1942 — события (50-75 из 130)
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Виктора Клемперера (1881-1960)Новые постановления касательно евреев. Удавка затягивается, изматывание сопровождается всё новыми издевательствами. Каких только подлых постановлений о большом и малом ни обрушилось на нас в последние годы! Иной булавочный укол мучительнее удара топором. Я наконец сведу постановления вместе и составлю единый список:
1) После 8 или 9 часов вечера не выходить из дома. Контроль!
2) Изгнание из собственного дома.
3) Запрет слушать радио, пользоваться телефоном.
4) Запрет на посещение кино, театров, концертных залов, музеев.
5) Запрет выписывать и покупать газеты.
6) Запрет на пользование транспортом, три этапа: а) запрещены автобусы, разрешено ездить только на передних площадках трамваев; б) запрещён проезд на всех видах транспорта, исключение – езда на работу; в) на работу также следует ходить пешком, если расстояние до неё не превышает 7 километров и если человек не болен (но официальную справку о болезни выбить очень сложно).
7) Запрет на покупку "дефицитных" товаров.
8) Запрет покупать сигары, сигареты и все виды курева.
9) Запрет покупать цветы.
10) Невыдача молочных карточек.
11) Запрет посещать парикмахера.
12) Приглашения мастера для какой-либо работы только по ходатайству общины.
13) Принудительная сдача: пишущих машинок,
14) мехов и шерстяных одеял,
15) велосипедов – правда, на работу на них можно ездить (запрещены лишь воскресные прогулки и поездки в гости),
16) шезлонгов,
17) собак кошек и птиц.
18) Запрет пересекать городскую черту и покидать пределы города,
19) входить в здание вокзала,
20) ходить по Министерской набережной, посещать парки,
21) Бюргерскую поляну и все улицы, граничащие с большим садом. Это последнее ужесточение запретов действует только со вчерашнего дня. С позавчерашнего дня запрещено также посещать рынки.
22) С 19 сентября обязательное ношение звезды Давида или "еврейской звезды", как её теперь называют.
23) Запрет иметь дома запас продуктов. (Гестапо отбирает и то, что законно куплено по талонам)
24) Запрет брать книги из библиотек.
25) Из-за звезды для нас закрыты все рестораны. […]
26) Никакой карточки на получение одежды.
27) Никакой рыбной карточки.
28) Никаких товаров специального распределения, таких, как кофе, шоколад, фрукты, сгущенное молоко.
29) Особые налоги.
30) Постоянное сокращение максимального размера дохода, не облагаемого налогом. Для меня он сначала был 600 марок, затем – 320, теперь – 185 марок.
31) Ограничение времени покупок одним часом (с трёх до четырёх; в субботу с двенадцати до часу). Думаю, что эти 31 пункт всё исчерпывают. Но все вместе они – ничто по сравнению с постоянной угрозой домашнего обыска, издевательств, рукоприкладства, тюрьмы, концлагеря и насильственной смерти.
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
Метки:
, расценив информацию как пропоганду.Тотальный геноцид евреев, находившихся на контролируемых Германией территориях, должен был, по замыслу нацистского руководства, осуществляться в глубокой тайне. Прежде всего чтобы не вспугнуть до времени потенциальных жертв, не вызвать паники, попыток бегства или сопротивления. Во-вторых, чтобы не всполошить общественность зарубежных государств, не дать поводов для протестов и антигерманской пропаганды. В-третьих, чтобы не вызвать -нежелательной реакции- среди немецкого населения. Наконец, секретность диктовалась стремлением организаторов и исполнителей избежать личной ответственности.В целях предотвращения УТЕЧЕК была разработана и проведена в жизнь особая система мер, в значительной степени доказавшая свою эффективность.Евреи долго не представляли себе всей трагичности ситуации, в которой они оказались, не понимали, что речь идет не о преследованиях и погромах, как уже не раз бывало в истории, а о чем-то неизмеримо худшем. Так, например, Норберт Вальхайм, один из руководителей молодежных организации Германии, рассказывал в 1979 году Лакёру, что о существовании лагерей смерти он не слышал вплоть до того дня, когда в марте 1943 года вместе со своей семьей был выгружен с поезда в Освенциме. В теплушках по дороге в лагеря смерти немецкие евреи продолжали цепляться за официальную версию -переселения на Восток- с целью -трудового использования (Arbeitseinsatz)-.Неосведомленность жертв подчас поражала самих палачей. Так, в оперативной сводке шефа полиции безопасности от 5 января 1942 года указывалось, что прибывшие из рейха в гетто Минска, Риги и Лодзи люди -находились в заблуждении относительно своего будущего и рассматривали себя как пионеров, которые должны быть полезными при колонизации Востока-. Они верили в обещания о том, что после войны вернутся в свои дома. Отправляясь в душегубки, немецкие евреи надевали выходные костюмы и пропускали женщин вперед.Французские евреи в пересыльном лагере в Дранси не представляли себе судьбы депортируемых. Голландские евреи не слышали о лагерях смерти. В ПРИВИЛЕГИРОВАННОМ гетто Терезина почти никто не знал о происходившем в Освенциме, куда периодически отправляли транспорты. Так же обстояло дело с польскими и советскими евреями. В одном из донесений айнзатцгрупп (оперативные соединения СД и полиции безопасности) от 3 ноября 1941 года отмечалось: -Собранные 30 тыс. евреев вплоть до самой экзекуции… верили в предстоящее переселение-.Конечно, со временем отрывочная информация о том, что происходит в действительности, становилась достоянием все большего числа людей. Но слышать о чем-то и верить услышанному – разные вещи. Евреи, обреченные на смерть в газовых камерах, долго не хотели верить доходившей до них информации. Не верили передачам Би-би-си (их считали антигерманской пропагандой типа рассказов о ЗВЕРСТВАХ ВРАГА, которые распространяли обе воюющие стороны во время первой мировой войны). Не верили предупреждениям друзей-неевреев, рассказам беженцев из других стран. Не верили подчас даже людям, чудом спасшимся из расстрельных рвов или лагерей. В лучшем случае их рассказы считали чудовищными преувеличениями, фантазиями душевно травмированных от пережитого людей. Зачастую их обвиняли в дезинформации и паникерстве.Евреи Германии и Австрии допускали, что немцы способны на любую жестокость по отношению к евреям ВОСТОЧНЫМ – русским и польским, но вряд ли по отношению к -людям своего культурного круга-. Французские, бельгийские, голландские евреи были убеждены, что нацисты ненавидят главным образом собственных, немецких евреев и совсем не обязательно питают такие же чувства к евреям других стран, с которыми до тех пор непосредственно не сталкивались. Польские евреи надеялись, что массовые убийства будут ограничены территорией СССР, где гитлеровцы сводят счеты с ЕВРЕЙСКИМ БОЛЬШЕВИЗМОМ. Когда аналогичные акции начали проводиться в Польше, они предпочитали думать, что речь идет о самоуправных действиях местных комендантов. И даже после того, как почти все МАЛЫЕ гетто были ликвидированы, преобладало мнение, что уничтожить сотни тысяч людей в Варшаве не решатся. В итоге, когда большинство европейских евреев были уже мертвы, надежда, что произошедшее ТАМ, в других местах, здесь, У НАС, не случится, все еще одерживала верх. Отторжение реальности, не укладывающейся в привычную картину мира – особенно если речь идет о фактах, вселяющих ужас и таящих в себе непосредственную угрозу, стремление бежать от нее коренится, видимо, в самой природе человека (Ларошфуко писал: -Человек не может пристально смотреть в лицо ни солнцу, ни смерти-). Это – нормальная защитная реакция психики.Колебания потенциальных жертв между незнанием, знанием и нежеланием верить иллюстрирует следующий случай. Еврейка из Штутгарта обратилась к адвокату (тоже еврею), выполнявшему функции посредника между еврейской общиной и гестапо, с просьбой составить для нее прошение о возвращении из Освенцима ее престарелой матери. Адвокат, будучи, видимо, лучше информирован, ответил: -Ходатайство вы, конечно, можете подать, но мать вашу вы никогда больше не увидите. Освенцим – это лагерь уничтожения-. И все же, когда пару месяцев спустя пришло стандартное уведомление о смерти ее матери -от флегмоны и сепсиса-, дочь сочла указанные причины ВОЗМОЖНЫМИ. -Что такое Освенцим и как погибла наша мать, мы узнали лишь после 1945 года-.Возникает естественный вопрос: что было бы, если бы потенциальные жертвы лучше представляли себе уготованную им судьбу? Любой ответ имеет, конечно, гипотетический характер. Лакёр полагает, что в этом случае бoльшее число людей были бы склонны к сопротивлению, бегству, уходу в подполье. И хотя большинство наверняка погибло бы, но в целом жертв было бы меньше. Важно и другое: еврейское движение Сопротивления могло быть более эффективным, и нацистам был бы нанесен больший ущерб.Что касается международной общественности, реакции которой опасались нацисты, то и она долгое время не принимала информацию, поступавшую из оккупированной Европы. Это относилось, увы, и к правительствам стран антигитлеровской коалиции. Конечно, их позиция объяснялась в первую голову политико-стратегическими соображениями – нежеланием отвлекаться на ВТОРОСТЕПЕННЫЕ для хода и результатов войны вопросы и лить воду на мельницу нацистской пропаганды, утверждавшей, что война ведется союзниками -в интересах евреев- (последнее диктовалось и оглядкой на распространенные в собственных тылах, особенно в Соединенных Штатах Америки, антиеврейские настроения). Но нельзя не учитывать и то, что сообщения о тотальном геноциде не укладывались в привычные для западного человека представления о ведении войны. Информация не соответствовала и распространенному представлению о немцах как народе ЦИВИЛИЗОВАННОМ и КУЛЬТУРНОМ. Поэтому, например, в английских правительственных кругах долгое время не хотели верить поступавшим из Польши (от командования подпольной Армии Крайовой и делегатуры польского эмигрантского правительства в Лондоне) сообщениям об истреблении евреев в газовых камерах. В Министерстве иностранных дел, Министерстве информации, спецслужбах считали информацию ненадежной, преувеличенной, -пропагандой со стороны страдающего народа-. По указанной причине польское эмигрантское правительство с середины 1942 года стало даже занижать данные о числе жертв, поступавшие к нему от представителей подполья.И в американских правительственных кругах (Госдепартаменте, Министерстве обороны и пр.) расценивали сообщения о массовом уничтожении евреев в Европе как ПРЕУВЕЛИЧЕННЫЕ и ПРОДУКТЫ ФАНТАЗИИ. Главный обвинитель от США на Нюрнбергском процессе Р.Х. Джексон в 1946 году признал: -Я был одним из тех, кто в течение этой войны подозрительно и скептически выслушивал большинство рассказов о самых ужасающих зверствах-.Эта реакция вполне совпадала с умонастроением ЧЕЛОВЕКА С УЛИЦЫ. По данным опроса общественного мнения, проведенного в начале 1943 года, более половины американцев не верило, что немцы умышленно умерщвляют евреев. Другой опрос, через полтора с лишним года, показал: большинство американцев считают, что убито не более 100 тыс. человек.О чем говорить, если и после войны многие американцы не хотели верить рассказам вернувшихся из Европы солдат и офицеров о том, что те видели в освобожденных ими немецких лагерях. Так же было и в Англии – сотрудники Министерства иностранных дел, например, не поверили руководителю Комитета британских спецслужб лорду Кавендишу-Бентинку, когда тот, выступая перед ними в конце 1945 года, сообщил, что в нацистских лагерях убиты миллионы людей.Не составляли исключения и еврейские организации и учреждения. Их руководители долгое время отказывались верить информации о происходившем на территориях Польши и Советского Союза даже от собственных представителей. Они считали ее -неоправданно пессимистичной- и вредной, порождающей уныние и отчаяние. Характерный пример: когда в июне 1944 года секретарь сальвадорского консульства в Берне Жорж Мантелло (Георг Мандель) представил собранию швейцарских раввинов показания четырех беглецов из Освенцима и отчет о судьбе депортированных венгерских евреев, документы вызвали не только шок, но и, по крайней мере на первых порах, нежелание верить.Руководство Еврейского агентства для Палестины, в том числе Бен-Гурион и председатель Комитета по спасению евреев Европы Ицхак Гринбаум, тоже сомневалось в правдивости сообщений о массовых убийствах (-какие-то несчастья, вероятно, имели место, но число жертв преувеличено безмерно-). Еврейская пресса в Эрец Исроэл выступала против -распространителей слухов-, упрекая информационные агентства и корреспондентов в том, что те -соревнуются в передаче ужасающих историй и леденящих сердце подробностей-. Даже печатая -тревожные сообщения-, редакторы газет дистанцировались от них. Только после прибытия в ноябре 1942 года группы репатриантов из 78 человек, в том числе 69 жителей Эрец Исроэл, настроение изменилось. Рассказы очевидцев убедили наконец руководство ишува в реальности геноцида, однако и после этого оно сомневалось в возможности убедить в этом американское еврейство.Подчас отказывались верить и немецкие евреи-эмигранты, еле успевшие унести ноги от нацистов и, казалось, не имевшие на их счет никаких иллюзий. Так, например, Ханна Арендт вспоминала: -Мой муж и я, собственно, всегда считали, что эта банда способна на все. Однако в такое (т. е. в тотальный геноцид) мы не верили, в том числе и потому, что это противоречило всем военным надобностям и потребностям… Да, это был шок… как будто перед нами открылась бездна… Тут произошло нечто, к чему мы не были готовы-.И, наконец, о реакции населения рейха. Большинство немцев, как известно, одобрительно или равнодушно отнеслись к вытеснению евреев из немецкого общества, тем более что многие получили за их счет личные выгоды. Безучастно наблюдали они и за депортацией, не интересуясь дальнейшей судьбой этих людей – в годы войны у каждого хватало своих забот, тревог и горестей. Многие полагали, что на Востоке депортированные пребывают в трудовых лагерях – в условиях, конечно, худших, нежели в Германии, но зато, по крайней мере, не страдая от бомбежек.Постепенно, однако, стали просачиваться слухи о массовых расстрелах – их свидетелями, а то и участниками становились многие военнослужащие. Но полное уничтожение, осуществляемое индустриальными методами в специально созданных лагерях, оставалось пока тайной за семью печатями почти для всех, кроме непосредственно в нем задействованных. Причем, что следует подчеркнуть, независимо от взглядов, которых тот или иной немец придерживался. Психолог Михаэль Мюллер-Клаудиус осенью 1942 года в косвенной форме прозондировал отношение 61 старого члена НСДАП к ЕВРЕЙСКОМУ ВОПРОСУ (-что же нам все-таки делать с ним-). Две трети собеседников (42 человека) не пожелали говорить на эту тему, 13 высказались за создание для евреев собственного государства, 3 открыто поддержали право на уничтожение -чуждых рас-, 3, напротив, осудили политику режима. Но – -в осуществление на деле права на расово мотивированное уничтожение, которое уже идет, очевидным образом не верил ни один из опрошенных-.Даже люди антинацистски настроенные отказывались, например, верить в существование газовых камер. Журналистка Урсула фон Кардорф, которая с конца 1942 года заносила в дневник слухи об ИСТРЕБЛЕНИИ евреев, прочитав в декабре 1944 года в одной из швейцарских газет описание этих камер и крематориев, воскликнула: -Этого просто не может быть; столь зверски не могут действовать самые жестокие фанатики-.Во многих случаях немцы не желали верить даже свидетельствам очевидцев. Адольф Диамант из Франкфурта-на-Майне недавно вспомнил в газете Юдише Альгемайне: когда в мае 1945 года, после пребывание в лодзинском гетто и Освенциме, он вернулся в родной Хемниц и обратился за медпомощью в местную больницу, его рассказ о пережитом был встречен там с явным недоверием. Врач осведомился, не был ли он когда-либо засыпан развалинами и не имел ли каких-то иных травм головы. -Я понял, что они считают меня сумасшедшим-.Особенно невыносимо было связывать такую информацию с судьбой родных, друзей, знакомых. Известная антифашистка Рут Андреас-Фридрих занесла в дневник: -Могли ли бы мы жить дальше, если бы осознали, что наша мать или наш брат, наша подруга или возлюбленный далеко от нас в невыносимых страданиях были замучены до смерти?- Люди хотели жить, и не только существовать физически, но жить полной жизнью со всеми ее радостями: смеяться, влюбляться, слушать музыку, писать стихи. А все это было бы невозможно, если не отвлекаться мысленно от того, что происходило вокруг.Если даже порядочные, не лишенные моральных ориентиров немцы временами испытывали желание не видеть и не слышать, гнали от себя мысль о непоправимой вовлеченности своего народа в нечто чудовищное, что уж говорить о тех – а их было гораздо больше – кому это помогало избавиться от чувства ответственности за злодеяния режима, который они активно или пассивно поддерживали.Подводя итоги, повторим: да, представить себе в полном объеме масштабы и способы геноцида было действительно трудно. Ибо он был во всех отношениях явлением неслыханным, беспрецедентным. Известный нидерландский историк Луис де Ионг пишет: -Холокост... превосходил возможности воображения большинства людей… Что… тысячи, миллионы мужчин, женщин, детей, старых и молодых, здоровых и немощных могут быть убиты… индустриально, так сказать, истреблены как вредные насекомые – такое представление выходило за рамки постижимого для человека. Происшедшее было настолько ужасающим, что инстинктивная и вполне естественная реакция большинства людей выражалась словами: Этого не может быть! Патриарх современной немецкой историографии Ганс Моммзен, со своей стороны, добавляет: -Возможно, что -нормальная- реакция на столь неслыханно ужасное… и состоит в вытеснении, в нежелании допустить возможность такого… А профессор Вольфганг Бенц, руководитель берлинского Центра по изучению антисемитизма, считает, что -невероятность сообщений о массовом умерщвлении евреев представляла собой, возможно, даже большее препятствие их распространению, нежели официально предписанное сохранение тайны-. Что касается применявшихся нацистами методов целенаправленной дезинформации, то они, как отмечает Лакёр, сами по себе, без описанных психологических предпосылок, не могли бы привести к такой дезориентации жертв, собственного населения и противника.Нацисты знали и учитывали эту особенность человеческой психики. В одном из докладов, представленных министру по делам оккупированных восточных территорий Розенбергу в 1943 году и сообщавшем об уничтожении 5 тыс. евреев, говорилось: -Представим себе, что случится, если эти события станут известны и будут использованы другой стороной. Скорее всего, распространение информации не имело бы никаких последствий. Люди, услышавшие и прочитавшие про это, просто были бы не готовы во все это поверить-. По свидетельству узников Освенцима, эсэсовские палачи, развлекаясь, бросали своим жертвам: даже если кто-то из вас уцелеет и захочет рассказать об испытанном, никто вам не поверит. Известная фраза чеховского персонажа – этого не может быть, потому что этого не может быть никогда – стала формулой самоуверенного невежества. Со временем, однако, она приобрела и иной оттенок – наивного, чтобы не сказать сильнее, оптимизма. ХХ век – ВЕК-ВОЛКОДАВ – доказал, что все может быть – и всегда. http://www.lechaim.ru/ARHIV/182/mad.htm июнь 2007