраснело, и он начал говорить добро про общину Израиля. После этого сказал он хасидам, чтобы были веселы этой ночью, потому что радость смягчает суды, и приготовился говорить хсидус. И наполнился дом светом и радостью, и все думали, что теперь Ребе возвратится к силе своей. И начал он объяснять стих -За Всевышним идите-. Он говорил с великим жаром и несколько раз спросил в середине: засветило ли уже утро? Перед утренней зарей он закончил словами -Потому что с тобой источник жизни, от жизни самой жизни-, — и моментально вылетел дух его и душа его. -В один узел связался я с ним, Святым, благословен Он- Его зять, Цемах-Цедек сказал: Такого ухода из мира не находим мы со дня ухода из мира Рашби, ушедшего в середине произнесения Торы.В день, когда исполнилось ему 54 года, умер он и приложился к народу его. И осуществился в отношении него стих -Число дней твоих сделаю полным- в отношении которого сказали благословенной памяти мудрецы: Святой, благословен Он, делает полными годы праведников с точностью до дня. В тот же день он был похоронен в городе Нежин, и день первого его освобождения — десятое кислева, который должен был быть праздником, превратился в день тяжелого траура для хасидов и для общины Израиля.
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
(Editto sopra gli Ebrei) папы Пия VI.Собранный из разных канонов и булл, весь змеиный яд римского католицизма сосредоточился в 44 параграфах этой -конституции гетто-. Евреям нельзя жить вне гетто; днём они могут выходить по своим делам в город, но ночевать там строго запрещается, под опасением штрафа и телесного наказания. Привратники у ворот еврейского кватрала не смеют пропускать туда никого и выпускать оттуда после часа ночи. Вне стен гетто не должно быть еврейских магазинов; только в редких случаях разрешаетс открывать торговлю вне гетто, неподалёку от него. В дачных окрестностях города евреям нельзя жить ни под каким предлогом, даже для того, чтобы подышать чистым воздухом. Еврею нельзя ездить по Риму в карете. Евреи обоего пола обязаны носить постоянно и повсюду, в гетто и вне его, -знак желтого цвета, для отличия от других-; мужчины пришивают этот жёлтый кусок материи к своим шапкам, а женщины носят его на головном уборе, причём тем и другим запрещено накрывать этот знак шалью или повязкой; еврей же, выходящий из дому в обычной, а не -форменной- фуражке, должен носить её в руках и ходить с непокрытой головой; за нарушение сих законов установлены строжайшие кары, -по усмотрению-. Евреям запрещается: продавать христианам мясо и молоко, давать им пасхальный хлеб (мацу), нанимать их в слуги и кормилицы, приглашать повивальную бабку из христиан, вводить христиан в свои синагоги, есть, пить и играть с ними, даже беседовать с ними в домах, трактирах и на улицах, - под страхом телесных наказаний и штрафов для обеих сторон. Особенно охранялись от -тлетворного- влияния обитателей гетто их несчастные братья, сёстры и дети, попавшие в сети католических миссионеров и содержавшиеся, как в тюрьме, в -доме катехуменов- (приготовляемых к крещению). Никому из евреев не разрешалось приближаться к домам катехуменов и к церкви Благовещения св. Марии в Риме, под опасением штрафа в 300 скуди, ссылки на галеры -и прочих телесных наказаний, по усмотрению-. Вздёргивание на -столб для пыток- грозило всякому еврею, приютившего у себя беглого катехумена или неофита из своих соплеменников. За склонение же их к иудейству виновный подвергался тюремному заключению, конфискации имущества или ссылке на галерные работы. Узда наложена и на интимнейшую духовную жизнь еврея. Восемь яростных параграфов направлены против -безбожных, осуждённых талмудических, каббалистических и прочих книг, полных заблуждений и хулы против таинств христианства-. Такие книги то есть все еврейские книги, кроме молитвенников и Библии запрещается евреям держать у себя, читать, продавать, дарить, и так далее. Еврей не вправе ввозить, покупать или принять в дар какую бы то ни было книгу на еврейском языке, не отдав её предварительно на цензуру Pater Maestro апостолического двора в Риме, епископам и инквизиторам в других местах, под страхом семилетнего заключения в тюрьме. Издевательством над священнейшими чувствами человека является запрещение евреям хоронить своих мертвецов с церемониями, чтением псалмов и зажженными свечами, ставить надгробные памятники на могилах своих покойников и помещать там надписи. Новые синагоги в гетто строить нельзя, но и ремонтировать старые запрещено. В христианские праздничные дни жители гетто могут работать в своих домах лишь при закрытых дверях. Раввин не имеет права носить костюм, присвоенный духовенству, а должен одеваться, как мирянин. Раввины обязаны принимать меры, чтобы на проповедях католических миссионеров присутствовало установленное число евреев, ибо -проповедь наилучшее средство для обращения евреев-. В заключение, папа повелевел настоящий Эдикт о евреях, для лучшего ознакомления с ним, расклеить на улицах и площадях Рима и в синагогах гетто. 20 апреля 1775 года это приказание было исполнено и жители Рима толпились вокруг громадных плакатов, заключавших параграфы папской -конституции для евреев-.
Метки:
.Сын хаззана синагоги «Иешу'ат-Исраэль» Айзека (Ицхака) Туро (умер в 1783 г.). В результате войны за освобождение колоний семья ушла с англичанами в Нью-Йорк, а в 1782 г. на Ямайку. После смерти мужа мать Туро с четырьмя детьми поселилась в Бостоне у брата, богатого коммерсанта, со временем привлекшего племянника к своей деятельности. В 1801 г. Туро переселился в Новый Орлеан. Порт, находившийся в то время в руках испанцев, был вскоре передан Франции и в дальнейшем продан ею США. Население города быстро росло, торговля развивалась, и дела Туро процветали. В 1815 г. Туро как доброволец участвовал в сражении под Новым Орлеаном и был серьезно ранен. Жизнь Туро спас Р. Шеперд, коммерсант, ставший впоследствии его душеприказчиком. В этот период Туро не интересовался еврейством и общественной деятельностью и замкнулся в кругу немногих близких друзей (его дела, однако, продолжали процветать: он удачно покупал недвижимость, не занимался биржевыми спекуляциями и вел очень скромный образ жизни). Из состояния равнодушия Туро вывел Г. Курсхедт (Керсхид), прибывший в Новый Орлеан в 1839 или 1840 гг. и основавший еврейскую общину Нефуцот-Иехуда. Туро, ранее дававший еврейским учреждениям лишь умеренные пожертвования, приобрел старую Епископальную церковь и передал ее общине Курсхедта. Согласно завещанию Туро, большие суммы оставались еврейским общинам Нового Орлеана, еврейской больнице, основанной им и получившей впоследствии его имя, синагоге Ньюпорта, нуждающимся евреям в Эрец-Исраэль (распределял средства М. Монтефиоре), а также общинам и учреждениям свыше 15 городов в США. Значительные суммы получили и нееврейские организации Нового Орлеана, Бостона и Ньюпорта. Были планы поставить памятник Туро, но этому помешала вспыхнувшая гражданская война. В 1860 году Иуда Туро воплощает в жизнь строительство Мишкенот Шаананим, первого еврейского квартала за стенами старого города в Иерусалиме. В результате активного строительства по обе стороны городских стен Иерусалима, облик города сильно меняется: популяция населения значительно увеличивается и количество евреев быстро растёт. Умер Туро в Новом Орлеане 13 января 1854 года
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Алия большой группы хасидов из Белоруссии и Литвы в 1777 году не была первым переселением хасидов в Землю Израиля. Уже при жизни основателя хасидизма, Баал Шем Това, в разгар его деятельности между 1740-1760 годами многие хасиды из круга его соратников и учеников переезжали в Эрец Исраэль, часть из них - по его непосредственному указанию. Среди них были его зять - рабби Авраам-Гершон из Китова, рав Нахман из Городенки и многие другие. Некоторые из хасидов тщательно готовились к восхождению в Святую Землю и даже отправились в путь, но по разным причинам не достигли Эрец Исраэль. Так и не удалось попасть туда самому БеШТу. Не добрался до Земли Израиля и его ближайший ученик - рабби Яаков-Йосеф, Магид из Полонного. До 1777 года восхождение в Землю Израиля совершали только одиночки или очень небольшие группы. Многие из переселенцев относились не к кругу Баал Шема, а к движению хасидов-аскетов - его предшественников. Например, среди уехавших был ряд членов закрытого каббалистического общества "Клойз», которое существовало в первой половине 18-го века в городе Броды в Галиции. Некоторые из них, как рабби Гершон из Китова, впоследствии присоединились к учению БеШТа. Принципиальное отличие алии белорусских хасидов 1777 года от всего, что ей предшествовало, заключалось в ее массовости. На этот раз во главе переселения стояли авторитетные лидеры хасидизма. Иными были и последствия алии: хасидам удалось создать уникальную общину в Эрец Исраэль, которая просуществовала до нашего времени, несмотря на все тяготы и невзгоды, выпавшие на долю первопроходцев. Было несколько причин белорусской алии - как внешних, так и внутренних. В 1773 году умер рабби Дов-Бер из Межерича, ученик и наследник Баал Шем Това, бывший при жизни главой всех хасидов. Это привело к исчезновению централизованного руководства в хасидском движении и к созданию небольших хасидских дворов с учениками рабби Дов-Бера во главе. Кроме того, за год до смерти рабби Дов-Бера было создано и стало набирало силу движение оппозиции хасидизму - так называемых "митнагдим", которых возглавил сам Виленский Гаон - рабби Элиягу из Вильно. Это сопротивление не смогло помешать массовому распространению хасидизма на просторах Украины и Галиции, но было весьма ощутимым в Литве и Белоруссии. Ученикам рабби Дов-Бера - рабби Шнеур-Залману из Ляд, рабби Менахем-Мендлу из Витебска и рабби Аврааму а-Коэну из Калиска - приходилось особенно трудно в областях, граничащих с Литвой. Они делали попытки примириться с Виленским Гаон и даже ездили к нему, но по ряду причин ни примирение, ни встреча не состоялись. Кроме прочего, еврейские общины страдали от политических потрясений, происходивших в Польше, которую в буквальном смысле слова раздирали на части соседние государства. На территории некогда великой Речи Посполитой воцарилась анархия. Именно в это время и родилась идея переезда. Была поставлена цель - основать в Земле Израиля крупный центр хасидизма, который сможет оказывать влияние на диаспору, опираясь на святость Эрец Исраэль. Три вышеупомянутых хасидских лидера возглавили переселенцев. Однако у границ Валахии один из них, рабби Шнеур-Залман из Ляд, повернул назад - видимо, опасаясь оставлять хасидов Белоруссии и Литвы без духовного руководства в тяжелой ситуации. Переплыв Черное море на кораблях и высадившись в Кушту, хасиды пересели на другой корабль и через некоторое время оказались в Эрец Исраэль. Вся дорога, начиная от выезда из Белоруссии и до прибытия в порт Акко, заняла пять месяцев. В пятый день месяца элул более трехсот хасидов из Белоруссии ступили на Святую Землю. В конце 18-го века в Земле Израиля насчитывались считанные очаги еврейской жизни. Переселенцы не могли поселиться в Иерусалиме, так как там не было места для нового большого поселения. Такая же ситуация была и в Хевроне. Тогда хасиды из Белоруссии остановили свой выбор на поселениях Галилеи, где осело большинство переселенцев времен Баал Шем Това. Больше всего для основания нового поселения подходил город Цфат - древняя столица Каббалы, где жили и учили рабби Моше Кордоверо и великий Аризаль. Неподалеку от Цфата находилась и гора Мерон - место погребения рабби Шимона Бар Йохая, создателя книги Зогар. В то время Цфат переживал последствия мощнейшего землетрясения 1760 года, которое практически разрушило город до основания. Те немногие, кто пережил землетрясение, не могли своими силами восстановить город. Правитель области, резиденция которого находилась в Акко, был заинтересован в восстановлении города и знал, что сможет это сделать только с помощью свежих сил новых поселенцев. Он всячески поощрял намерение хасидов осесть в Цфате, освободил их от налогов, ограничил по отношению к ним власть местного правителя и бесплатно выделил целые кварталы под застройку. Разумеется, турецкий наместник делал все это не от большой любви к евреям, а понимая, что в будущем восстановленный город сможет стать источником для дополнительных доходов. Поселенцы мечтали лишь о том, чтобы спокойно жить, обрабатывать землю и изучать Тору. Их мечтам не суждено было исполниться. Тяжелая экономическая ситуация в Эрец Исраэль катастрофически отразилась на материальном положении новоприбывших, которое и так было подорвано расходами на переезд. Почти сразу же после прибытия поселенцы были вынуждены отправить посланника к собратьям в Европу с просьбой о финансовой помощи. Посланником был избран рабби Исраэль, сын рабби Переца из Полоцка. В его обязанности входила организация упорядоченного сбора и передачи денег единомышленникам в Землю Израиля. Рабби Исраэль понимал, что поселенцы Цфата не смогут продержаться долго, и потому развернул свою деятельность немедленно по прибытии в Стамбул. Он опубликовал два воззвания к евреям Турции от имени лидеров поселенцев Цфата. Общины Турции собрали для поселенцев 3000 турецких лир, которые были тут же отправлены в Цфат. Из Турции рабби Исраэль направился в Яссы, откуда весной 1778 года отослал обращение к хасидам Витебска, подробно описав в нем все события, произошедшие с переселенцами в пути и по их прибытии в Цфат. Вот как он описал условия жизни поселенцев: "Эта территория достаточно велика и позволяет прокормиться после обустройства, но переселенцы не знакомы ни с языком, ни с обычаями местного населения… У горстки богатых евреев нет возможности содержать такое количество нуждающихся… По этой причине меня и моего друга, рабби Шломо Сегаля, отправили (в путь), и с Б-жьей помощью мы снискали благосклонность наших богатых приверженцев в Стамбуле. И оказано нам было уважение, которое не было выказано ни одному посланнику до нас, и дали нам 3 тысячи лир… Поэтому, братья наши, сыны Израиля, - не нам ли с вами строить дом Г-споду нашему, и всему народу Израиля надлежит укрепиться в заселении Святой Земли. Восстаньте и пробудитесь для (исполнения) великой заповеди - поддержать многих из народа Израиля, для того, чтобы нашли они пропитание себе на Святой Земле и пробудили милосердие Всевышнего ко всему народу…" Двум первым посланникам хасидской общины Цфата удалось организовать в Белоруссии, Литве и некоторых областях Польши сбор денег для хасидов, проживающих в Галилее. После них были и другие посланники, которые ездили в Европу и возвращались со значительными пожертвованиями. В задачи посланников входил не только сбор средств, но и передача посланий от лидеров галилейской общины с описанием жизни поселенцев и наставлениями для желающих совершить алию. Общины Европы регулярно поддерживали хасидов Галилеи денежными пожертвованиями. Так установилась тесная связь между Эрец Исраэль и странами изгнания - связь, которая пробудила в сердцах многих евреев за границей любовь к Земле Израиля и желание совершить алию. Жизнь новой общины была омрачена осложнением отношений с сефардскими евреями - старожилами Цфата, а также с ашкеназами-нехасидами, которых подстрекали "митнагдим" (противники хасидизма) из Литвы. Дабы избежать конфликта, в 1781 году группа хасидов под руководством рабби Менахем-Мендла из Витебска переезжает в Тверию. Во время эпидемии чумы 1785 года оставшиеся хасиды Цфата, под руководством рабби Авраама из Калиска, переезжают в Пкиин (Верхняя Галилея) - город, не затронутый эпидемией, а откуда по прошествии некоторого времени также перебираются в Тверию. Рабби Менахем-Мендл из Витебска умер в Тверии в 1788 году. 10 лет он стоял во главе хасидской общины. На этом посту его сменил друг и соратник, рабби Авраам а-Коэн из Калиска, который возглавлял общину на протяжении следующих 22 лет и умер в 1810 году. Многие хасиды, а иногда и целые общины совершали алию и присоединялись к хасидам Галилеи. В 1794 году к общине присоединилась небольшая группа хасидов из Украины и Польши во главе с рабби Яаковом-Шимшоном из Шепетовки. Четырьмя годами позже, в 1798 году, совершил алию рабби Зеев-Вольф из Черноострова. В том же году совершил свою поездку в Землю Израиля знаменитый раввин Нахман из Бреслава. Он прибыл в Тверию в канун Рош а-Шана 1798 года. Несмотря на то, что рабби Нахман прожил в Эрец Исраэль не больше полугода, поездка оказала на него огромное влияние. Вернувшись, он уничтожил большинство своих старых записей и заявил ученикам: "Вся мудрость, которую я приобрел до поездки, ничего не стоит по сравнению с тем, что я постиг, побывав в Земле Израиля". Он же говорил: "Мое место - только Эрец-Исраэль; всюду, куда бы я ни шел - я иду только в Эрец-Исраэль". Источник